21 февраля 2019Современная музыка
328

Олег Гаркуша: «Чтобы появились личности, надо закрыть все клубы»

Шоумен «АукцЫона» об открытии арт-центра «Гаркундель», алкоголизме и съемках у Балабанова

текст: Александр Нурабаев
Detailed_picture© Евгений Стукалин / ТАСС

23 февраля исполняется 58 лет неувядающему фронтмену «АукцЫона» Олегу Гаркуше. Свой день рождения музыкант, поэт, актер и шоумен традиционно отметит вместе с группой на сцене — в этом году в московском Arbat Hall. Одновременно с этим в Петербурге готовится к открытию арт-центр «Гаркундель» — возможно, дело жизни заслуженного рокера. Александр Нурабаев навестил Олега Гаркушу в родном городе и обсудил с ним текущее положение арт-центра, имевшиеся в прошлом проблемы с алкоголем, скромную, но яркую кинокарьеру и роль Гаркуши в жизни «АукцЫона».

— Мы находимся в арт-центре «Гаркундель» — ставшем уже легендарным долгострое, средства на строительство которого собирались всем миром в течение нескольких лет: ради этого устраивались концерты, фестивали, краудфандинговые кампании. На данный момент на сколько процентов «Гаркундель» готов?

— Где-то на 99%, потому что нам осталось повесить вывеску, которую наши друзья сделали — внимание! — в городе Иркутске. Она шла к нам два года, пришла — навесная большущая реклама. Сначала мы хотели повесить ее другим образом, но выяснилось, что так вешать нельзя, потому что она слишком длинная по горизонтали — три метра. Поэтому мы ее пришпандорим к стене. Очень долго обсуждали, где ее будем вешать. Но на следующей неделе (в начале февраля. — Ред.) она повесится, и второй момент — нам нужно ставить камеру на сцену, которая будет снимать музыкантов; изображение будет переноситься в телевизор на втором этаже.

— Сцена функционирует как концертная площадка?

— Нет, пока как репетиционная площадка. Иногда здесь репетируют.

— Кто репетирует?

— Как правило, это волонтеры, которые здесь работали, — группа «Ха.Мы», группа «Жвака Галз», группа «Спящий Будда». Назовем это молодежными коллективами. Разочек репетировали «Странные игры». Звуком у нас занимается Филипп Сологуб, сын Вити Сологуба («Странные игры», «Игры», «Deadушки». — Ред.).

© Айнур Исламов

— В чем заключается основная задача центра?

— Вот почему это называется арт-центром — потому что здесь, конечно же, будет музыка — два-три раза в неделю, в выходные дни. Как правило, это будут медийные музыканты — типа закрытых квартирников, потому что у нас сидячих мест около 40—50. И молодые музыканты, которые, на мой взгляд, талантливы и которые приводят народ. Такая концепция будет.

— Какой у «Гаркунделя» планируется график работы?

— Желательно, чтобы преподавательская работа шла каждый день с утра до вечера. Помимо этого у нас будут мини-выставки на втором этаже — фотографические и художественные. Выставка нашего друга и волонтера Володи Филиппова — это он фотографировал (сделал фотографии группы «АукцЫон» и Гаркуши, которые украшают стены «Гаркунделя». — Ред.), это его хобби. Будут даже проходить группы анонимных алкоголиков. Будут благотворительные мероприятия — мы сделали внизу туалет для инвалидов. Будут детишкам и бабушкам показывать бесплатное кино — типа «Летят журавли» с пирожками. Если будут проходить концерты, то я надеюсь, что будут выступать медийные исполнители. Это будут не закрытые мероприятия, а для тех, кто может себе позволить приобрести билет — не за атомные цены, но и не за три копейки.

— А среди молодых и талантливых музыкантов кого бы вы отметили?

