И снова здравствуйте!

Ситуация с эфиром последних трех дней — радио- и в меньшей степени телевизионным — напоминает анекдот 2000-х годов «…и снова здравствуйте!» Анекдот высмеивал когда-то менеджерскую гибкость — теперь эти навыки пригодились и на более тонком уровне.

Государственному телевидению в этом смысле проще: у него на раскачку есть примерно неделя, и о каком-то фундаментальном изменении интонации в отношении «Запада» можно будет судить по итоговым воскресным программам. И вряд ли — в ближайшее воскресенье: если эта перемена и произойдет, то только после визита Олланда в США и затем в Россию, а это случится только 26 ноября.

Лоялистские печатные СМИ вынуждены реагировать уже сейчас, то же касается и радиоэфира.

На самом деле нельзя говорить пока ни о какой фундаментальной оттепели. Однако спорадические проталины тоже производят впечатление: например, появление в лексиконе прогосударственных СМИ слова «союзник» — в отношении Франции.

Сигналом к этим изменениям всегда являются какие-то слова, произнесенные Путиным, — даже одно слово меняет государственный эфир до неузнаваемости. Однако эта система считывания сигналов — тоже вещь опасная. Вечная дилемма: является ли очередное ключевое слово формальной вежливостью — или же реальным сигналом. 14 ноября, наутро после терактов в Париже, Владимиру Путину пришлось дважды объявлять соболезнование Франции (первый раз — через пресс-секретаря, другой раз — лично). Это был в том числе и сигнал для медиа: риторика мгновенно изменилась. Еще утром все сводилось к формуле «сами виноваты», Франции попутно припоминают все грехи — от ХIХ века и вплоть до кощунников из «Шарли Эбдо», но после официального соболезнования (10—11:00) все меняется: теперь в эфире — просто сочувствие Франции, без оговорок.

Официальная версия идеологического разворота звучит так: «Мы будем объединяться с Западом, потому что это сейчас отвечает нашим национальным интересам».

Впрочем, и этот сигнал не имеет четких временных рамок. Например, во время визита Путина в ООН антизападная риторика тоже на время притихла — на один-полтора дня, но потом все вернулось. Как понимать нынешний сигнал в отношении Франции? Как теперь говорить о США? Поскольку этого не знает никто, СМИ вынуждены двигаться вперед на ощупь, интуитивно.

Эфир перешел к сочувствию в субботу утром, после терактов в Париже. Радиостанции изменили сетку вещания и работали в режиме прямой трансляции всю субботу и частично даже в воскресение. Понедельничный эфир ознаменовался новым поворотом. 16 ноября поверхностного прослушивания эфира было достаточно, чтобы заметить перемену: жизнерадостный диджей на «Говорит Москва» рассказывает о том, что мы с Америкой и Западом «можем стать партнерами, теперь уже настоящими» (и вынужден тут же оправдываться перед слушателями — которые встревожены резким поворотом). Вечером на «РСН» Александр Проханов говорит о солидарности с Западом в борьбе с террористами, вспоминает де Голля. Официальная версия идеологического разворота звучит так: «Мы будем объединяться с Западом, потому что это сейчас отвечает нашим национальным интересам» («РСН»).

На «КП» в тот же день — программа «Культурные люди». Подводка: «Совместными усилиями мы пытаемся ответить на вопрос “Почему мы ненавидим американцев”». Звонит слушатель, произносит монолог о том, что американцы нам не враги, что все мутят политики, а народы друг к другу относятся хорошо. ВЦИОМ напоминает, что в 1990-е годы Америку все любили, а потом, после Югославии, отношения стали портиться. Далее в эфире появляются гости из Америки: «Американцы хорошо относились к России даже во времена холодной войны» и «Горбачев был для нас как “Битлз”». Оказывается, все это время работала программа городов-побратимов — между Америкой и Россией. «Я нормально отношусь к американцам», — говорят слушатели в эфире. Любовь спасет мир. Звучит группа, которая поет на английском песню Цоя.

17 ноября также день ключевой — в этот день причиной крушения российского аэробуса над Синаем официально признан теракт. Новость о поиске возможных причастных к теракту идет встык с сообщениями о поиске террористов во Франции — что создает ощущение «единого фронта». Репортаж о поиске террористов в Германии, «Лондон сообщает о нанесении ударов в Ираке», «удары французских и российских ВВС» — все это выглядит уже как коалиционная симфония «всем миром», бомбят все.

В прямом эфире (трансляция «Вестей») Путин во время встречи с военными обращается к командиру ракетного крейсера «Москва»: «В ближайшее время в район ваших действий подойдет французская военно-морская группа во главе с авианосцем. Нужно установить с французами прямой контакт и работать с ними как с союзниками». Последнее слово действует на эфир тектонически: происходит мгновенный переход от «партнеров» к «союзникам». Весь вечер: «Президенты Путин и Олланд обсудили наращивание сотрудничества, в том числе военных и спецслужб». Европейский спецкор: «Теперь мы с Францией союзники — чего еще недавно и представить себе было нельзя». «Существующие разногласия между Россией и Европой не должны мешать». «Вести» в новостях дают в записи и обращение Олланда к французским полицейским. «Договоримся обязательно», — имея в виду Запад, жизнерадостно говорит очередной гость на «Вестях».

