17 февраля 2016Общество
202

Песни протеста

Мария Кувшинова о том, почему антиамериканизм русской молодежи и ненависть к Обаме — это просто реакция людей на обочине мира

текст: Мария Кувшинова
Detailed_picture© vk.com

Ролик «Остановите Обаму», в съемках которого приняли участие студенты российских вузов, только что вновь заставил заговорить о конформизме «поколения Путина». Но их лица серьезны, а тела напряжены — эти люди, похоже, ведут какую-то борьбу, неразличимую для радаров комментаторов. Проблема в том, что комментаторы мыслят категориями позднесоветской контркультуры, зачатой от двух противоборствующих систем; западная музыка, кино, образ жизни и политическое устройство противопоставлялись советскому, были недоступны, выступали желанной альтернативой и символом освобождения.

Сегодня дела обстоят иначе.

Во все времена новые поколения атакуют то, что представляется им источником власти: хиппи — американскую систему, поколение дворников и сторожей — советскую, продвинутые синефилы — Каннский кинофестиваль, школьный хулиган — директора и т.д. Цель любой атаки на мейнстрим — желание утвердить себя, потребность отразиться в глазах старшего.

Мейнстримом для современного молодого человека, будь он хоть русский, хоть африканец, является американская популярная культура, а Барак Обама, первый стопроцентный поп-феномен в президентском кресле, — живой символ этого мейнстрима, ему и главная фига в кармане, а кому еще? И вот за шутками про Обаму, задирающего тарифы на ЖКХ, следует уже вполне серьезное обращение к нему петербургских инвалидов-дольщиков; болезненный интерес отечественной аудитории к кокусам и погромам в Фергюсоне — той же природы.

Цель любой атаки на мейнстрим — потребность отразиться в глазах старшего.

Молодые люди, падающие на пол спортзала в ролике «Остановите Обаму», живут одновременно в российских городах и в пространстве американизированной глобальной культуры.

Применительно к кино Олег Аронсон охарактеризовал эту ситуацию так: «Сегодня у кинематографа есть только одно имя — Голливуд». В первой тридцатке лидеров отечественного проката прошлого года — двадцать восемь голливудских фильмов; первый номер в рейтинге, боевик «Форсаж», только в кинотеатрах посмотрело 6,25 млн человек, следующих за ним «Мстителей» — 6,2 млн. Их главный отечественный конкурент уже который год — очередная серия мультфильма о трех богатырях (4,2 млн зрителей), повторение канона диснеевской двухмерной анимации, только на местном фольклорном материале.

Голливуд входит в сознание глубже и прочнее, чем изотопы переменчивой телевизионной пропаганды. Героями американских боевиков представляют себя и печально известные борцы за «русский мир» — Гиви с Моторолой. Они сидят под пулями в Донецком аэропорту, сражаются с атлантистами и мечтают о байопике с Дензелом Вашингтоном! (И не оттого ли телеканал Russia Today из промо-ресурса Российской Федерации превратился в трибуну для западных диссидентов, что его руководительница вообразила себя героиней корпоративных голливудских триллеров?)

© Русская смерть

У дочери моей подруги в классе есть девочка, родители которой панически боятся нападения Америки, презирают либералов как агентов Госдепа — и уже десять лет безуспешно подают заявление на грин-карту. В этом нет ни лицемерия, ни шизофрении; если выпало в империи родиться, можно возмущаться ее политикой и ненавидеть кесаря. Но зачем жить в глухой провинции, если можно перебраться поближе к центру? Той же логикой, похоже, руководствуются и дети пропагандистов вроде живущего теперь в Нью-Йорке сына Арама Габрелянова, известного популяризатора комикс-культуры. Упреки в соцсетях напрасны — Ашот просто вернулся where he belongs.

Те же, кто уехать не может, репостят в соцсетях антиамериканские лозунги, но продолжают восхищаться фильмами Тарантино и в количестве шести миллионов человек являются в кинотеатр, чтобы посмотреть на новые приключения Капитана Америка. Если прислушаться к их гулу, то можно заметить, что когнитивный диссонанс, как в карго-культе, устраняется при помощи механизма нехитрой перекодировки явления, раз эта перекодировка необходима сознанию. Квентин Тарантино (или Стив Джобс) как бы исключается из числа ненавистных пиндосов, переводится в категорию «своих» и освобождается от врожденной стигмы.

* * *

Особенно ярко этот тип нонконформизма проявляет себя в среде отечественного хип-хопа — ведь все рэперы мира произошли от американских, а форсированный культ маскулинности делает их особенно чувствительными к дискурсу власти.