— Я уже говорил о группах «Ха.Мы», «Спящий Будда», «Жвака Галз». Еще есть замечательная группа «Альцгеймер», группа «Гафт» неплохая. Вот эти пять коллективов имеют что-то свое — изюминку, харизму. Буквально вчера я проводил параллельный фестиваль в другом месте — у байкеров, своих друзей, где выступают четыре-пять коллективов. Могут с гитарой прийти, могут просто с группой, но скажу честно, что на протяжении многих лет, в течение которых я провожу фестивали, только единицы появляются — как те же «Жвака Галз», «Ха.Мы» и другие коллективы. На небосклоне много групп, и в большинстве своем музыканты, которые выступают: а) практически сразу уходят домой; б) не приводят народ; в) нехаризматичные, недрайвовые; г) больше думают о том, как бы им быть известными, а не о том, как приводить народ и заниматься творчеством, — они думают совсем о другом. Вчера выступали пять коллективов, и было всего десять зрителей.

— С чем вы связываете нехватку ярких и харизматичных артистов? Может быть, дело в том, что в сытое и довольное время никому ничего не надо, а когда все под запретом, то большие таланты рождаются как грибы после дождя?

— Как ни странно, да. Я даже говорю частенько, что в данный момент, чтобы появились личности, нужно убрать все музыкальные магазины, закрыть все клубы, сделать литовку песен и так далее. Может быть, это покажется странным, но будет жажда к чему-то идти. А сейчас нет дефицита, как тогда, когда мы на «толчках» покупали виниловые пластинки или менялись. Я бегал по ларькам и покупал немецкие журналы «Мелодии и ритмы», где были фотографии в лучшем случае The Beatles — и я слезами обливался, что нашел этот постер. Или я ехал с бобиной из Купчина, чтобы записать альбом того или иного исполнителя, — у меня были жажда и рвение. А про музыку я вообще говорю, что после работы мы уставшими ехали на репетицию хрен знает куда. А сейчас человеку трудно прийти на концерт и поддержать своего друга. Людям предоставляется вполне достойный аппарат, и даже это их не двигает к тому, чтобы выстоять полчаса. Этого не происходит. Я уже не говорю о народе, который они не приводят. Я всем говорю: «Ребята, у вас есть друзья? Почему нет друга?» Целая цепочка. Абсолютно все медийные группы начинали с этого. От пяти человек — неважно, пьяных или не пьяных. Да, есть интернет, но в большинстве случаев [в соцсетях] пишут: «Мы придем на концерт» — однако никто не приходит, как правило. Так на фига ты пишешь, что придешь, если ты не придешь?

— Если вбить в поисковике «Олег Гаркуша интервью», то первые как минимум пять интервью посвящены одной теме — алкоголизму. Сколько вы уже не пьете?

— 23-й год.

— Среди фотографий на стенах «Гаркунделя» есть сертификат из клиники Father Martin's Ashley

— Это Америка. Эшли, штат Мэриленд, 1996 год. У меня два дня рождения: 23 февраля — это основной, 23 июля — это второе рождение. 22-го [июля] я еще фигачил, а 23-го я уже не употреблял.

Если бы я продолжил, то, возможно, даже умер бы.

— Это был закрытый рехаб с решетками на окнах?

