Glintshake. «Получеловек»

Премьера песни московской рок-группы, запевшей по-русски и собирающейся заняться модернизацией музыки

текст: Денис Бояринов
Detailed_picture© Glintshake

С недавних пор молодая московская рок-группа Glintshake отвернулась от прежних кумиров — Sonic Youth и Nirvana; теперь они пишут песни по-русски, выбрав себе отечественных героев — Стравинского, Прокофьева, Мосолова и «Звуки Му». 18 февраля группа презентует новую русскоязычную программу концертом в ЦДХ, в преддверии которого выпускает сингл «Получеловек»:

К премьере песни Катя Шилоносова и Женя Горбунов из Glintshake ответили на несколько вопросов COLTA.RU.

Glintshake начали с музыки, вдохновленной альтернативным роком 1990-х. Расскажите про ваши 1990-е — они были лихими или славными? Как и где вы их провели, какую музыку тогда слушали?

Катя: У меня были милейшие 90-е с «киндерами», «Сейлор Мун», разнообразной поп-музыкой и походами в музыкалку. Осознанно что-то слушать я начала под конец школы, а это были уже двухтысячные, так что до этого я действительно с головой была погружена в поп 90-х, что, как мне кажется, очень сильно на меня повлияло в итоге.

Женя: Мои девяностые прошли в серой жилетке-безрукавке, которую мне связала мама, и когда одна жилетка изнашивалась, мама вязала новую. Самое полезное, что я почерпнул из этого времени, — тотальный абсурд вокруг в самых агрессивных проявлениях (хотя он и сейчас никуда не делся) по телевизору, в городе, везде; тогда я старался не обращать на него внимания, сейчас же он очень вдохновляет. Музыку 1990-х я тогда не слушал, у меня любимыми были группа «Браво», ABBA, две мелодиевские пластинки «Аквариума» и органная музыка Дитриха Букстехуде, а все Sonic Youth, Nirvana и прочие для меня начались намного позже.

— Кстати, какой у вас пантеон героев альтернативного рока 1990-х — главные имена? Кажется, не видел вас на московском концерте Терстона Мура из Sonic Youth — это потому, что вы себе запретили слушать альтернативу 1990-х?

Катя: Да! Женя запретил слушать весь рок, написанный в период с 91-го по 99-й. Жестко, но терпимо. Кстати, когда Мур играл в Москве, я как раз была в Сиэтле. Там в музее EMP на входе на огромном экране в несколько этажей показывали клип Smashing Pumpkins — пришлось закрывать уши и глаза. Ха-ха.

А если серьезно, то у меня все просто: Nirvana, Blur и ранние Sonic Youth, хотя это уже 1980-е.

Женя: Организаторы концерта Терстона Мура сделали, кажется, все, чтобы мы о нем не узнали. Неудивительно, что зал был полупустой. В общем, мы поиграли с альтернативным роком как с подростковыми воспоминаниями, вряд ли относясь к пантеону героев с каким-то особым трепетом; захватывала скорее общая атмосфера свободы и пофигизма, которая как раз в 2012-м начала вылезать с новыми гитарными музыкантами вроде Yuck, Wavves и прочими. А потом стало ясно, что это скорее тупиковая ветвь и ривайвла никакого не будет, как не было почему-то ривайвла транса в 2009-м. К тому же мы научились играть, и сразу все это полупубертатное действо стало неинтересным, а интересно стало вырастить что-то свое и перестать быть ролевиками-реконструкторами, хватающимися за утраченный мир детства.

— Как я понимаю, сейчас вы открываете для себя отечественную музыку. Любопытно узнать о ваших последних открытиях. Кто вдохновляет?

