«Аня, Чмеля вбили»

В квартирах украинцев Громадське TV все эти три месяца работает круглосуточно: под этот гул кормят детей, занимаются домашними делами, ругаются, засыпают, просыпаются — то есть даже для телевидения это как-то слишком. На Украине есть и другие независимые телеканалы, но люди смотрели Громадське не только из-за информации: это был акт единения, солидарности со страной, что-то иррациональное. В России, впрочем, его тоже смотрели.

«Громадське» в переводе означает «общественное», но я даже не хочу сравнивать его с нашим ОТР. Только замечу, что любая имитация гражданского телевидения обходится в сотни раз дороже, чем оригинал. Для запуска Громадського TV требовалось около 300 тысяч долларов. То есть ни сверхзатрат, не решений правительства, ни многих лет, ни многотысячной команды — ужас, если вдуматься! — достаточно просто желания десятка журналистов.

Появление Громадського TV в 2014 году — это закономерный результат существования независимой журналистики на Украине.

Все эти люди, которые сегодня оказались в студии, — обычные, в общем, журналисты. Все они успели поработать в правительственных и частных, серьезных и развлекательных СМИ; кто-то громко ссорился с начальством, кто-то уходил по-тихому. Все они знакомы и с цензурой — денег и власти, — и с самоцензурой.

Другое дело, что понятия свободы и несвободы СМИ на Украине и у нас — все-таки разные вещи. На Украине даже в худшие времена медиа принадлежали разным политическим и финансовым силам, и конкуренция там более честная. Людей, которые оказались на Громадськом TV, объединяет то, что все они хотели бóльшей свободы. Чтобы было понятно: это не те (условно), кто перешел с Первого канала на «Дождь», — а те, кто уже ушел и с «Дождя», и с «Эха Москвы». То есть это другой уровень требований к жизни, так сказать. Отличие еще и в том, что после очередного разгона «уникальной команды» журналисты на Украине умудряются собираться в коллектив — а не пропасть поодиночке.

Выбор языка для украинского журналиста — важная деталь идентификации. Тут всегда был скользкий момент: вроде бы государственный язык — украинский, а журналисты в быту, между собой общались чаще всего на русском. Это в принципе нормально для Киева, но все-таки в этом было некоторое лицемерие. Нам это сложно понять, но получалось так, что украинский был только «языком работы», средством зарабатывания денег.

Это не те (условно), кто перешел с Первого канала на «Дождь», — а те, кто уже ушел и с «Дождя», и с «Эха Москвы».

Все ведущие Громадського TV говорят на хорошем и, что важно, современном и живом украинском. Видно, что они и в жизни говорят на украинском. Из «западенцев» тут — насколько можно судить по выговору — всего несколько человек; остальные — выходцы из срединных областей Украины и киевляне. Есть еще Мустафа Найем — который тоже говорит по-украински (в Фейсбуке, впрочем, пишет по-русски). Когда он изредка путает слова, главный редактор Громадського Роман Скрыпин его поправляет.

Я предполагаю, что большинство людей, работающих здесь, — переучившиеся билингвы. В какой-то момент они сделали сознательный выбор: решили, что будут жить «на украинском», а не только работать. Этот выбор сродни «не врать, не воровать»: для начала они просто решили быть честными с государственным языком страны. И если условный Тягнибок опять попытается сейчас сделать украинизацию не персональным выбором, а принудительным, тем самым он дискредитирует экзистенциальный выбор таких вот одиночек.

Второй, очень важный, момент Громадського TV: это история о том, что традиция независимой журналистики за 23 года, с 1991-го, ни разу не прерывалась. В российских СМИ принято гордиться какой угодно традицией — царской, советской, — но не демократической. К свободе у нас вообще принято относиться как к заблуждению юности, как к эстетике или «форме». Из свободы у нас можно «вырасти», от свободы можно «устать». На Украине такой усталости нет почему-то, хотя прессе тут жилось временами несладко.

Громадське TV декларирует свою преемственность от «всех независимых медиа Украины» — начиная с газеты «Поступ», «Голосу відродження», «Української правди», «5-го каналу» и ТВі, а также Громадського радио. История последнего печальна: основано в 2002 году, после безуспешных попыток получить лицензию на вещание (при позднем Кучме) распалось. К тому же в 2003-м трагически погиб главный редактор Александр Кривенко. На Громадськом радио зато успели поработать и Скрыпин, и Вахтанг Кипиани, и Данило Яневский — будущая команда Громадського TV.