— Нет, это небольшой домик — в те годы приезжали из России по три человека плюс переводчик, тоже анонимный и по программе. Он привозил нам всю эту историю. Буквально недавно встречался с человеком, который меня и сподвигнул туда поехать, — это Женя Зубков, он живет в Америке и был связан с «Анонимными алкоголиками». За это время — с начала 90-х — там были 350 человек, и не все сейчас живы. После меня были и Наташа Пивоварова («Колибри». — Ред.), и Гриша Сологуб («Странные игры», «Игры», «Два самолета». — Ред.), еще кто-то. Программа офигительная, она духовная и тебе ничего не запрещает. Хочешь пить — ради бога, не хочешь пить — значит, тебе повезло. Я в любую секунду могу выйти и выпить, но я это не буду делать, потому что в данный момент мне это ни к чему. Я знаю, что если я это сделаю, то умру — не сразу, но умру точно. Такие случаи бывали. Алкоголь возвращается в тех количествах, которые ты пил в последний раз. Я пил не менее литра [водки] в день, и это употребление обязательно увеличится. Да и мне это неинтересно. Я привык к трезвой жизни, я помогаю людям, которые в беде, я — член попечительского совета центра реабилитации алкоголезависимых «Дом надежды на горе». Мы привозим музыкантов — 3 февраля будет Игорь Растеряев для пациентов играть. Были люди, которые подвержены не столько алкоголю, сколько наркотической зависимости, — Вадик Самойлов, Андрюша Бледный из «25/17». Группы не подвержены, но понимающие всю историю были у нас: «ундервуды», актер Игорь Скляр, Андрей Ургант, отец Вани, — он и сам в анонимном сообществе состоит. Делаем концерты — люди счастливы, плачут, смеются и так далее. Тема очень серьезная, выздоровление идет — к сожалению, получается не у всех, но получается.

— За эти 23 года вы ни разу не притронулись к рюмке?

— У меня было, что называется, «поскользнулся». Я поругался с очередной девушкой, а у меня концерт на следующий день, меня трясет, и мысль об опохмеле. Но я не ударился во все тяжкие, не стал запойничать — мне просто повезло. Если бы я продолжил, то побухал бы и, возможно, даже умер. В 1996-м или 1997-м — однозначно.

© Айнур Исламов

— Переключимся на «АукцЫон». В чем проявляется ваше участие в студийных записях — помимо вокала в некоторых песнях?

— Я участвую по приглашению. Я понимаю, о чем вы говорите. В крайнем альбоме («На солнце») я не участвовал, но мне рассказали, что Володя Волков (контрабасист «АукцЫона». — Ред.), который филармонически образован, намекнул, что мои крики и вопли на этом альбоме неуместны. Я не обижаюсь, потому что я не участвовал ни в «Жильце вершин», ни в «Чайнике вина». У нас странная и интересная ситуация в группе — у нас нет лидера как такового. Я не Шевчук и не БГ, которые могут менять составы как перчатки. У нас есть Леня Федоров, который пишет музыку, и есть я — что хочу, то и делаю на сцене, и ни Федоров, ни кто-то еще мне не указ. И я ему не указ. Если ему нужен я на альбоме — ради бога.

— В репертуаре «АукцЫона» много песен на ваши стихи. Какие вы бы для себя выделили?

— Те, которые можно назвать хитами, — «Самолет», «Птицу», «Если меня убьют», «Я родился под колпаком». Но основная — это «Птица».

— А вам какую песню особенно нравится исполнять?

— Все. Не могу выделить конкретную. Еще мне нравятся песни, которые мы не исполняем, — у нас бывают бзики, когда песня не играется 10—15 лет, а Федорову вдруг возьмет и под хвост стукнет — и он вспомнит «Я все вру» или «Нэпмана».

— Это всегда отличало концерты «АукцЫона» — сет-лист у группы абсолютно непредсказуем.

— Он не составляется долгие годы, и поэтому все [играется] по наитию. Никто не знает [какой трек будет следующим] — бывает, что обозначается одна песня, а звучит совсем не та, которая обозначалась. А потом во время концерта вообще непонятно, что будет дальше. Когда еще был жив наш перкуссионист Паша Литвинов, была такая история: мы играли концерт — мы тогда еще писали список песен на бумаге. А Паша не писал бумажки — он просто подходил к нашему клавишнику, у которого была эта бумажка. А клавишник все время пил молоко от язвы. Ставил пакет молока на клавиши, рядом была бумажка. А Паша все время что-то ронял. Когда он подходил к клавишам, он ронял не только клавиши: он ронял молоко, бумажку и все, что хотите. Когда он в последний раз подошел, на бумажке были написаны не названия песен, а фраза «Пошел ты на...» После этого бумажки не писались.

