Хей-хоп, арт-поп

В марте издательство Ad Marginem публикует книгу Майка Робертса «Как художники придумали поп-музыку, а поп-музыка стала искусством». Вы могли видеть Робертса в клипах лаунж-группы The Mike Flowers Pops, штурмовавшей британские чарты в 90-е, но вообще-то он — серьезный аналитик поп-культуры, у которого есть художественное образование и музыкальный бэкграунд. В своей книге он рассматривает взаимные влияния между искусством и англоязычной поп-культурой — от 1950-х и до рубежа нового века, от дада до Леди Гаги. Мы публикуем финальную главу из его книги, где речь идет о том, как в наше время поп-музыканты примеряют на себя мантии больших художников.

Последние распоряжения

Поп не смог бы существовать без фанатичного отрицания прошлого и столь же фанатичного поклонения настоящему. Он раскололся бы надвое: в лучших своих проявлениях стал бы бедным родственником традиционной культуры, а в худших — современным ответвлением популярной культуры. Возможно, в конце концов именно так и произойдет.

Джордж Мелли

Посвященные могут считать саунд-арт вездесущим трендом, однако для большинства он остается авангардной диковинкой. То же самое относится и к возведению в статус высокого искусства музыки Бейонсе, Бьорк, Боуи (и/или их самих), которое совершают академические специалисты и прочие интеллектуалы. До недавних пор заявление поп-звезды о том, что она (или он) является произведением искусства, считалось проявлением дурного тона. Конечно, всегда существовали окольные пути: можно было прикрываться явной иронией, ложной скромностью или ограничиваться многозначительными намеками, давая возможность окружающим самим распознать в тебе истинного творца.

Сегодня поп-музыканты и их менеджеры стали действовать более прямолинейно: они идут на контакт (часто по собственной инициативе) и сотрудничают с любыми художественными институциями, которые могут организовать историческую ретроспективу с акцентом на визуальную сторону их творчества. Первой и здесь была «великолепная четверка». Выставка «Искусство The Beatles» состоялась в ливерпульской галерее Уокера еще в 1984 году. А ко второму десятилетию XXI века смотры «искусства поп-музыки» пошли чередой: из тех, что имели место в Лондоне, вспомним хотя бы такие, как «Сид Барретт: искусство и словесность» («Syd Barrett: Art and Letters», галерея Idea Generation, 2011 г.) — детальное исследование раннего междисциплинарного творчества Pink Floyd — и «Blur 21» («Blur 21: The Exhibition», арт-центр Londonewcastle Project Space, 2012 г.).

Пиком этого бума выставок, посвященных поп-иконам, стала — по крайней мере, в плане посещаемости — многогранная, высокотехнологичная и «обязательная к посещению» экспозиция-блокбастер «Дэвид Боуи — это…» (2013) в лондонском Музее Виктории и Альберта. Неплохо подготовиться к ней позволял показанный накануне в Tate Liverpool «Глэм! Представление стиля» («Glam! The Performance of Style»). В следующем году тенденцию продолжили «Миксы: поп-музыка в современном искусстве» («Mixtapes: Popular Music in Contemporary Art») в галерее Льюиса Глюксмана (под эгидой Британского совета). Тогда же Музей современного искусства (MoMA) в Нью-Йорке представил очередной этап своего арт-поп-проекта — выставку «Музыка становится современной» («Making Music Modern»).