Несочетаемые темные цвета и визуальная каша из графических символов — это нонконформизм, объединяющий в одном порыве гангста-рэперов и дизайнеров из ДНР.

Год назад по заданию журнала «Афиша» я провела пару дней в компании основателей лейбла A.M.G.: зимбабвиец Кинг и кениец Бени познакомились во время учебы в Волгограде и прославились в определенных кругах хитом «Go Hard Like Vladimir Putin». Другой их трек — «Хабаровск, Архангельск» — воспевает города с российских купюр разного номинала и является вольной цитатой из выступления министра экономического развития Улюкаева: «Доллар идет вверх, все равно трачу рубль. Доллар идет вниз, все равно трачу рубль». Помимо Путина Кинг с большим уважением отзывается о многолетнем правителе Зимбабве Роберте Мугабе, при котором курс национальной валюты опустился на пока недосягаемое для российской валюты дно.

Парни читают рэп как американские негры, одеваются как американские негры, но при этом восхваляют Путина и Мугабе — почему? Ответ прост: они считают себя американскими неграми, только ужасно оппозиционными и вовсю противостоящими системе — тем паче что оказаться в мейнстриме у них (как и у Маргариты Симоньян) просто нет технической возможности.

Накануне нашей встречи на концерте A.M.G. был замечен зритель с флагом Новороссии, который отлично смотрелся на фоне готических татуировок и логотипов группы с масонской пирамидкой по центру. И если прозрачный хипста-минимализм — мейнстрим XXI века, навязанный условным Стивом Джобсом, то несочетаемые темные цвета и визуальная каша из графических символов — это нонконформизм, объединяющий в одном эстетическом порыве провинциальных гангста-рэперов и дизайнеров из ДНР.

Обком Тимати — в Голливуде, его училка — Обама, а Путин, Мугабе и Кадыров — классные парни из старшего класса, которые смелее других показывают училке «фак».

В единой плоскости с Бени и Кингом существует и рэпер Тимати, чей знаменитый хит про белого царя Путина — не более чем вольный ремейк афророссийского «Go Hard». Летом 2014 года он восхищался этим треком в интервью LifeNews, стоя у окна с видом на Лос-Анджелес. Там же, на Голливудских холмах, прошлой зимой Тимати размахивал российским флагом и якобы даже был за это арестован.

В позиции Тимати нет никакого противоречия: подобно многим белым рэперам, он в глубине души считает себя черным. Его контекст — американская ритмическая поэзия и комиксы Marvel, его обком — в Голливуде, его училка — Обама, а Путин, Мугабе и Кадыров — классные парни из старшего класса, которые смелее других показывают училке «фак».

* * *

А.M.G. и Тимати — это курьез, пародия на хип-хоп-индустрию. Но как живой феномен американизированной глобальной культуры сегодня рэп проникает все глубже и глубже на территорию России, некогда тотально зараженную шансоном. За его пульсацией можно и нужно следить не столько по студийным альбомам, сколько по баттлам — например, на YouTube-каналах проектов «Слово» (скорее нацеленного на поиск молодых талантов) и Versus (более звездного и зрелищного).

Баттловый рэп, знакомый некоторым по фильму «Восьмая миля» с Эминемом в главной роли, — водопад взаимных оскорблений, которые участники, разбившись на пары, выливают на головы друг друга и восхищенных зрителей. В большинстве случаев отношения между спарринг-партнерами доброжелательные — несмотря на показную агрессию и чудовищность обвинений, настоящая вражда здесь встречается редко (Дмитрий Киселев с его карнавально-радиоактивным пеплом точно мог бы претендовать на место в отборочном раунде).

В ход идут импровизации и заготовки. Необходимость рифмовать небанально превращает фристайл в уникальный поток вербализированного подсознания молодого обитателя неритмичной страны, населенной хроническими логоцентриками.

Рискну предположить, что именно в баттлах происходит важнейшая работа по реформированию русского языка — например, переплавка англицизмов.

Первое столкновение со стихией баттлов производит на неподготовленного зрителя ошеломляющее впечатление: в них есть все то, чего в десятые годы так не хватало российской культуре и обществу, — свобода и драйв. У этих роликов миллионы просмотров, и рискну предположить, что именно здесь сегодня происходит важнейшая работа по реформированию русского языка — например, интенсивная обработка и переплавка англицизмов. В числе источников цитат в панчах — компьютерные игры, американские сериалы, голливудское кино, Высоцкий и Бродский. Принято быть начитанным (краснодарский MC Хайд с легкостью инсталлирует в свой речитатив легенду о короле Артуре, извлекающем меч из камня) и декларировать приверженность высокому поэтическому Слову. Плохая новость для носителей тюремной этики в министерских кабинетах: мат сегодня растабуирован и стал частью литературной игры — уже не в поэтических салонах, а на улице (NB: запрет на мат в русском кино еще больше отдаляет его от зрителей). И хотя русский язык еще недавно считался не предназначенным для описания сексуальных практик, в этом направлении баттловые MC также совершили немало любопытных открытий.