© Айнур Исламов

— Один из неотъемлемых атрибутов вашего сценического творчества — это знаменитый чемоданчик. Когда он появился?

— Ой, не помню. У меня было много чемоданчиков. Изначально был чемоданчик 1950-х — 1960-х годов. Потом были саквояжи, а потом еще что-то было. В данный момент у меня портфель, купленный в антикварном магазине типа блошиного рынка в Германии, — он не очень дорогой. А один чемодан у меня даже украли. Пока я фотографировался с фанами, другие фаны сперли. Там были всякие дудочки. Я поручил своему другу контролировать, но он не проконтролировал, и [чемоданчик] сперли.

В данный момент я хвастаюсь, но, по крайней мере, это правда.

— Содержимое чемоданчика тоже весьма интересно — где вы все эти дудочки, свистульки, трещотки берете?

— Это кто-то дарит или я покупаю. Бубны, дудочки, кабасы.

— А есть ли инструмент, который с вами очень давно?

— Нет таких. Целые мешки использованных дудочек здесь [в «Гаркунделе»] лежат и будут вешаться. Но в них уже не дунешь и не сыграешь. Пять дудочек лежат в витрине — ими я пользовался или даже не пользовался.

Кадр из фильма «Я тоже хочу» Кадр из фильма «Я тоже хочу» © СТВ

— Поговорим о вашей кинокарьере. Я думаю, что не ошибусь, если скажу, что ваша главная роль — это роль в фильме Алексея Балабанова «Я тоже хочу».

— Однозначно да, потому что это не эпизодическая, а главная роль. Хотя вы будете смеяться, но мне больше нравятся эпизодические, потому что в эпизодических мало текста и можно себя выразить; это первое. А второе — это подарок судьбы, что я снялся у Балабанова, потому что, как мне Леша рассказывал, изначально планировался Бутусов, потом Чиграков, потом Глеб Самойлов, потом Леня Федоров, но у Лени приболела жена, и некого было снимать. А до съемок 10 дней. Здесь опять мифология: Чиж говорит, что он меня спродюсировал, Федоров, вероятнее всего, тоже так говорит. Звезды по-разному сошлись. Мне позвонил сам Леша хотя, в принципе, я был шапочно с ним знаком, и говорит: «Олег, я хочу пригласить тебя на роль музыканта». Я чуть из машины не выпал в этот момент. Это фантастика. Опять же он мне говорил, что предполагал, видя концерты «АукцЫона» или слушая записи, что я — шут гороховый и так далее. Но первый комплимент он мне сделал, когда отснялся первый кадр, — это была зима, февраль. У меня был 23-го день рождения, а было 25 февраля. Когда отснялся первый кадр, он смотрит и говорит: «Ну и рожа!» В смысле «кайфодромная рожа». А на озвучании, когда сидели на скамейке Леша и другие сотрудники киностудии, он одной девушке говорит: «Вы знаете, кто это?» Она говорит: «Конечно, знаю». — «Нет, вы не знаете — это великий драматический актер». Я говорю: «Леша, прекрати». Я понимаю, что в данный момент я хвастаюсь, но, по крайней мере, это правда. И самое интересное, что я не стремлюсь сниматься в кино — у меня нет портфолио, у меня нет никаких агентов, однако на меня нечасто, но выходят различные режиссеры, которые видят меня в том или ином контексте своих работ.

Есть хорошие режиссеры, а Балабанов — великий режиссер.

— Какие, например, режиссеры?

