8 декабря 2014Медиа
186

Горячий «Дождь»

Андрей Архангельский о новом этапе в жизни телеканала, русском мире и священной войне

текст: Андрей Архангельский
Detailed_picture© Дождь

Символично, что с «Дождя» в январе 2014-го патриотическая лексика начала свое триумфальное овеществление, материализацию — достигшую в этом году не сравнимых ни с чем масштабов. Конец года — опять «Дождь», только теперь скучный олдовый слог с вещевого склада прошлой эпохи: «изменились планы, срок аренды истек, от комментариев владельцы отказались». Даже не верится, что когда-то весь этот «бизнес» считался языковой нормой в конфликтах со СМИ.

Раз уж в моде военная терминология, в этом духе и продолжим. В годы войны был такой вечный вопрос: «Почему отошли без приказа?..» — и ответ был примерно один: «Мы-то стояли, но вот сосед слева (справа) отошел, угроза флангам, пришлось отступать...» В «Разных днях войны» у Симонова появляется полковник (послуживший прототипом Серпилина в «Живых и мертвых»), который говорит: «Есть ли соседи справа, слева, нет ли — неважно; мы будем стоять здесь, отходить не будем» — и ответ этот поразил Симонова своей простотой и величием.

Не стану повторять банальность, что если завтра, допустим, появятся претензии к «Снобу», вступиться за него будет некому.

В этом смысле у «Дождя» последние месяцы был такой «сосед справа» — в лице «Сноба». Но вот сосед внезапно отступил, давая объяснения («Мы планировали предоставлять помещение телеканалу некоторое время, пока они не найдут другую студию, но планы изменились» — слова руководителя проекта «Сноб» Николая Ускова цитируют все, и они исчерпывающие, на мой взгляд). «Дождь» теперь в полуокружении, если не в котле. Но в нынешних условиях стоит ли удивляться этому факту?.. Я не берусь тут читать мораль — какое разочарование, что «это делается руками своих же». Как, впрочем, и не стану повторять банальность, что если завтра, допустим, появятся претензии к «Снобу», вступиться за него будет некому.

Возможно, завтра найдется какое-нибудь временное помещение — откуда «Дождь» спустя месяц опять попросят в связи с вновь выяснившимися обстоятельствами; в этом смысле вещать из квартир — не самое плохое решение. Это будет, конечно, уже новый этап российской журналистки — «возвращение на кухни». Не студия, имитирующая, допустим, кухню 1960-х или 2000-х, — а чья-то настоящая кухня, спешно переделанная под студию. Тут масса символизма, круг замкнулся.

Сейчас у «Дождя» наступают самые тревожные, но и интересные времена. То, что отступают рекламодатели, арендодатели, коллеги (в прямом смысле) по цеху, — это привычно и объяснимо; люди, вероятно, неплохие, но на «борьбу» они не подписывались. Гораздо интереснее, на каком участке фронта наступление натыкается на более-менее прочную оборону. Сегодня крайний рубеж — коллективы самих СМИ (как уже было в случае с «Эхом»). Коллектив занимает круговую оборону вместе с редактором; прибавим еще гендиректора, инвестора, слушателей/зрителей (которые теперь заодно) — и получается интересная связка. Можно вспоминать, конечно, как по-разному вели себя люди раньше — но сейчас важно не это, а то, что они решили почему-то «стоять».

Все это наталкивает на одно обобщение в связи уже с общей ситуацией в стране и мире.

Патриотический ажиотаж, переросший в милитаризм, рационально объясним может быть только одним способом. Человек — помимо прочего — взыскует «настоящего»: настоящих чувств, конечных оснований, высших мотивов. Он не может без этого обойтись. Были такие попытки и в течение 23 прошедших лет — найти смысл в потреблении, в духовных практиках, в новой работе, в путешествиях. Но, как мы можем теперь судить, для большинства этот опыт не оказался удачным и ценным. Из этого мы делаем вывод, что ничего «настоящего» с 1991-го по 2014-й у массового человека не появилось. Он оказался не просто не готов к капитализму — он и к мирной-то жизни, как выяснилось, оказался не готов. В мирной жизни требуется длительное усилие и постепенное движение, шаг за шагом, к цели; причем от этого всего еще нужно научиться получать удовольствие — иначе с ума сойдешь. Тут должна была появиться новая философия — мирной жизни, вот этот самый «русский мир», где ключевое слово — «мир». Именно место, где можно жить, сотрудничать, любить — а не умирать. Поскольку никакого «мира» не получилось, предпочли вернуться на «войну» — к тому единственному «настоящему», что всех когда-то объединяло.

Что может быть естественнее, чем борьба журналистов за свою независимость?

И ради этого человек оказался готов даже выдумать войну — причем сразу против всего мира. Он даже готов подверстывать святые слова под новые обстоятельства (и за эту реконструкцию уже заплачено тысячами настоящих жизней). И все потому (условно), что жизнь «не удалась» — в экзистенциальном смысле. Это проблема, как писал Фромм, «некачественного проживания жизни». Проще говоря, у людей не возникло за 23 года ощущения, что ради такой жизни стоит чем-то жертвовать. Люди готовы жертвовать чем-то на войне с выдуманном злом, нежели иметь дело с неказистым, но реальным миром.

«Мириться лучше со знакомым злом, чем бегством к незнакомому стремиться».

Между тем на пятом этаже «Красного Октября» один телеканал уже год находится на осадном положении. И как-то выкручивается «всем миром» (небольшим, но все же). Сопротивляется — сугубо мирными средствами, во имя мирных целей, — чтобы остаться в легитимном поле. Имея в основании давно уже не материальную выгоду (ее-то как раз все меньше). Эта история абсолютно универсальна, она вписана в мировой контекст: что может быть естественнее, чем борьба журналистов за свою независимость?.. И кто скажет, что это не «высокое» и не «настоящее» — притом совершенно мирное действо, в рамках мирной жизни? Пока это «настоящее» ищут в мифических нагромождениях и старых клише, где-то далеко, — оно прямо здесь, на пятом этаже; без балды, без выдумок, без ада и пожеланий смерти кому бы то ни было, даже врагам. И хотя эта борьба также требует усилий, нравственных и физических, — но ее высшим смыслом является даже не борьба с другими, а борьба за себя, за свои права и принципы.

То есть я хочу сказать, что это он и есть — «русский мир»: настоящий, не придуманный, сам собой, не где-то, а тут — на пятом этаже, да хоть бы и на кухне. И он-то как раз, на мой взгляд, состоялся, и это, несмотря на весь ужас положения, можно считать хорошим итогом.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Евгения Волункова: «Привилегии у тех, кто остался в России» Журналистика: ревизия
Евгения Волункова: «Привилегии у тех, кто остался в России»  

Главный редактор «Таких дел» о том, как взбивать сметану в масло, писать о людях вне зависимости от их ошибок, бороться за «глубинного» читателя и работать там, где очень трудно, но необходимо

12 июля 202370030
Тихон Дзядко: «Где бы мы ни находились, мы воспринимаем “Дождь” как российский телеканал»Журналистика: ревизия
Тихон Дзядко: «Где бы мы ни находились, мы воспринимаем “Дождь” как российский телеканал» 

Главный редактор телеканала «Дождь» о том, как делать репортажи из России, не находясь в России, о редакции как общине и о неподчинении императивам

7 июня 202341591