Однако весной 2015 года поднялась волна критики. Ее главным объектом стала выставка «Бьорк» в том же MoMA, навлекшая на себя град насмешек. Не подлежит сомнению, что Бьорк блестяще проявила себя в качестве эксцентрично-эзотеричного независимого экспериментатора и наладила тесные связи с передовыми визуальными художниками и режиссерами, такими, как Крис Каннингем и Мэтью Барни (ее бывший партнер). И все же попытка представить саму певицу в качестве произведения искусства (в противовес образу музыканта, смело вторгающегося в область визуальных практик) казалась надуманным кураторским ходом. К тому же выставка открылась сразу после передвижной версии «Дэвид Боуи — это…» в чикагском Музее современного искусства, которая исчерпала и свою тему, и энергию освещавших ее массмедиа, и силы публики. Складывалось впечатление, что MoMA тужился изо всех сил в нелепой попытке угнаться за модой. В итоге показалось, что мыльный пузырь лопнул и мир искусства потерял доверие к такого рода проектам, но череда летних блокбастеров на тему поп-музыки не прекратилась: в апреле 2016 года в лондонской галерее Саатчи открылась экспозиция «Напоказ: The Rolling Stones» («Exhibitionism: The Rolling Stones»), а еще через год — «Pink Floyd: их бренные останки» («Pink Floyd: Their Mortal Remains») в Музее Виктории и Альберта.

Трейлер фильма «Drawing Restraint 9» — совместной работы Мэтью Барни и Бьорк

В 1986 году «банальное наблюдение», согласно которому искусство и изучающие его студенты сделали поп-музыку такой, какая она есть, побудило Фрита и Хорна написать книгу «Из искусства в поп». Теперь оно стало ходячим клише, отразившимся, среди прочего, в названии одного альбома, вышедшего в конце 2013 года. Этот альбом завершил первый этап карьеры певицы, которую до той поры превозносили за поразительные стилистические новшества. Кое-кто даже считал, что она может даровать спасение всей поп-музыке постисторической эпохи.

По признанию самой этой певицы — Леди Гаги, никогда не стеснявшейся называть себя «произведением искусства», — ее альбом «ARTPOP» был «уорхоловской экспедицией наоборот», то есть, надо полагать, от (высокого) искусства к (низкому) попу. Для годичного марафона, устроенного ради продвижения проекта, команда Леди Гаги набрала себе в союзники впечатляющий список громких имен из мира современного искусства. «Танец школ искусств» официально обрел товарную форму, представ в виде тура «Арт-рейв: бал арт-попа», в который Леди Гага отправилась в 2014 году.

Но в самую точку бьет сама Гага, заявляя: «Мой арт-поп может означать что угодно».

Частью предпринятого ею арт-коллажа стало сотрудничество с Робертом Уилсоном (в прошлом работавшим с Джоном Кейджем и Мерсом Каннингемом): в 2013 году он был приглашен для сценографического и светового оформления номера Леди Гаги на церемонии MTV Video Music Awards (обратите внимание, что теперь слово video вышло на первое место). Получившийся визуальный ряд включал отсылки к коллаборации Тони Ослера и Дэвида Боуи «Лицом к лицу» («Face to Face», 2012 г.), к «Рождению Венеры» Боттичелли и к серии Уорхола «Мэрилин». Тем же летом Леди Гага скооперировалась с заслуженной звездой арт-мира Мариной Абрамович: та восхитилась креативным нахальством певицы, принявшей участие в ее авторском семинаре «Метод Абрамович», а Леди Гага в ответ снялась в ролике на платформе Kickstarter, где художница собирала средства на созданный ею институт.

Леди Гага и Роберт Уилсон — «Смерть Марата»

В бытность студенткой Школы искусств Тиша при Нью-Йоркском университете Стефани Джерманотта (будущая Леди Гага) «без устали строчила короткие и длинные эссе <…> об искусстве, религии и социальном устройстве». Когда дело дошло до сочинения музыки, она «применила те же расчеты» к новой задаче. Наряду с «великими поп-художниками», подобными Уорхолу (который «выпотрошил поп-культуру, словно рыбешку») и Хёрсту, ее живо интересовал Хельмут Ньютон, снимавший, в частности, Мадонну для посвященного ей фотоальбома «Секс» (1992) под редакцией Гленна О'Брайана.