— Например, Константин Богомолов, театральный московский режиссер, два года назад вышел на меня. Я все жду, когда выйдет этот фильм под названием «Настя» по рассказу Владимира Сорокина. Я читал сценарий — там девушек по традиции в каком-то поселении на 16-летие жарят и кушают. Сидят помещики и обсуждают смысл бытия, обгладывая ляжку. Я там играю священника. Ненастоящего — у меня стоечка на голове, пейсы, крест непонятный, военные ботинки и ряса. И сравнительно недавно, в прошлом году, на меня вышла девушка Катя, помощник по актерам, и говорит: «Вот режиссер, ее зовут Нана Джорджадзе, ей под 70 лет. Хочет пригласить вас». Эпизодическая роль, но там семь съемочных дней — это немалая роль. И, к моему изумлению, практически без слов. Я говорю: «Какое счастье!» Сниматься было одно удовольствие что у Балабанова, что у нее. Рабочее название фильма — «Кроличья лапа». Там мелодрама, и все очень просто: молодая девушка выходит с пакетом мусора в 90-е годы, встречается с молодым французом, и любовь-морковь. Отца или дедушку этого француза играет Пьер Ришар. И молодого француза тоже играет французский актер Николя Дювошель. Производство совместное, оператор — ее сын Михо, грузин, звукооператоры — французы. Было очень классно, и я познакомился с Женей Добровольской (актриса. — Ред.). Все это происходит в коммунальной квартире, а я — пьющий человек и некий тотем этой коммунальной квартиры. Там есть момент, когда после одной сцены спрашивают: «Вы живой?» Там никаких каскадерских трюков не было — были чисто интуитивные мои движения. Меня тоже трясло. Если я что-то делаю, я все из себя вынимаю. Если мы перейдем обратно к музыкантам, я им говорю: «Ребята, вы на сцене! Вы должны прежде всего кайфовать! Если не будете кайфовать, то ничего не получится. Вы стоите как пни — у вас ни один мускул не дрогнет, слеза не потечет. Если у вас это получится, то, может, что-нибудь срастется?» В кино та же самая история. Балабанов сказал: «Олег, не играй». Я не актер, я не буду ничего играть. Конечно, в одной сцене, на набережной Смоленки, был момент, когда я иду к бане и думаю: «Потрогать веточку, пробочку поднять». А Леша все видит и говорит: «Не надо импровизировать. Просто иди». И я как актер не играю. Опять похвастаюсь немного: Миша Трофименков, киношный обозреватель, написал такую фразу — «Изумительный естественный Гаркуша». Ко мне подходят: «Как вы сыграли!» — но я же не играл.

— Когда вы в последний раз видели Балабанова?

— Перед тем, как он умер. За день мы были на кинофестивале. Был показ фильма «Я тоже хочу». Мы пили кофе, было очень жарко, а он не переносил жару. У него дома все окна всегда были открыты, даже зимой. Как раз он приглашал меня в свою новую работу — на мой взгляд, был бы интересен тандем с Ренатой Литвиновой. Типа я — любовник или типа этого. И других ребят звал, которые снимались в «Я тоже хочу». А на следующий день мне звонят Саша Мосин и Володя Матвеев: «Леша умер». Неожиданно — просто вчера я его видел, а на следующий день... Это гений. Такие люди рождаются раз в миллиард лет. Я говорил о том, как он себя вел, — образно: он стоял у ларька и покупал булочку. Просто от человека, который по улице ходит, не отличить. Есть хорошие режиссеры — гламур и все дела, а Леша — великий режиссер. Не скрою, был подвержен разным вещам. Мне кто-то сказал такую фразу: «Бог не всем дает талант, а дьявол за эти таланты дает тебе изыски — наркотики, распутство, алкоголизм и так далее». Заметьте, что из всех гениальных и талантливых людей я не знаю ни одного человека, который бы не пил, не кололся или не распутничал. Ни одного. Как это объяснить? Это необъяснимая ситуация.

Кадр из фильма «Взломщик» Кадр из фильма «Взломщик» © Ленфильм

— Думаю, вторая ваша по известности роль — это неформал Олег в перестроечном фильме «Взломщик». Сцена, где вас допрашивает милиционер, выглядит очень реалистично. Как часто в те годы вам приходилось бывать в милиции?

