«Все это выглядит абсурдом»

Закончившийся вчера III Симфонический форум России — масштабный саммит ведущих оркестров страны — стал дебютом в Екатеринбурге для пермского оркестра MusicAeterna и его лидера Теодора Курентзиса. Из будущего проекта — а он собирается исполнить и записать все симфонии Бетховена — были представлены две симфонии: Седьмая и Пятая. Следуя постоянному правилу — стирать музейную пыль и хрестоматийный глянец, Курентзис представил своего Бетховена запредельно быстрых темпов и невероятной энергетики, в котором нет ни малейших намеков на романтическую рефлексию. А еще одним поводом к разговору послужили недавние события, взволновавшие музыкальную общественность.

— Прежде всего, хочу поздравить тебя с успешным выступлением на сцене филармонии, зал был, что называется, «взят». А вообще насколько для вас, для тебя и оркестра, это было важно?

— Каждый концерт для меня важен, тем более что Екатеринбург — один из самых значительных городов России. Он должен играть ключевую роль в плане «Б» российской культуры. Если он будет с драйвом, креативом, способностью создавать позитивную культурную революцию — это будет очень здорово. Такие культурные революции должны случиться во многих крупнейших городах России, в первую очередь в Екатеринбурге, он самый прогрессивный, но также и в Новосибирске, Казани, Воронеже, Ростове, Нижнем Новгороде.

— Об этом плане «Б» я впервые услышала от тебя года три назад. То есть речь идет о децентрализации, о том, что в России должны появиться региональные центры, в том числе и театры, обладающие собственной уникальностью, не копирующие столицу. Собственно, Пермь всегда к этому стремилась, в последние годы это заметили практически все. Так что происходит сейчас? Что за странные распоряжения властей?

— С одной стороны, я понимаю, что происходит, с другой — не понимаю. Нельзя так не любить свою страну. Когда страна переживает сложные времена, когда западный мир нападает на Россию с определенными обвинениями в тоталитаризме, в отсутствии свобод и т.д. И я на Западе ругаюсь на каждом углу, защищая Россию: вы там не были, и вы не знаете всей правды. А в это самое время происходят подобные вещи, такие чиновничьи указы. И чего они достигают? Подтверждают западную пропаганду, переводят Россию в страны третьего мира? Кто друг России — вот мой вопрос. Друг России защищает ее от внешнего врага, если на нее покушаются, но внутри он оставляет ее свободной, делает все, чтобы хотелось жить и творить в нашей стране. Но пока у меня философский вопрос. Как показать, что мы любим свою страну?

— Для кого-то это, видимо, преобладающее количество процентов в соотношении в репертуаре русской классики и всего остального…

— Лариса, ты музыковед, эксперт, у меня к тебе вопрос: вот если бы Чайковский жил в Перми и получил подобный указ, как бы он почувствовал себя, понимая, что тут не хотят его кумиров — Моцарта и Бетховена? Или бы ему сказали, что неважно, как его музыку воплотят и сыграют, но его имя просто нужно для галочки в «иконостасе национальной идеи»? Для меня музыка Чайковского — приоритет, но только в действительно хороших постановках. Чтобы ставить русскую классику качественно, нужны деньги. Чтобы поставить «Онегина», «Пиковую», «Черевички». А когда есть деньги только на одну постановку в год, о чем может идти речь? Вообще абсурд — нам пишут, что мы должны столько-то русской, западной и современной музыки, а деньги дают только на одну постановку. У нас что, есть выбор? При этом если по-хорошему, то это вообще может быть или опера, или балет. Можно иметь ту или другую точку зрения, но нужно быть профессионалами. Тогда ниже плинтуса не упадешь. Опасно, когда непрофессионалы решают судьбы театров. Все это выглядит абсурдом, и кажется, что надо сделать несколько правильных движений, чтобы все встало на свои места.

— Скажи, в твоем оркестре есть пермяки?

— Есть, трое. Но учились они не в Перми.

— Это понятно, ведь в Перми нет консерватории, и как, кстати, обстоят дела с этой твоей заветной идеей?

— Никак, консерватория местным вузам не нужна, у них и так «все хорошо». Только, к сожалению, я не вижу высококлассных музыкантов — выпускников пермских вузов. Я хотел бы, чтобы и после меня здесь осталось что-то красивое, чтобы была консерватория, чтобы следующее поколение музыкантов театра было пермяками. Чтобы талантливая молодежь оставалась в родном городе. Но есть люди, которые видали все это в гробу.

— Когда ты ехал в Пермь, разве ты не предполагал, что тебе придется встретиться и с косностью, и с рутиной?