«И что, и моцареллу, прости господи, продают?..» — спрашивает ведущая с нервным смешком. Вообще тут болезненное отношение к запрещенной еде; ее обсуждают активно, неравнодушно, с душой.

Консерваторы — «Русская служба новостей» и радио «Комсомольская правда» — запрягают дольше. Точно так же было после перемирия в Донбассе: новости были казенные, соответствующие новому курсу, а интонация ведущих и гостей — с «карателями» и «хунтой» — еще долго не менялась. Но и они вынуждены подчиняться общему курсу. «РСН»: «Изоляция России заканчивается?» 6% слушателей считают, что заканчивается. 94% — что это ненадолго. Да и возможна ли сегодня, «в нашем мире», изоляция, риторически спрашивает ведущий (неожиданно вспоминая про «мир»). Вообще сама по себе фраза «мы живем в мире, и надо считаться с миром», звучащая тут, производит впечатление. «На обывательском уровне никакой изоляции нет, — говорит в эфире слушатель. — Я как покупал, так и покупаю…» «И что, и моцареллу, прости господи, продают?..» — спрашивает ведущая с нервным смешком. Вообще тут болезненное отношение к запрещенной еде; ее обсуждают активно, неравнодушно, с душой. «Да и в Украине найдутся люди, которые нас любят», — примиренчески говорит ведущая. «Стратегия у нас с Западом общая. Раньше стратегии были разные, а теперь одна — создание коалиции», — поясняет политолог. Голосование: «Победим ли мы общими усилиями?» — 11% считают, что будет коалиция, 89% — что ничего не будет. Ведущий высказывает разумную мысль: в условиях международного терроризма спецслужбы России и США вынуждены будут возобновить замороженное сотрудничество.

Есть и забавные риторические табу. На «РСН», например, не могут произнести вслух, что Россия с кем-то объединяется. Используется такая формула: «Россия объединяет страны в борьбе с терроризмом». «Получится ли у нашей страны объединить?..» «Идея большой коалиции витает в воздухе — будет ли Запад менять тактику?..» (Невозможно представить, что это Россия будет что-то «менять»: менять может и должен только «Запад».)

18-го негосударственные лоялистские радиостанции демонстрируют в своем роде оппортунизм: весь день с подозрительной навязчивостью обсуждают одну и ту же тему — «возможность неисполнения решений ЕСПЧ». Голосование на «РСН»: «Возвращать ли смертную казнь для террористов» — 18% против, остальные за.

Вечером опять — обсуждение темы «отмена моратория на смертную казнь для террористов». «Гуманизмом мальчики в молодости занимаются», — пишут слушатели. Основной аргумент экспертов: «мир изменился, нужны жесткие меры». Противостоять терроризму можно только жесткими мерами, и они, конечно же, в первую очередь означают сужение гражданских свобод. Постоянный призыв к ужесточению — неважно чего, чего-нибудь — это рефрен. Депутат, говоря о Европе, употребляет выражение «патологическая толерантность». Европа нам не указ, потому что они «отошли от традиционных ценностей». «Ну, исключат (из Совета Европы), ну и что». Торжествует знаменитый риторический принцип «а чё» (термин Екатерины Шульман). Это своеобразное внутреннее сопротивление «потеплению»: ведущие и гости, по сути, обсуждают возможность юридического обособления от Европы.

«КП» «ушла в себя». Программа «Маркс жив». Подводку в эфире зачитывают утрированным пионерским голосом — ничего, даже дорогого сердцу, нельзя высказать всерьез, обязательно нужно скрасить шуткой: «Программа для тех, кто ненавидит капитализм и эксплуатацию человека человеком». «Россия беременна рынком, но произойдет выкидыш, и придет облегчение в виде социализма», — пишет слушательница из Кимр. Перед этим какие-то подчеркнуто аполитичные новости — в том числе про котов («в Ростове кот будет отвечать на вопросы граждан»).

Одно можно утверждать с очевидностью. Никто уже не тревожится по поводу лояльной аудитории этих медиа: никто не переживает, что резкое изменение риторики может вызвать у аудитории диссонанс — что вот вчера Америка и Запад были врагом, а сегодня — нет. Специфика аудитории такова, что она и сама не очень-то по этому поводу переживает. Как только радио меняет интонацию, слушатели мгновенно перестраиваются сами — как будто ничего и не было. Как это происходит у 80% аудитории — это, конечно, главная загадка. Не само радио (с ним, кажется, все ясно) — а вот этот «слушатель». Вот он и есть подлинная Мона Лиза во всей красе и загадочности.

Понравился материал? Помоги сайту!