Женя: Вдохновляют, конечно же, роковые и джазовые советские музыканты 1980-х, которые играли так, будто им нечего терять, смело, по-панковски и одновременно суперинтеллигентно, вроде ранних «Браво», «Поп-механики», «Звуков Му», «Странных игр» и прочих — мне кажется, это явно читается в последних песнях Glintshake. Но еще больше вставляют композиторы 1920-х годов: Мосолов, Рославец, Протопопов, Животов ну и, естественно, Стравинский, куда без него. Прокофьев, Римский-Корсаков, Шостакович и т.д. Они были такими же рок-звездами для своего времени, каждый сделал переворот в общественном сознании и в музыке, которая не могла быть прежней после их влияния, у них есть чему поучиться, особенно работе с собственно музыкальным языком — сегодня я вижу самой большой проблемой в поп-музыке беспомощные мелодии, просто необязательные попевочки, обрастающие разным саундом, но по сути одинаковые: возьми инди-поп, мейнстрим-рок, EDM или фолк с бородой — один мелодизм на всех, все эти песни могла бы сыграть томная барышня с Ютьюба под укулеле. Не очень понимаю, почему бы после дикого скачка технологий, который, по сути, уже никак не развивает саунд — новые звуки в поп-музыке не появлялись года с 2003-го, меняется только метод их извлечения, — не заняться модернизацией собственно музыки, почему не обратиться к огромным пластам мелодического разнообразия и методов? Например, Оливье Мессиан, работавший в середине XX века, записывал нотные транскрипции пения птиц и использовал их в своих произведениях; это звучало гораздо радикальнее и интереснее, чем все эти навороты с воскресшим IDM или кручением на проигрывателе через миди-интерфейс спилов столетних деревьев, то есть такой суперактуальный сегодня подход — диалог технологии и природы — Мессиан уже в 1940-х предугадал и что-то с этим сотворил, и это сверхсамобытная музыка. Мы сегодня делаем маленькие шажки к собственному музыкальному языку, что-то нащупываем; не скажу, что мы победили свою клишированность полностью, но кое-какие препятствия уже преодолели.

Самой большой проблемой в поп-музыке я вижу беспомощные мелодии.

Катя: Прокофьев — навсегда, и еще Мусоргский. Хотя, по большому счету, у меня сейчас период тишины. Я даже в метро надеваю наушники, но ничего не включаю. Не совсем понимаю, нормально ли это, но в целом меня все пока устраивает. Тишина — это очень ценно и здорово. Мало кто может пережить тишину в наше время.

— Я видел совместное выступление Glintshake с Сергеем Летовым на премии Jagermeister Indie Awards — и мне понравилось. Как сложилось это сотрудничество и будет ли у него продолжение?

Катя: Как сложилось сотрудничество, лучше расскажет Женя. Для меня это было нечто дикое: накануне я опоздала на самолет Нью-Йорк—Москва, еле прилетела, с ходу приехала в клуб, поспав часа три в общей сложности, чекнулась за пять минут, зашла в гримерку, а там уже — Летов и Гаркуша. Это очень интересные ощущения — ты только что был в Нью-Йорке, а на следующий день ты видишь, как Гаркуша с Летовым едят бутерброды и рассказывают смешные истории из жизни. Очень сюрреалистично.

Женя: Изначально организаторы этого вечера предлагали Летову сыграть с «Кровостоком», но он в итоге отказался и выбрал нас, раз уж мы тоже были заявлены в программе. Со мной связались ребята из агентства Stereotactic и предложили совместное выступление с Сергеем, я был в восторге, но была опасность, что мы не успеем нормально все отрепетировать и Катя не успеет прийти в себя после перелета; в итоге это был очень мощный опыт. Мне понравилось общаться с Летовым, он очень простой и скромный человек, который круто делает свое дело и не кичится своим почти культовым статусом. Пока не было каких-то конкретных планов сотрудничества, но в будущем, возможно, что-то замутим еще.

— Также интригует заявленный совместный проект с художником Анатолием Осмоловским — что это будет и когда?

Женя: Это будет, скорее всего, в марте в галерее XL на «Винзаводе»; не хочется забегать вперед, скажу лишь, что это будет аудиоскульптура «Лицо».

— На февральском концерте-презентации нового альбома у вас заявлен расширенный инструментальный состав группы: саксофон, флейта и вибрафон. Эти эксперименты со звуком будут отражены в записи? Чего еще ожидать от нового альбома?

Женя: Не думаю, что расширение состава можно назвать экспериментом; для нас это немного непривычно, но мы никогда не экспериментируем, все, что у нас получается, — результат работы ясного разума, даже импровизации. Экспериментирует тот, кто не знает, что хочет сказать; мы — знаем все. Ребята помогут нам отразить игру с бэкграундами, пересечение советского джаза, даба, каких-то академических вещей, усилить их выразительность. Думаю, на альбоме они тоже появятся, ну и вообще альбом получается довольно разнообразный, но с каким-то суперместным стержнем, очень московский, такой высоколобо-сдержанно-истерический.