— Если говорить о реакции публики в процентном отношении, то 95 процентов — это восторг от того, что мы делаем, и только 5 процентов непонимания. Есть люди, которые ревностно относятся к тому, что они перестали быть в центре событий, и я их могу понять. А ведь ты или соглашаешься с этим, или начинаешь воевать за прежнее…

— А вообще, тебе важно, чтобы тебя любили абсолютно все? Или ты понимаешь, что даже среди профессиональных музыкантов всегда будут те, кто по-разному относится к твоим интерпретациям, например, того же Бетховена? Тебя это ранит или ты хотел бы всех сделать своими союзниками?

— Да. Наверное, я хотел бы, чтоб все были моими союзниками.

— Но ты понимаешь, что при твоей неординарности это в принципе невозможно?

— Я понимаю, что невозможно. Но знаю, что все будут моими союзниками. Просто нужно время. Через много лет так и будет. Многие из тех, кто сегодня пишет письма против меня, если и останутся в истории, то как мои противники. Вот недавно мне звонил Маркус Хинтерхойзер (будущий интендант Зальцбургского фестиваля. — Л.Б.) с предложением ставить в 2017 году в Зальцбурге оперу Моцарта «La clemenza di Tito» с Питером Селларсом. Мы будем первым в истории российским оркестром, делающим постановку Моцарта в Зальцбурге. Туда приглашают венских филармоников и MusicAeterna из Перми. О чем это говорит?

— Поздравляю, сей факт комментариев не требует!

— Но проблема в том, что есть люди, которые не знают, что такое Зальцбургский фестиваль!

— Когда ты приехал в Пермь, мы беседовали, и, я напомню, ты говорил о двух главных задачах: создать большой оркестр и перевести театр на stagione. Насколько они выполнены?

— Оркестр создан, а для стаджионе необходимо больше постановок.

— Да уж, один спектакль в год — это нонсенс, так не живет ни один даже репертуарный театр в России.

— А мы хотели бы четыре балета и четыре оперы в сезон. Плюс ривайвл всего лучшего, что есть в репертуаре: три спектакля Исаакяна и другие…Сохранять все лучшее.

— Кстати, вот об этом давай подробнее. В Перми я нередко слышала такой упрек — прошла премьерная серия спектаклей, но кого-то не было в городе, кто-то не успел и т.д. Люди хотят увидеть нашумевший спектакль, но его нет…

— Если делать высококачественную продукцию, то невозможно делать ривайвл раньше, чем через год. Потому что все исполнители заняты, и потом, ривайвл — это дорого. Лучше, чтобы зрители соскучились по спектаклю, чем если бы он им надоел. В этом сезоне мы запланировали все оперы Моцарта — Да Понте, в декабре будет «Королева индейцев», в феврале будет «Носферату», все, что мы делали, будем повторять.

— А из нового?

— Планируется аутентичный «Князь Игорь», где все будет как в театре XIX века, хотим даже освещение оригинальное (сейчас согласовываем с пожарными). Пышный, статичный спектакль, где музыка на первом плане. Это самый дорогой проект наступившего сезона, и он под угрозой. Потом «Сказки Гофмана» в постановке Катерины Евангелатос, она шикарный режиссер-постбрехтианец, а декорации и костюмы — Гали Солодовниковой. В этом спектакле планируется максимальное участие своих солистов, поэтому его будем играть много раз. Потом проект «Оранго» и «Условно убитый» Шостаковича в постановке Алексея Мирошниченко. На Дягилевском фестивале покажем «Весну священную» Стравинского в постановке Ромео Кастеллуччи. В сентябре 2015-го будем делать «Rheingold» на Руртриеннале c Йоханнесом Сименсом. Представляешь, немцы заказывают Вагнера нам!

А в 2016 году планируем Боба Уилсона с «Травиатой». А еще «Missa solemnis» с Питером Селларсом. Потом копродукция с Экс-ан-Провансом, постановка Кэти Митчелл. Оркестр и хор востребованы, нас приглашают в следующем году на фестиваль в Экс-ан-Прованс… В марте у нас гастроли в Брюсселе, Хельсинки, Афинах и Люцерне. Планируются Лондон, Париж и Вена. Я бы хотел открывать новую сцену, которую нам собираются строить, «Пиковой дамой» в постановке Чернякова… Ну а как мы можем все это планировать, если все может поменяться в один момент? Какие гарантии? Наш авторитет под угрозой. Весь, не только Перми, но и авторитет России.

— Возвращаясь к пермским конфликтам: я пытаюсь понять их природу. А может, вообще надо было вам делать в городе абсолютно новую историю с MusicAeterna, а Пермский оперный оставить, как он есть, в его репертуарном качестве?

— Статистика показывает: с моим приходом посещаемость театра увеличилась на 12 процентов. В театр пришла молодая публика. «Дон Жуан» сейчас будет показан 6 раз, и все продано. Аншлаг. Цифры говорят сами за себя. А на старых, исчерпавших себя спектаклях — полупустой зал. Люди не хотят возвращаться к прежнему.

