21 ноября 2018Современная музыка
269

Марк Рибо: «Я не хочу быть Фуртвенглером нового тысячелетия»

Американский гитарист, записывавшийся с Томом Уэйтсом и Леонидом Федоровым, — о Дональде Трампе и политике в музыке

текст: Лев Ганкин
Detailed_picture© Joseph Branston / Future

В Россию с гастролью приезжает Ceramic Dog — громкое, непричесанное авант-рок-трио под управлением гитариста Марка Рибо, видного участника нью-йоркской даунтаун-сцены, постоянного соратника Джона Зорна и Тома Уэйтса, а также востребованного сессионного музыканта, сотрудничавшего в том числе и с суперзвездами уровня Элтона Джона и Роберта Планта (а еще — с Леонидом Федоровым и «АукцЫоном»). В преддверии концертов Ceramic Dog Рибо специально для COLTA.RU ответил на вопросы Льва Ганкина — о музыке, политике и жизни.

— В 2018 году у вас вышли сразу две пластинки: одна с группой Ceramic Dog, другая — «Songs of Resistance» с «песнями протеста». Музыкально они очень разные, но обе довольно отчетливо политизированы по содержанию.

— В целом музыка совершенно не обязана быть политизированной, да и я бы с огромным удовольствием просто фигачил рок. Но иногда невозможно просто фигачить рок — есть всякие отвлекающие моменты, которые невозможно игнорировать. И приходится сначала с ними разобраться — назвать вещи своими именами — и уже потом фигачить рок со спокойной совестью. По крайней мере, у меня так. С другой стороны, помню, [джазовый пианист] Энтони Коулмен не раз говорил, что находит странным, когда люди возмущаются политической обстановкой, но при этом не протестуют против тактовой черты и тональной системы! Так что на этот счет могут быть разные мнения. Но я не буду долго выбирать слова и скажу прямо: Дональд Трамп — потенциальный фашист, и ему необходимо противостоять на всех фронтах. Мне кажется важным это высказать, а уж потом фигачить рок.

— А другие музыканты Ceramic Dog разделяют вашу точку зрения? И вообще насколько это для вас важно — вы бы могли играть в ансамбле с кем-то, кто голосует за Трампа?

— Ой, у меня так много разных составов. И если я играю, например, в оркестре из тридцати человек, то, конечно, не буду с каждым из них проводить тест на лояльность. Но, на самом деле, я полагаю, что немногие поклонники Трампа сами согласятся со мной сотрудничать, если учесть, какую музыку (и какие тексты!) я пишу.

— Но наверняка вы встречались и с мнением, что, дескать, политики приходят и уходят, а искусство вечно. И когда оно политизируется, то это, прежде всего, самому искусству и наносит ущерб.

— Да-да, само собой. Но вы знаете, вот во время Второй мировой войны был такой знаменитый дирижер — Фуртвенглер. И он как раз считал, что «искусство превыше всего» — прямо как в «Английском пациенте» (автора книги, писателя Майкла Ондатже, обвиняли в том, что он представил историю реального персонажа, венгерского исследователя Ласло Алмаши, в недостоверном виде; тот оправдывался, что писатель имеет на это право. — Л.Г.). Видимо, Фуртвенглер был неплохим человеком и даже пытался помогать евреям по мере сил. Но в конечном итоге мне не кажется, что в то время и в том месте искусство было превыше всего, понимаете? И я не хочу быть Фуртвенглером нового тысячелетия, даже даунтаун-Фуртвенглером!

Дональд Трамп — потенциальный фашист, и ему необходимо противостоять на всех фронтах.

— Но с Фуртвенглером все-таки ситуация посложнее — не только в силу исторических обстоятельств, но и в силу непосредственно его профессии, разве нет? Он дирижировал классическими сочинениями, а вы пишете собственную музыку, причем работаете в вокально-инструментальных формах. И, таким образом, имеете возможность прямо заявить о своей позиции в песнях.

