Джон Малкович: «Надеюсь, что новые медиа через 10 лет перестанут существовать»

11 октября на V Международном фестивале Арама Хачатуряна в Ереване представили необычный кроссжанровый проект с участием знаменитого американского актера Джона Малковича, Молодежного оркестра Армении под управлением дирижера Сергея Смбатяна и с музыкой Альфреда Шнитке. Накануне этого театрально-музыкального действа в Музее АРАРАТ прошла публичная беседа с Джоном Малковичем о современном театре, организованная в рамках проекта ARARAT Speakers Night — серии лекций-дискуссий, где выдающиеся мастера различных искусств излагают свои взгляды на профессию. COLTA.RU публикует расшифровку этой беседы, в которой зашла речь о том, как изменился театр, о новых медиа и о том, какие задачи стоят перед художниками завтрашнего дня. Разговор вела журналист и ведущая Общественного телевидения Армении Анна Аванесян.

— Господин Джон Малкович, эта встреча в рамках ARARAT Speakers Night называется «Новые грани театра». Современная жизнь ставит перед театром новые вызовы, на которые он реагирует появлением новых форм и практик. Как вы думаете, насколько широко еще можно раздвинуть границы театральных экспериментов?

— Я не знаю, есть ли все еще эти границы. В течение последних 10 лет я работал очень много на стыке театра и классической музыки, и спектакли, над которыми мы работали, эволюционировали непосредственно в ходе работы. То же касается вещей, которыми я занимаюсь сейчас, и особенно — того, что будет в будущем. Театр грандиозно переменился в последние полвека, и он все чаще использует средства выразительности, которые невозможно было себе представить в предыдущие десятилетия.

Сделать театр привлекательным стоит очень дорого.

— Мы еще вернемся к вашим работам с классической музыкой. В 1970-е вы начали свою карьеру с театральных спектаклей, потом вам предстояло очень интересное путешествие в мир кино. По моему мнению, вы всегда привносите нечто театральное в свои киноработы. Можно ли сказать, что вы — тот, кто приносит театр в кино, и наоборот?

— Я — плохой судья своим работам. Особенно в кино, потому что я воспринимаю их по-другому, не так, как зрители. Как вы правильно заметили, я начал актерскую работу не в кино, поэтому я постоянно учился на съемках. Я учился играть на инструментах, которыми не владел. Представьте себе, что пианисту дают в руки саксофон и говорят: играй. У меня были схожие ощущения, когда я только начал сниматься.

Театр, конечно, испытывает влияние кино, потому что кино — более связное искусство. То, что я пытаюсь сделать в театре, — сделать опыт восприятия спектакля у зрителя цельным и законченным, как будто он смотрит фильм. Чтобы спектакль не распадался на набор сцен, диалогов и смен декораций. Одно из новшеств современного театра, которое мне нравится, — спектакли стали связными и цельными. Зритель больше не видит, как люди в черных майках, с конскими хвостами и пирсингом передвигают между действиями мебель с места на место.

— Вы заметили, что театр очень сильно изменился за последние десятилетия. Наш предыдущий спикер, который сидел в кресле ARARAT Speakers Night, — директор Третьяковской галереи Зельфира Трегулова — говорила о том, что в наши дни, для того чтобы музею быть успешным, ему надо даже спускаться в метро и привлекать внимание людей. Она приводила в пример кампанию, которую Третьяковская галерея сделала вместе с Московским метрополитеном, запустив специальный поезд, украшенный знаменитыми картинами из ее коллекции. Сегодня мы видим, что театр пытается себе добавить привлекательности разными трюками — даже в спектаклях по Шекспиру и Чехову. Как по-вашему, нужно ли театру сейчас оставаться на котурнах или же ему надо спускаться в метро — поближе к людям?

— Самая сложная вещь в том, чтобы сделать театр привлекательным, — это стоит очень дорого. Я знаю об этом не понаслышке — я поставил много пьес за последние 10—15 лет и вывел простую закономерность. Когда ты ставишь цену на билет вполовину его реальной стоимости, у тебя аншлаг. Как только ставишь полную цену, у тебя пустые места в зале. Но, по моему опыту, если вы действительно сделаете хороший и качественный спектакль с точки зрения внешней привлекательности, то люди так или иначе о нем узнают и придут на него. Если нет — это значительно сложнее.

Но ваш вопрос, мне кажется, относится к маркетингу спектаклей. Я не силен в маркетинге, поэтому не могу сказать, что надо делать театру с точки зрения рекламы, чтобы быть заметным.

Я всегда сравниваю игру в театре с серфингом.

— Вопрос не только о маркетинге. Есть же и новые театральные формы, которые более доступны и понятны. Вопрос в том, следует ли театру быть проще или, напротив, надо держаться высокой культуры.