Большого смысла в этих текстах нет, есть попытки овладеть меняющимся языком; лейтмотив большинства выступлений — поединок размеров: «твой *** носок — мой *** гетры». Но усвоение импортированного формата влечет за собой и усвоение импортированной этики: идеология баттла — индивидуализм протестантского толка, ведь, в конечном итоге, чем длиннее ***, тем больше личная ответственность. И, несмотря на ритуальные гримасы маскулинности, изредка попадающие в круг женщины бьются с парнями на равных, без скидок на гендер.

Если фристайл — вербализация подсознания, то в целом участники баттлов производят впечатление крайне здоровых и жизнерадостных людей. Политика в их текстах почти полностью отсутствует (в нее не удалось затащить даже социально ангажированного Нойза). Однозначное зло — мейнстрим в любом обличье: нельзя продаваться, нельзя лезть в телевизор, писать за деньги саундтреки к русским блокбастерам, и, если ты выходишь на баттл, лучше тебе не быть москвичом, потому что москвичей не любит никто (а баттлы «Слова» проходят по всей стране, один из свежих роликов записан в Биробиджане).

* * *

Самым политизированным из топовых (более двух миллионов просмотров) можно назвать поединок выпускника Оксфорда Оксимирона (Мирон Федоров) и патриотичного рэпера Дуни (Александр Пархоменко), состоявшийся весной 2014 года.

Как и сто пятьдесят лет назад, на русском языке, но при помощи импортированного формата славянофилы ведут свой нескончаемый спор с западниками. Однако сегодня условности отброшены, и теперь это неприкрытый конкурс на самую белую задницу. Как и в истории, славянофил тут выглядит заранее обреченным: пройдет пара лет, и Оксимирон превратится в нового Мандельштама, а Дуня так и останется вечным неудачником из шоу «Давай поженимся».

Как и сто пятьдесят лет назад, на русском языке, но при помощи импортированного формата славянофилы ведут свой нескончаемый спор с западниками.

При этом Пархоменко, строящего свой конферанс на антисемитских выпадах (баттловая культура в принципе отметает политкорректность именно как часть мейнстрима; вот баттл, в котором русский в образе кавказца издевается над кавказцем в образе русского), нельзя назвать бездарным — он талантлив и неглуп. Но тем трагичнее его обреченность в поединке с многократным фаворитом Versus, и тем интереснее следить за движением мысли, выдающим полную томограмму американизированного и вечно уязвленного homo post-soveticus.

Дуня цитирует Мохаммеда Али («порхаю как бабочка, жалю как пчела»), призывает любить Отечество, рассказывает о намерении уйти в монастырь, сравнивает себя с Есениным, Сашей Бароном Коэном и обороной Севастополя, а потом использует эфирное время, чтобы передать привет Крыму: «Добро пожаловать домой, мой родной край!» В эти строчки вложен весь трагический пафос обобщенного «славянского зада», вынужденного раз за разом использовать для самодекларации импортированный формат; с другого конца сцены победительным рептилоидом на Дуню взирает лишенный эмоций Оксимирон.

* * *

Это хорошая и плохая новость одновременно — в зависимости от того, в какой империи вам хотелось бы жить. Молодой россиянин обитает на окраине глобальной деревни и из окна своего панельного дома показывает «фак» единственной башне, которую видит, — а сегодня эта башня находится по ту сторону океана.

Боевик Моторола мечтает, чтобы его сыграл в кино чернокожий Дензел Вашингтон, рэпер Дуня идентифицирует себя с Мохаммедом Али. В двухполярном мире «у них вешали негров», а мы этим неграм сочувствовали. Сегодня Америку сильнее всего ненавидят те, кто бессознательно относит себя к угнетаемому американскому меньшинству. Вот парадокс глобализации: чтобы бороться с Путиным, надо ощущать свою принадлежность к российской цивилизации, а ей сегодня нечего предложить, кроме акта о собственном банкротстве. Для того же, кто с детства идентифицировал себя с Капитаном Америкой, гораздо естественнее бороться с Бараком Обамой — во всем его легионе обличий.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Ее АфрикаИскусство
Ее Африка 

Виктория Ивлева и Евгений Березнер — о новой выставке, войне, расизме и о том, что четвертой стены не бывает

15 апреля 2021219