А в своей выпускной работе на восемьдесят страниц она анализировала родственное Ньютону «искусство эксгибиционизма» Спенсера Туника, который фотографирует массовые хеппенинги обнаженных в общественных местах. В полнейшем хаосе высокого и низкого, каким является сегодня поп-культура, Леди Гага — сознательно или нет — воплощает радость: она носится сломя голову вокруг шведского стола эпох и стилей, чтобы потом в приступе ликующей истерии изрыгнуть саму сущность попа. Когда The Guardian назвала «ARTPOP» «безумно смешным шедевром», нельзя было не вспомнить слова Дюшана о том, что искусство должно быть уморительным, — эта мысль тянется через все наше повествование, от дада к Гаге. «На самом деле я хотела представить идею арт-попа как безграничную», — говорит певица о заглавном треке. Нетрудно догадаться, почему она поладила с еще одним склонным к хохмачеству художником — Джеффом Кунсом: для обложки альбома он переосмыслил собственную скульптуру 1988 года «Женщина в ванне». Согласно Кунсу (который считает выступления Гаги «весьма глубокомысленными»), синий зеркальный шар, покоящийся между ног гигантской обнаженной статуи певицы, «становится своего рода символом всего на свете». Но в самую точку бьет сама Гага, заявляя: «Мой арт-поп может означать что угодно».

Потребовалось шестьдесят лет, чтобы рок-н-ролльное «бессмысленное упрощение блюза», как выразился в 1966 году Джордж Мелли, увенчалось «глубокомысленной» арт-мистификацией, способной означать что угодно и все на свете.

А что же сталось с блюзом? «Эта музыка называется ритм-н-блюзом, — говорит плодовитый афроамериканский представитель данного стиля, а также писатель и продюсер Териус Нэш, более известный как The-Dream, — но блюза в ней давно нет. Особый бред в том, что чернокожие больше не могут записывать соул. <…> теперь черные в Америке отвечают за поп». Боб Стэнли указывает как веху лето 1982 года, когда «в соул подмешали электроники». Тогда же появились первые признаки того, что истинный арт-поп вскоре может потерпеть крах. Круг замкнулся: теперь «подлинная» музыкальная культура черных американцев, которую когда-то превозносили изучавшие искусство студенты, сама начала перенимать взгляды, приемы и визуальные образы британских и европейских музыкантов из арт-колледжей. Более того, сами черные исполнители ритм-н-блюза принялись реализовывать свои художественные амбиции не в поп-музыке, а в мире искусства.

Леди Гага была не единственной поп-звездой, которая жаждала взаимовыгодного сотрудничества с Мариной Абрамович летом 2013 года. Суперзвезда рэпа Шон Jay-Z Картер пригласил художницу принять участие в съемках клипа «Пикассо, детка: фильм-перформанс» («Picasso Baby: A Performance Art Film») в галерее Pace на Манхэттене. «Непосредственно вдохновленный» сверхэмоциональным перформансом «В присутствии художника», который Абрамович представила в 2010 году в MoMA (она часами стояла или сидела молча, встречаясь со зрителями лицом к лицу), этот клип оказался не более чем промороликом к новому синглу рэпера «Picasso Baby»:

О, вот это кайф, да ну на хер, хочу миллиард,
Надуть шары Джеффа Кунса,
Дома в ряд картины Кондо,
Затариться на Christie's с моей крошкой, жить в MoMA,
Вдыхать запах Бэкона и обезжиренного бекона.
Дом похож на Лувр или Tate Modern,
Я на торгах совсем ошалел,
О, вот это кайф, а, на хер, хочу триллион,
Каждую ночь проводить с Моной Лизой,
Только чтоб была современней и симпатичней,
В углу кухни — желтый Баския,
Давай, прислонись к этой хрени, Блю, она твоя.

Пикассо как безусловную звезду мира искусства Jay-Z уже упоминал в песне «Friend or Foe» (1996), а теперь к нему добавились имена Уорхола, Ротко, Кунса, Фрэнсиса Бэкона, Джорджа Кондо и, самое главное, Жан-Мишеля Баския. Работы последнего, как утверждается, даже вдохновили рэпера на создание некоторых песен, в том числе «Most Kingz» (2010), в припеве которой речь идет о картине «Карл Первый» (1982) — живописном трибьюте художника-музыканта Чарли Паркеру. «Понятное дело, я — новый Жан-Мишель», — продолжает рэпер в той же песне, отзываясь на поклонение Леннона Ван Гогу. Разница в том, что, романтически отождествляя себя с художником-аутсайдером, Jay-Z видит за фигурой Баския не только историю искусства, но и историю арт-попа, итогом которой стала канонизация в качестве искусства черной музыкальной культуры.

