«“Электро Москва” — самый русский фильм на Земле!»

Документальный фильм «Электро Москва», снятый Еленой Тихоновой и Домиником Шпритцендорфером, прекрасно принимают за рубежом — его показали уже на 25 фестивалях. Модный журнал Dazed & Confused посчитал его одним из лучших фильмов о противостоянии советской системе. Еще бы! Иностранцам удивительно узнать, что Советский Союз — это родина не только автомата Калашникова, но и первых электронных музыкальных инструментов. К тому же некоторые из них производили на тех же заводах, что и АК-47. Перед московской премьерой фильма, которая должна состояться 7 декабря в рамках RBMA Synth Lab, Елена Тихонова, дочь научных работников из засекреченного обнинского НИИ, рассказала, как она взялась распутывать этот «клубок с кабелями».

Трейлер «Электро Москвы»

— Когда и как случился ваш первый контакт с темой советского синтезаторостроения и электронной музыки? Почему вы вообще решили снимать об этом документальный фильм?

— Мой осознанный первый контакт с советской электронной музыкой произошел в начале 90-х. Тогда мне в руки попала кассета с группами «Ночной проспект» и «Центр». Их музыка меня очень увлекла. Она звучала особенно и находилась в параллельном мире относительно нашей (пост)советской эстрады. В таком же параллельном мире находилась и я. Тогда мои интересы лежали в основном в сфере западной электроники: Kraftwerk, Depeche Mode, Cocteau Twins, The Cure, The Sugarcubes, Can и пр. были моими кумирами. Неожиданно для себя я осознала, что и у нас есть что послушать. Очень любила тогда эту кассету.

Что касается синтезаторостроения, с этой темой мы с Домиником столкнулись уже непосредственно во время работы над фильмом. Импульсом послужило увлечение советскими синтезаторами нашего знакомого, музыканта Ричардаса Норвилы aka Benzo. Он один из героев фильма. Ричардас записывал свой альбом «The Tapes», используя исключительно звуки советских аналоговых синтезаторов. У него к советским синтезаторам особый подход. Benzo относится к ним как к пациентам (по профессии он психотерапевт).

Мы пытались передать уникальную атмосферу творческого потенциала русских, который мог возникнуть только на фоне жуткого дефицита в СССР.

От этих инструментов бессмысленно что-то ждать. Если один раз, поставив тумблеры в определенное положение, получаешь красивый и интересный звук, то это совсем не значит, что в другой раз при таком же раскладе тумблеров и клавиш он будет такой же. Звук может быть совсем другим! Эти инструменты непредсказуемы, потому что они были собраны из бракованных деталей, из тех, что жалко было просто выкинуть, на базе военно-промышленного комплекса. Степень погрешности деталей была очень высока. Поэтому и музицировать на них довольно сложно в классическом понимании этого слова.

Нам с Домиником все это показалось безумно интересным, и мы стали распутывать этот «клубок с кабелями». Так мы очутились на Урале, в Екатеринбурге, и познакомились с Владимиром Кузьминым — главным конструктором «Поливокса» и многих других инструментов. Затем мы вышли на Андрея Смирнова, руководителя «Термен-центра». От Андрея мы узнали о пионерах электронной музыки, таких, как Лев Термен и Евгений Мурзин, об уникальных электромузыкальных инструментах. Чем больше мы углублялись в эту тему, тем четче мы стали осознавать, что советские инструменты и электронная музыка рассказывают историю намного более глобальную, чем просто музыкальная. История советской электронной музыки показалась нам сильной аллегорией, раскрывающей специфику жизни простого советского человека, жизни в России как она есть, где люди живут и творят не благодаря, а вопреки системе.

— Кстати, как вы познакомились с Домиником и почему решили работать вдвоем?

— С Домиником Шпритцендорфером я познакомилась в 1997-м, мы учились вместе во ВГИКе. Поженились, переехали в Австрию в 2000-м. С тех пор мы живем и работаем вместе. Это удобно, потому что у нас творческий процесс не ограничивается рабочей сменой. Мы всегда можем обсудить и развить идею, которая пришла одному из нас в голову. На съемках мы понимаем друг друга, даже иногда не используя слова. Это здорово, когда в профессиональном плане можно положиться на близкого тебе человека и быть уверенным в максимально хорошем результате.

— В 2002-м вы сняли фильм «Добрый вечер, Конструктор» — уже живя в Вене? Я мало нашел информации об этом фильме — он как-то связан с «Электро Москвой»?

— Короткометражка «Добрый вечер, Конструктор» (24 мин.) была задумана как чистый эксперимент. Я училась на операторском факультете. Фильм был моей первой вгиковской курсовой работой — так сказать, боевое крещение. Я сняла его как автор идеи и режиссер (совместно с Натальей Митрошиной) и как оператор. У меня была тетрадка, где я собирала все запреты в кино. Например, нам говорили на лекциях, как нельзя монтировать, как нельзя строить драматургическую линию, нельзя совмещать форматы и т.п. Все эти вещи были аккуратно записаны в этой тетрадке. И как следствие, основной драматургической и аудиовизуальной концепцией фильма стало совмещение и нарушение всех известных мне запретов классического кинематографа.