— Каждый день по три раза. Почти каждый день. У «Сайгона» (культовое ленинградское кафе, место встречи неформалов. — Ред.) невозможно было стоять больше получаса, потому что тебя вязали. Это за внешний вид и опорочивание советской системы. Я не из тех людей, которые [щеголяли] в грязных сапогах, а из тех, которые в чистом костюме, белых носках и остроносых ботинках. Как ни странно, было замечательное время. Мы все были молоды, как пел Гребенщиков, все носили бороды. Бороду я не носил, но неважно. Сейчас смешно вспоминать, как нас вязали. Как-то мою жену повязали вместе со мной, а вязали не сами менты, а просто студенты-оперативники, которых просто гнали для того, чтобы они вязали. Мы после работы, уставшие, в метро заходим, и нас забирают и начинают — бла-бла-бла. И ей тоже: «Зачем вы с ним? Он же наркоман». Хотя я никогда наркотики не употреблял — траву курил и не более. Ее забрали, но это были просто беседы.

Был еще такой момент. Уже не помню, как зовут артиста: высокий красавец, сейчас в сериалах снимается. Он снимался в «Брате-2» — хоккеиста играл (Александр Дьяченко. — Ред.). Я вел концерт, посвященный «Брату», с певицей Салтыковой. Там присутствовал и этот артист. Он на сцену выходит и говорит: «Олег, извините, пожалуйста». — «За что?» — «Я вас в 80-х вязал, когда был оперативником. Я учился и был студентом. Простите меня». Я чуть-чуть вспоминаю, что был концерт «Аквариума» во Дворце молодежи, а тогда нельзя было вскакивать и орать. А я вскочил. Меня не сразу забрали, а когда концерт закончился — там «серые костюмчики» по одному выводили. И меня, по-моему, он и один из его товарищей вывели на улицу, но не бить, а просто разговаривать. Соответственно, он извинялся передо мной. Ну, мы сфотографировались.

— Концерты «АукцЫона» идут в среднем по два часа, и все это время вы без устали отжигаете…

— В последние годы очень странная ситуация с нами происходит — мы играем дольше, чем играли молодыми. Сейчас мы меньше двух часов не играем. Мне это крайне удивительно — не знаю, с чем это связано, но это происходит.

— Откуда у вас силы берутся фотографироваться с фанатами и раздавать автографы? Я на вашем месте сразу бы упал трупом.

— Я открою секрет: когда я залезаю в машину и куда-то еду, то падаю. Мой приятель, который возит меня на концерты, уже понял, что музыку включать никакую не надо — ни симфоническую, которую он очень любит, ни «АукцЫон». Я говорю: «Андрюша, не надо ничего». Я еще на адреналине, когда после концерта. Даже через некоторое время я иду к столику фотографироваться с поклонниками, чтобы им было счастье обняться и сфотографироваться. Это немаловажный момент: будучи поклонником определенных музыкантов, я бегал по театральным залам и брал автографы у Антонова, у Клиффа Ричарда, у Гребенщикова и «Машины времени». Я прекрасно понимаю, что это такое для человека. Поэтому я никогда не говорю: «Я не фотографируюсь» — как некоторые музыканты (не буду называть фамилии). Это просто жлобство.

ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ НА КАНАЛ COLTA.RU В ЯНДЕКС.ДЗЕН, ЧТОБЫ НИЧЕГО НЕ ПРОПУСТИТЬ


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Разговор c оставшимсяВ разлуке
Разговор c оставшимся 

Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен

28 ноября 20244967
Столицы новой диаспоры: ТбилисиВ разлуке
Столицы новой диаспоры: Тбилиси 

Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым

22 ноября 20246526
Space is the place, space is the placeВ разлуке
Space is the place, space is the place 

Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах

14 октября 202413103
Разговор с невозвращенцем В разлуке
Разговор с невозвращенцем  

Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается

20 августа 202419585
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”»В разлуке
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”» 

Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым

6 июля 202423656
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границыВ разлуке
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границы 

Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова

7 июня 202428959
Письмо человеку ИксВ разлуке
Письмо человеку Икс 

Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»

21 мая 202429615