В год выхода «Picasso Baby» представители Jay-Z раструбили на весь мир, что исполнитель заплатил четыре с половиной миллиона долларов за картину Баския «Мекка» (1982). И это лишний раз подтвердило, что место гениального художника-провидца в фокусе культа заняла искушенная в коллекционировании рэп-звезда. «Он меня просто использовал, это было нечестно», — пожаловалась Абрамович, которая сочла клип «Picasso Baby» банальным заказным повторением ее перформанса. «Сотрудничество с Леди Гагой, например, принесло мне огромную пользу: у нее сорок пять миллионов подписчиков, и все эти молодые ребята узнали о моей работе», — сказала художница. Похоже, ее беспокоило, что Jay-Z не выполнил свою часть сделки, то есть не внес лепту в создание Института Марины Абрамович (на что нужен не один миллион долларов). Позднее, однако, выяснилось, что рэпер совершил пожертвование, и довольно внушительное. Извинения со стороны Абрамович последовали в 2015 году, когда стало понятно, что затея Jay-Z не была игрой в одни ворота.

Jay-Z — «Picasso Baby»

Джонатан Джонс из The Guardian, сравнивая выставочный тур Абрамович с битломанией, отмечает, что она была всего лишь «именем в учебнике истории искусства», пока не вышла на арену популярной музыки (или это был стадион?). «Кто-то должен был в конце концов это сделать, — пишет Джонс. — Благодаря Абрамович искусство не просто вышло за пределы галереи — оно оказалось в гуще концертных страстей и подросткового поклонения».

Мастера переработки культуры — от Леди Гаги до Jay-Z — популяризируют все некогда скандальные, броские приемы арт-попа, слагая из них развлекательное зрелище, пригодное для церемонии вручения наград. В таких условиях стремление к отличию — во всяком случае, к такому отличию, которое прежде снабжало музыканта изюминкой романтической независимости, — стало бессмысленным.

«Танец школ искусств» с самого начала строился как дуэт-поединок представлений о подлинном и сотворенном: черном и белом, натуральном и театральном, интуитивном и продуманном, музыке и искусстве. Романтическое стремление отличаться и идти наперекор доходило в своей двойственности до того, что решительно и иронично отрицало само себя: ориентированный на центральноевропейский авангард панк не желал синкопировать, постпанк культивировал «белую» фрустрированную нервность, а инди-рок — бесполый провинциальный инфантилизм. Все это вполне соответствовало интеллектуализму арт-колледжей и подпитывалось им как исключение, подтверждающее правило. Если «чистые» музыканты оттачивали жанровые и стилистические приемы, не находя в этом напряжении сколько-нибудь интересного сюжета для себя, то выходцы из арт-колледжей — просто из жажды соперничества или из осознанного приятия собственных клише — отталкивались от него в своем самоопределении. Их «танец» всегда учитывал это напряжение, и их безусловная верность парадоксальной, невозможной идее популярного, сексуального, вычурного и в то же время естественного авангарда (который, даже умоляя: «На хрен искусство, давайте танцевать!» — подчеркивает значение слова на букву И) завораживает визуальных художников, привлекая их внимание к поп-музыке.

В 2006 году арт-критик Дэн Фокс констатировал в статье о выставке «Спасибо за музыку» на страницах журнала Frieze: «Трудно отделаться от ощущения, что послевоенная поп-музыка оказала гораздо большее влияние на культуру, чем искусство». Но, даже если так, причиной этого все равно было искусство. И, возможно, благодаря бесконечно расширяющемуся цифровому архиву «танец» действительно будет длиться вечно.

Понравился материал? Помоги сайту!