— Да ну, это просто вопрос контекста — между джазом, классикой и роком тут нет большой разницы. Классические произведения задумывались и воспринимались слушателями как политические высказывания со времен Бетховена, если не раньше. Я сейчас собираюсь на гастроли в Корею, где буду играть как раз с инструментальным составом — и это все равно будет отражением в том числе и моих политических взглядов.

— Кстати, о составах: вы всемирно известны как гитарист и у многих по-прежнему ассоциируетесь именно с инструментальной музыкой. Но в Москву вы приедете с группой Ceramic Dog и, стало быть, будете петь!

— Я — ужасный вокалист. Пою только в чрезвычайных ситуациях — но да, это будет одна из таких чрезвычайных ситуаций.

— Помните, когда впервые что-то спели на записи?

— Хм. Наверное, это было на диске «Rootless Cosmopolitans» (1990), но я тогда старался найти баланс между пением и такой более разговорной манерой… Немцы называют это sprechgesang, дословно «разговорное пение». А с одной из наших последних записей как Ceramic Dog вышло смешно — я помню одну рецензию, где автор написал: «Держитесь подальше от человека, который убедил Марка Рибо, что тот может петь». Но, мне кажется, он просто не врубился! Потому что другие порой находят в моем пении свой шарм. Впрочем, для пластинки «Songs of Resistance. 1942—2018» я все же, подумав, пригласил друзей помочь мне с вокалом — таких, как Стив Эрл, Мишель Ндеджоселло, Том Уэйтс, Фэй Виктор, Доменика Фоссати. Это не значит, что я там вообще не пою, — нет, все-таки открываю рот иногда. Но основные партии исполняют действительно классные вокалисты.

Трио Ceramic DogТрио Ceramic Dog© Ebru Yildiz

— Честно признаюсь, есть вещь, о которой я узнал, только готовясь к этому интервью. Вы, оказывается, левша — но на гитаре играете правой рукой. Почему? И влияет ли это как-то на вашу манеру?

— Да, несомненно, влияет. Если вы возьмете шариковую ручку и попробуете что-нибудь написать не той рукой, которой вы привыкли писать, то ваш почерк окажется немного похож на мой творческий почерк! Но если серьезно, я довольно быстро понял, что не буду, например, виртуозом суперскоростной игры. И то, что я играл на гитаре «не родной» рукой, прежде всего, позволило мне выбрать правильные ориентиры — учиться у гитаристов, игравших экономно: таких, как Чак Берри, Би Би Кинг, Айк Тернер. Если брать рок-музыку, то моим любимцем всегда был Кит Ричардс.

— Ваша дискография предельно разнообразна: тут и джаз, и рок, и академическая музыка, и свободная импровизация, не говоря о сессионной работе со многими музыкантами из мира мейнстрима. Для вас это все — этапы одного пути или масса почти никак не связанных друг с другом экспериментов?

— Нет, это один путь, и, мне кажется, на нем ничто не проходит зря. Не знаю, я просто всегда был страшно любопытен, всегда хотел чему-то учиться, а лучшим способом чему-то учиться для меня всегда оставалась практика. Скажем, я впервые заинтересовался Альбертом Эйлером еще в начале или середине 1980-х, когда играл с группой Lounge Lizards, — но реально узнал его, только когда сам записал «Spiritual Unity» [в 2005-м]. Все, что я когда-либо слушал, в каком-то виде сохраняется в моей работе — правда, с рок-группой ситуация немного особая, поскольку в ней все в очень большой степени зависит от ритм-секции, а не от того, что я делаю как солист. И бэкграунд других музыкантов имеет не менее важное значение.

Леонид [Федоров] прекрасен, настоящий панк. А на гитаре играет — словно ножом.

— Энергетика Ceramic Dog порой сродни панковской, и в облаке тегов, которыми описывается звучание группы, явно будет фигурировать в том числе и панк-рок. Может ли панк-рок в исполнении профессиональных музыкантов среднего возраста быть аутентичным? Все-таки исторически это музыка юных оболтусов, правда же?