В музыкальном отношении фильм интересен тем, что весь саундтрек построен на тонально подобранных шумах и шумомузыке. Всеволод Греченев, звукорежиссер «Добрый вечер, Конструктор», заслуженно получил за аудиовизуальное решение этой работы диплом кинофестиваля «Святая Анна». А вообще-то «Добрый вечер, Конструктор» — это не фильм, это триптих, своего рода видеоарт, снятый на пленку. Я его больше в музейном формате представляю, чем на экране. Начала я его снимать в 1998-м, еще в России, а вот монтировать приезжала уже из Австрии.

С «Электро Москвой» этот фильм никак не связан.

— Сколько вы делали «Электро Москву»? Что доставило наибольшее количество хлопот? Какими моментами этого фильма вы наиболее гордитесь? Что из того, что вы хотели, по тем или иным причинам не удалось сделать и о чем вы сожалеете? Чем пришлось пожертвовать ради динамики, но тоже очень жаль?

— Над «Электро Москвой» мы работали восемь лет. Наиболее сложным этапом для нас были продюсирование и добыча денег на проект. У нас сменилось несколько продюсеров, пока мы не приняли решение — продюсировать фильм сами. Это называется indie doc — независимое авторское документальное кино. Обязанности главного продюсера взял на себя Доминик. В принципе, если смотреть на весь процесс создания фильма, то 75 процентов времени у нас заняла всевозможная бюрократия и только 25 процентов — творчество. Конечно, хотелось бы наоборот. Это участь многих дебютантов. Мы делали фильм с низким бюджетом, на грант Министерства культуры Австрии (BMUKK) и Нижней Австрии. Все эти годы жюри верило в проект и в нас, за что им огромное спасибо. Благодаря этой поддержке нам удалось сделать именно так, как мы считали правильным, и мы этим очень гордимся.

А не получилось у нас снять постановочный эпизод, в основу которого должен был лечь рассказ Платонова «Родина электричества». Эпизод предполагалось провести через ткань всего фильма. Так как у Платонова действие происходит в 20-е годы, съемки планировались костюмные. Но в связи с нашим ограниченным бюджетом мы не смогли себе это позволить. Так родились электросказки, рассказанные и написанные Андреем Андриановым (тот, что делал «Ежи и Петруччо»). Нам кажется, сказки очень обогатили фильм. Также невероятно жалко не вошедшего в фильм интервью с Артемием Троицким.

За годы мы сняли большое количество материала, могло бы хватить на несколько серий. Когда делаешь кинофильм, всегда необходимо чем-то жертвовать, как говорится, метр в корзину улучшает картину. Мы изначально не хотели делать фильм больше 80 мин., получилось в итоге 86 мин. Плохо это или хорошо — решать не нам. Но мы сделали так, как хотели. Многие материалы, не вошедшие в фильм, выйдут потом на DVD.

— Чья личная история из героев этого фильма вам, по-человечески или по-режиссерски, показалась наиболее интересной?

— Нас очень потрясла трагическая история жизни Льва Термена, русского Эдисона. О нем снят прекрасный фильм «Theremin: An Electronic Odyssey». Волею судьбы наш друг, Сергей Зезюльков, снял последнее, предсмертное интервью с Львом Сергеевичем. Интервью не было опубликовано. Оно послужило прологом и эпилогом «Электро Москвы».

— В фильме показаны не только герои официальной истории советского синтезаторостроения, но и неофициальной — «народные умельцы». Как искали их?

— Мы узнали о художнике Владимире Архипове — собирателе «самодельных» предметов oт нашей подруги, современной художницы Иры Кориной. И у нас возникла идея — провести эту линию через фильм. Мы связались с Владимиром, и он помог нам снять этих людей. Нами было отснято несколько «Кулибиных», но в фильм вошел только один — Василий Архипов (отец Владимира). Остальные будут в дополнительных материалах, на диске.

— Судя по подаче, фильм снят для западной аудитории. Если бы вы его делали для России, как бы вы изменили взгляд на тему?

— Мы уверены, что этот фильм работает одинаково хорошо и на Западе, и в России. Более того, тестовые просмотры показали, что русские воспринимают фильм намного ярче и смеются чаще и громче. Доминик — стопроцентно западный человек, я из Обнинска — города «мирного атома». Может быть, поэтому взгляд на Россию одновременно такой западный и такой русский?

Мы пытались передать уникальную атмосферу творческого потенциала русских, который мог возникнуть только на фоне жуткого дефицита в СССР. В немецкоговорящем мире даже есть идиома «auf russisch machen» — «сделать по-русски». Она употребляется тогда, когда нужно срочно что-то изобрести или починить подручными средствами, любыми способами быстро решить возникшую проблему. С творческой жилкой, как говорят у нас. Мы решили, что это одна из составляющих того, что делает нас, русских, такими, какие мы есть. «Это самый русский фильм на Земле!» — говорит на чистом русском Доминик.

11 декабря фильм «Электро Москва» выходит в кинопрокат в Центре документального кино. После этого его можно будет увидеть в кинотеатрах Москвы, Санкт-Петербургa, Красноярскa, Ярославля и других городов.

Понравился материал? Помоги сайту!