Катя: Кроме альбома мы еще выпустим кассетку с нашими джемами, с такими хитами, как «Руки — это бывшие ноги», и каверами на Вивальди. Вот где будут настоящие эксперименты со звуком!

— Вопрос Кате: ты была в Штатах, где принимала участие в нескольких «образовательных» программах для музыкантов — Red Bull Music Academy и OneBeat. Расскажи про этот опыт — какая программа лучше? Что ты из них вынесла? Есть ли какие-то специфические проблемы, с которыми сталкиваются только российские инди-музыканты?

Катя: Очень сложно было избежать сравнений с RBMA, когда я отправилась на OneBeat, но в итоге почти сразу стало ясно, что программы очень разные и очень глупо оценивать, что лучше, а что хуже. Вы же не сравниваете, например, чай и сок.

RBMA — это действительно маленькая академия со своими лекциями, практиками в виде концертов, воркшопами и возможной сдачей курсовой в виде трека. OneBeat больше похож на детский лагерь, где вы две недели вместе работаете, а потом отправляетесь в путешествие. Вы совместными усилиями готовите перформансы, пишете музыку, пьесы, чтобы затем как одно целое представить это публике, которая будет ходить на ваши концерты в туре. В этом, наверное, и есть основное отличие: на RBMA ты очень обособлен, ты окружен талантливейшими людьми, но очень самостоятелен и концерт даешь сольный, как бы рассказывая о себе. На OneBeat наоборот — сольных номеров не существует в принципе, ты рассказываешь о себе через работу в коллаборации и никак иначе. Это заметно даже по принципу, по которому они отбирают людей: RBMA — это все же продюсерская штука.

Мы еще выпустим кассетку с нашими джемами, с такими хитами, как «Руки — это бывшие ноги», и каверами на Вивальди.

Про то, как быть автономным музыкантом. На OneBeat же много исполнителей, просто нереальных виртуозов, композиторов — в общем, талантливых людей, которые чихали на студийные приблуды и совершенно иначе фиксируют музыку, нежели ребята, собирающие треки в Ableton Live. Но это, кстати, совсем не значит, что таких там нет. Просто их пока намного меньше, чем на Red Bull.

Стоит, кстати, отметить, что OneBeat всего лишь четыре года (а Red Bull существует с 1998-го) и делают его такие же ребята, как мы, — музыканты и художники, которые выиграли правительственный грант и с нуля практически впятером создали всю программу.

Это все равно что я завтра подойду к Горбунову и скажу: «Женя, у меня потрясная идея: давай привезем 25 музыкантов из разных стран в Москву и на это возьмем деньги у государства!» — а он такой: «Катя, тебе чай с сахаром или без?»

Из обеих программ я вынесла массу полезного, но основное и общее — это то, что нормальные, классные люди — они вообще ни разу не снобы. Они все широкие внутри, готовые любить и открывать что-то новое. Тут еще можно сказать, что музыка — это язык, но на самом деле язык — это просто одинаковое мироощущение. Если человек тебе близок по восприятию окружающей действительности, то вы друг друга поймете без слов. В чужую голову залезть невозможно, но можно очень хорошо почувствовать и сделать даже круче, чем от тебя ждут. И я вдруг поняла, что такие люди есть и я с ними теперь знакома.

Еще я поняла, что в целом проблемы у всех одинаковые — музыку мало где воспринимают как серьезное занятие, пока ты не собираешь тысячи человек на концертах, и все точно так же пытаются найти себе лейбл или менеджера. А так всеобщая проблема — это лень, наверное, и все же тот факт, что большая часть движухи происходит в Америке, например. И встретить там людей со своего любимого американского лейбла намного проще, чем в России.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет»Журналистика: ревизия
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет» 

Разговор с основательницей The Bell о журналистике «без выпученных глаз», хронической бедности в профессии и о том, как спасти все независимые медиа разом

29 ноября 202352036
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом»Журналистика: ревизия
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом» 

Разговор с главным редактором независимого медиа «Адвокатская улица». Точнее, два разговора: первый — пока проект, объявленный «иноагентом», работал. И второй — после того, как он не выдержал давления и закрылся

19 октября 202336550