А вот каким был театр stagione в 1902 году в Перми: 115 спектаклей за сезон. 31 название, из которых четыре оперные премьеры. Соотношение российских и зарубежных авторов — 8 к 12, а по названиям — 13 к 18! Премьеры показывали циклами по 8 спектаклей, ривайвлы — по три-четыре спектакля.

Вообще репертуарный театр — это не российская традиция, а советская. Был один «главный зритель», и он мог ходить ежедневно в Большой театр или МХАТ. И под него сделали разнообразный репертуар в течение недели. А потом это разошлось по большинству советских театров. А до революции и Мариинка, и Александринский театр ставили спектакли блоками.

— Кто из солистов тебя вдохновляет в труппе, есть ли восходящие звезды вслед за Надеждой Кучер?

— Зарина Абаева. Когда она выступает после длительных совместных занятий — кажется, она лучшая в мире, многие иностранные специалисты были в восхищении. Она недавно пела сцену Дездемоны на репетиции так, что я подумал — ах, где Отелло, чтобы сделать оперу целиком… Есть еще Надежда Павлова.

— В Перми снова Надежда Павлова, только на этот раз в опере?

— Ты ее еще не слышала, ты просто влюбишься в нее. Она будет в первом составе «Дон Жуана». Ее привез Платонов, где-то услышал. Она шикарная драматическая актриса, огонь. А вообще есть многие. Две Наташи — Буклага и Кириллова, есть Таня Каминская, Надежда Бабинцева, Лариса Келль. Две молодые девушки из стажерской группы Даша Телятникова и Наташа Лескова, обе меццо-сопрано. Они сольную карьеру совмещают с хором. Как в свое время и Кучер. А среди певцов есть Борис Рудак, Артем Голубев. Очень стабильный Владимир Тайсаев. Прекрасный голос — Александр Погудин.

— Три года ждала, когда ты это заметишь…

— Я заметил давно, просто он своеобразный, у него есть амплуа, он долго учит, он поздно начал. Если бы ему было 20 лет, мы сделали бы ему мировую карьеру. Мои приоритеты — чтобы голос был не просто сильный, а завораживал. Как у Абаевой.

— Этот процесс, я понимаю, тебя увлекает: находить голоса, открывать артистов, делать из них звезд. Но как им существовать в Перми в системе стаджионе, если они не востребованы в новых постановках? Для этого ведь и нужен репертуарный театр?

— У нас все заняты.

— А что с режиссерами в театре? Сейчас вообще никого нет?

— Есть. Татьяна Полуэктова. Она очень талантливая актриса, прекрасно знает все спектакли репертуара. Будем привлекать и других режиссеров. Но очень сложно. Сцена не оборудована современным образом.

— В конце августа пришло известие: ваша запись «Свадьбы Фигаро» удостоена награды ECHO Klassik в категории «Лучшая запись года: опера XVII—XVIII веков», мои искренние поздравления! Как обстоят дела на будущее?

— А вот краевое министерство культуры не поздравило нас. А ведь мы — приоритет компании Sony. Планов много, сейчас выходят «Cosi» и Рамо, после премьеры запишем «Дон Жуана», потом начнем российскую серию. Уже записаны «Весна священная» и «Свадебка», скрипичный концерт Чайковского с Патрицией Копачинской на «жилах», затем его Четвертая, Пятая и Шестая симфонии.

— Чайковский на жильных струнах?

— А что? Хейфец и Губерман играли на жильных струнах. Потом запишем все симфонии Бетховена. Затем «Евгения Онегина» и «Пиковую даму» — нужны новые достойные записи.

— А в Перми появляются эти диски?

— Это не так просто, сейчас нашли дистрибьютора, появятся.

— Возвращаясь к нашей основной теме. Вообще, как должны быть устроены отношения художника с властью в этой стране, чтобы не возникало подобных недоразумений? У тебя в контракте много пунктов или все договоренности только на словах?

— Я считаю, что все может быть на словах… В словах — самое большое достоинство человека. «В начале было Слово…» Если я даю слово, ты знаешь, что я тебя не предам.

— В таком случае — в чем функции всех культурных ведомств? Какая схема здесь должна быть?

— Наверное, должна быть работающая комиссия настоящих экспертов. Нужна стратегия развития культуры края, и не на год, а на пять, десять, двадцать лет.

— Ты веришь в то, что новый театр, новая сцена будут построены, ты будешь там играть, а большие режиссеры — ставить спектакли?

— Да, я верю. Мне обещал это губернатор, Виктор Федорович Басаргин. Он дал слово. Я уверен — он человек слова. У меня очень хорошие отношения с Виктором Федоровичем. Я ему доверяю.

Понравился материал? Помоги сайту!