— Ха! Да, в каком-то смысле после того, как тебе исполнилось 25 лет, тебе уже не пристало фигачить рок. Но что делать, если тебе все равно хочется? И потом, у меня есть кое-какие висты в панк-роке: например, я — представитель последнего поколения, не учившегося в музыкальных школах. Я некоторое время брал уроки классической гитары, потому что учитель был другом семьи, — но в остальном весь мой опыт восходит к игре в гаражных группах, на вечеринках у друзей, в актовых залах школ и так далее. И наше обучение ограничивалось прослушиванием пластинок и джемами друг с дружкой. А самым главным уроком стала игра с «Братцем» Джеком Макдаффом (американский джазовый органист. — Ред.) для преимущественно черной аудитории [в 1979 году]. Вот моя консерватория! А к реальным консерваториям я не имею никакого отношения.

— Тем более что там, как правило, не учат импровизации…

— Ну нет, это, кстати, уже давно не так. Есть куча джазовых школ, в которых этому учат, и даже в академических училищах появились соответствующие курсы. Кое-где, например, изучают Фреда Фрита и Дерека Бейли — в курсе нефункциональной гармонии. Сейчас много хороших преподавателей — во многом из-за того, что в музыкальном бизнесе все черт-те как. Поэтому многие ушли в преподавание.

— Одним из самых неожиданных ваших опытов стала запись альбомов Леонида Федорова и «АукцЫона»…

— О да! Я обожаю «АукцЫон». Леонид прекрасен, настоящий панк. А на гитаре играет — словно ножом. Мы с Джоном Медески много с ними выступали, было очень классно.

— А сейчас вы на связи?

— Они иногда присылают мне весточку, когда играют в Нью-Йорке. В целом, боюсь, и я, и Леонид слишком заняты своими проектами, чтобы часто пересекаться. Но, повторюсь, это был замечательный опыт, с удовольствием его вспоминаю.

— В целом что для вас сессионные записи? Способ подзаработать — или нечто большее?

— Мне иногда кажется, что свои самые лучшие партии я сыграл именно в студии, как сайдмен. И мне очень повезло сотрудничать с массой музыкантов, которые уважали то, что я делаю, и предоставляли мне определенную свободу. Студийная работа — это совсем другой опыт, нежели концерты. И хотя не все это осознают, но я бы даже сказал, что это особый вид искусства. Правда, в последние 15 лет это искусство пришло в упадок — после Napster и прочего бюджеты схлопнулись, и музыканты больше не могут себе позволить бронировать студийное время просто на то, чтобы экспериментировать, пробовать разные новые вещи. Да, конечно, что-то можно делать и в домашних условиях, но, увы, не всей группой. У меня есть домашняя студия, но соседи убьют меня, если я приглашу Чеса Смита немножко побарабанить!

— Как чувствует себя независимый музыкант в постнапстеровскую эпоху? Я читал в одном из ваших интервью, что вы против бесплатного распространения музыки, — но при этом перед сегодняшним разговором благополучно послушал альбом «YRU Still Here Ceramic Dog на вашей же собственной страничке на сервисе Bandcamp

Bandcamp — это компромисс, на который я и многие другие музыканты вынуждены были пойти, чтобы их труд хотя бы в теории мог оплачиваться. Понимаете, какое дело: я довольно часто бесплатно выкладывал в интернет собственную музыку, и я совсем не против этого. Но вопрос очень простой: это мой осознанный выбор или это выбор кого-то другого? В нынешней ситуации ответ очевиден. Если вы поищете в Google мою пластинку, вы найдете ее в массе других мест помимо Bandcamp — а ведь я не давал им права ее публиковать. Разумеется, я не имею в виду, что все должны непременно покупать только компакт-диски на сайтах рекорд-лейблов. Проблему не решить апелляциями к слушательской совести — покуда музыка доступна бесплатно, люди будут бесплатно ее слушать. Но законы должны быть изменены таким образом, чтобы крупные онлайн-корпорации, получающие доход от деятельности, нарушающей чужие права, несли за это ответственность.

— Кого вы имеете в виду? YouTube?