Из свободы у нас можно «вырасти», от свободы можно «устать». На Украине такой усталости нет почему-то, хотя прессе тут жилось временами несладко.

Я был знаком с Кривенко, легендой украинской журналистики, — он создавал «Поступ», знаменитую львовскую газету, которая выходила с 1989 года и была еще самиздатовской. То есть Громадське TV в глобальном смысле наследует не просто традициям независимых СМИ, но по сути диссидентским. Ну и традициям украинского национализма, само собой, тоже — отделить на Украине одно от другого невозможно.

«Поступ» был знаменит еще и литературной хулиганщиной, любовью к брутализму. Это было сознательной стратегией — чтобы стилистически отмежеваться от журналистики «радяньськой Украины». В 1990-е в «Поступе» радостно печатали то, что сложилось потом в легендарную «Енциклопедію нашого українознавства» и что шокировало даже своих, — избавляя украинское сознание от девственности.

Громадське TV наследует не прием, а как бы концепцию — такого количества мата в репортажах слышать прежде не приходилось, но никому в голову не пришло бы возмущаться или запикивать его. Это ведь жизнь, зачем ее запикивать. Вот корреспондент Громадського TV стоит на обочине, мимо идут солдаты 25-й аэромобильной бригады, которая ехала на поезде из Днепропетровска в Киев, но люди разобрали пути — и военные вынуждены пешком возвращаться на базу. Корреспондент задает им один и тот же вопрос:

— Стрелять в людей будете?

Ничего не отвечают.

— Стрелять в людей будете?

Ответили: «П… всем».

— Стрелять в людей будете?

Отвечают: «П… дадут».

Украинская журналистика началась с нецензурщины как художественного приема — а сегодня трансформировалась в неподцензурную журналистику, такая вот диалектика.

На майдане, когда Юрий Луценко благодарил всех, упомянув даже кухню, и отдельно «5-й канал» (оппозиционный, принадлежащий Петру Порошенко), он ни разу не упомянул Громадське. В этот же момент Громадське в эфире упрекало лидеров оппозиции в том, что панихида на майдане превратилась в предвыборную кампанию. Громадське — это не голос олигархов, и не голос политиков, и даже не голос журналистов — это гул майдана. Громадське работает ретранслятором этого гула — то есть это такое эхо, эхо Украины.

«За кого» Громадське TV, какие политические взгляды выражает? Говорят, что Мустафа Найем — один из основателей Громадського TV — симпатизирует Кличко как самому «незамазанному» из всех политиков. Собственно, из-за этих симпатий Громадське якобы на майдане и не упомянули. По местным меркам они «либеральные националисты» — то есть моральными ориентирами для них служат все-таки не «герои УПА», а нечто более универсальное.

Студия в центре Киева. Рекламы нет вообще, источники финансирования — вроде бы гранты, пожертвования. Обещали обнародовать отчеты. В России в таких случаях обязательно скажут: «С этого и нужно было начинать». Но на самом деле это уже неважно — даже если и выяснится, что им помогал какой-нибудь оппозиционный олигарх. Судя по тому, как, в какой манере тут разговаривают со всеми политиками без исключения, хоть с Тягнибоком, хоть с Кличко, — Громадське TV оторвалось и от власти, и от бизнеса. Ну и, конечно, они именно этого и добивались — чтобы быть как можно дальше от любого влияния.

Спонтанность — ее Фромм считал важнейшим свидетельством в пользу бытия, — собственно, тут и есть основной формат. «Можно это озвучивать в эфире?» — спрашивает Данило Яневский, которого ругают за то, что он читает из Фейсбука все подряд. «Можно», — кричат ему откуда-то. Ведущая в черный день майдана обращается — к кому-то, от кого-то: «Аня, Чмеля вбили» — и переходит к мировым сводкам. Корреспондент приходит в студию, снимает каску, бронежилет, садится.

Эта площадка — как бы перезагрузка всей украинской журналистики. СМИ, возникающее в момент опасности, оказывается более живучим, чем то, которое для бизнеса, рекламы и рейтинга. Когда корреспондент отправляется в ночное (просто идет с камерой по городу и фиксирует), они называют это «стрим» — граница между активизмом и журналистикой размывается. И когда ты думаешь, какова функция этого человека с видеокамерой, вспоминается почему-то фраза из предисловия к ахматовскому «Реквиему»: «А это вы можете описать?» Их работа была — даже не описать, а просто быть, присутствовать при этом. И вот они все три удивительных месяца тут были — во всех смыслах. И я им завидую.

Понравился материал? Помоги сайту!