— Да, YouTube или Facebook. Когда формулировались действующие ныне законы, этих компаний еще не было или они были небольшими стартапами. Но сейчас они давно уже не стартапы — у Google, которому принадлежит YouTube, оборот 575 миллиардов долларов! И часть этой суммы получена от размещения рекламы в материалах, которые созданы людьми, не желающими видеть их опубликованными на этих ресурсах. Если бы я знал, что ничто не попадет в интернет без моего ведома, то с радостью бы сам выложил туда множество своих старых работ или, предположим, короткий сэмпл нового альбома. Но при этом я подождал бы хотя бы полгода, прежде чем выкладывать сам новый альбом, поскольку таким образом я могу постараться заработать на нем деньги, которые потом вложу в следующую запись. Сейчас же получается, что нас кормят только гастроли — и именно из этих доходов мы вынуждены финансировать новые пластинки.

Мы должны относиться к себе уж, по крайней мере, не хуже, чем к коровам на ферме!

— Но, по крайней мере, вам это удается.

— Да, удается, потому что, к счастью, я нормально зарабатываю всякой-разной музыкальной деятельностью. Но это не значит, что мне нравится сложившееся положение вещей. И потом — что делать с молодыми музыкантами? Перед тем как ехать в тур, им нужно иметь хоть какую-то запись, но, чтобы ее сделать, нужно ехать в тур, причем, как вы понимаете, первые два-три тура в любом случае вряд ли полностью окупятся. Получается патовая ситуация. Получается, что мы даем новому поколению музыкантов очень простой сигнал: вы можете быть в игре, если у вас есть стартовый капитал в 20 или 30 тысяч долларов. В противном случае — извините, ничего не выйдет. Или вам придется записываться дома в Pro Tools — я не говорю, что это плохо, масса прекрасной музыки записана именно так, но это не должно быть единственной возможностью.

— Нужен выбор.

— Именно! У музыкантов должен быть выбор — причем это касается в том числе тех, у кого нет богатых родителей, кто не унаследовал большое состояние, кто не работает с утра до вечера биржевым брокером или продавцом недвижимости. Если у всех, включая талантливых ребят из рабочего класса, есть возможность сочинять и записывать музыку, то и сама музыка становится лучше и разнообразнее! Не говоря уж о том, что это просто справедливо. Я полгода работал над последним альбомом Ceramic Dog. Представьте себе фермера — даже если он живет полностью натуральным хозяйством, ему все равно не избежать трат: на то, чтобы кормить животных, на то, чтобы построить на своем участке коровник, и так далее. То же самое и здесь: даже если предположить, что мы в Ceramic Dog — нестяжатели и рубимся за идею, все равно нам как минимум нужно покупать еду. Мы должны относиться к себе уж, по крайней мере, не хуже, чем к коровам на ферме!

— Возвращаясь к предстоящим российским концертам: они будут полностью посвящены альбому «YRU Still Here или вы сыграете и что-нибудь из ранних записей Ceramic Dog?

— Из раннего обязательно что-нибудь сыграем — но вообще предсказать, что там прозвучит, почти невозможно. На каких-то концертах у нас больше импровизации и неожиданностей, на каких-то меньше, но этот элемент всегда есть. В любой момент может произойти все что угодно!

— От чего это зависит? От специфики зала, от атмосферы выступления, от публики?

— От всего, что вы перечислили, — и еще от того, что я съел на завтрак и сколько выпил накануне за ужином!

Выступления Марка Рибо и Ceramic Dog:
28 ноября — Санкт-Петербург, клуб «Опера»
29 ноября — Москва, Центральный дом художника

ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ НА КАНАЛ COLTA.RU В ЯНДЕКС.ДЗЕН, ЧТОБЫ НИЧЕГО НЕ ПРОПУСТИТЬ


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Смерть КапитанаСовременная музыка
Смерть Капитана 

Полная авторская версия финальной главы из книги Александра Кушнира «Сергей Курехин. Безумная механика русского рока». Публикуется впервые

9 июля 20211047