— Мне не кажется, что современный театр становится проще. Современные режиссеры и драматурги сталкиваются с другим вызовом: сделать что-то, более применимое к жизни современных людей. Не думаю, что это связано с высокой или низкой культурой. Главная идея — в том, чтобы сделать что-нибудь, задевающее людей, насколько возможно. Эта идея может быть выражена в какой угодно форме — зависит от пьесы. Некоторые режиссеры — такие, как Робер Лепаж или Эймунтас Някрошюс, — довольно давно экспериментируют с типичными театральными формами, которые устоялись еще в 1950-е и 1960-е. В октябре я смотрел фантастическую постановку в московском Театре наций по «Идиоту» — к сожалению, не помню имени режиссера; она была сделана в форме шоу клоунов, а этот жанр очень традиционный, но она была сделана очень свежо. Поиск новых форм в театре идет постоянно. Как поставить старые истории по-новому — вот чем занят современный театр.

Великий американский писатель Уильям Фолкнер сказал в своей нобелевской речи 1949 года: «Молодые писатели наших дней — мужчины и женщины — отвернулись от проблем человеческого сердца, находящегося в конфликте с самим собой, — а только этот конфликт может породить хорошую литературу, ибо ничто иное не стоит описания, не стоит мук и пота». Он говорил о том, что то, о чем стоит писать, — это проблемы, которые стары как мир: любовь, жалость, гордость, сострадание, жертва.

Новые медиа в некотором смысле имеют полезные свойства, но, безусловно, это довольно ядовитое явление. Я надеюсь, что через 10 лет они перестанут существовать, поскольку в них нет места глубине, подлинному размышлению и вообще чему-либо, что возвышает человеческий дух. Фолкнер говорил: «Поэт должен не просто создавать летопись человеческой жизни; его произведение может стать фундаментом, столпом, поддерживающим человека, помогающим ему выстоять и победить». Он говорил о том, что долг писателя — писать о любви, жалости, гордости, сострадании и самопожертвовании, чтобы возвышать сердце читателя, чтобы напоминать ему об этих древних чувствах, которые составляли славу человечества в прошлом. К несчастью, многие современные театральные формы негостеприимны по отношению к этим старомодным понятиям. Но люди должны научиться их воспринимать, а искусство — визуальное, музыка и театр — найдет свой путь к их сердцам. Я верю в людей и их талант, который найдет этот способ. Задача художника — найти путь через чащу невежества. Найти способ выражать мысли и чувства, у которых есть подлинная глубина и общечеловеческая ценность.

Конечно, это очень трудная задача, но я вовсе не настроен пессимистически. Скажем, я прославился, когда фильмы стали очень популярны, и многие из очень популярных фильмов были невероятно глупы. Такими они и остаются. Но это не означает, что вы не можете снять прекрасное, умное, глубокое или важное кино (если фильмы вообще могут быть важными). Художники завтрашнего дня должны будут найти свой путь, как это сделать, так же как в свое время его нашли Рембрандт, Моцарт, Шекспир или Пруст. Не думаю, что им было легче. Но, с другой стороны, сегодняшние молодые художники выросли в этой чаще — они умеют пользоваться современными инструментами и понимают, как устроен этот мир.

Театр не существует без публики.

— Давайте поговорим о зрителях. Как влияют вкусы современного зрителя на театральный контент?

— Публика — это всё. Знаете, я всегда сравниваю игру в театре с серфингом. Иногда актеры уделяют себе слишком много внимания, не понимая, что они — только часть театрального уравнения. Что же общего у театра и серфинга? Представьте, что в 8 вечера вы выгребаете на доске в океан и ждете волны, грея спину на солнце. А что такое волна? Вы не создаете волну. Волна создается столкновением между материалом — пьесой и ее прочтением — и публикой, а задача актера — проехать на этой волне. Вы должны быть готовы к ней. Вы должны уметь оседлать ее и удержаться на ней. И вы должны давать себе отчет, что вы можете с нее свалиться и даже — метафорически — захлебнуться и утонуть.

При столкновении хорошего материала с хорошей публикой будет большая волна. Поэтому публика — это фундаментальная часть театрального процесса. В кино, кстати, по-другому. Потому что кино — это мертвое искусство. Оно остается без изменений. Фильмы, которые вы смотрели 20 лет назад, не меняются со временем. Вы можете измениться, но фильм останется. Театр и классическая музыка — это не записанная вещь, но живая, эфемерная, органическая форма, живой организм. Они не существуют без публики.

— А вы довольны своей публикой? Она дает вам ту обратную связь, на которую вы рассчитываете?

— У меня нет ожиданий, я не вижу в них смысла. Когда ты в своих ожиданиях, ты не жив, не открыт к тому, что на самом деле происходит. Я предпочел бы быть живым, предпочел бы быть в том, что происходит здесь и сейчас. Я не доверяю ожиданиям.

— Вы осуществили ряд международных постановок. Вы работаете с театром «Степной волк», базирующимся в Чикаго. В то же время вы сотрудничаете с рядом европейских театральных начинаний. Как вы считаете, смешение различных театральных традиций можно рассматривать как нечто, что привносит новизну и свежесть в искусство театра?

— «Степной волк» был очень новым проектом тогда, когда мы начали развивать свой подход к театру, свой стиль, свою философию. Мы чувствовали, что к нам относятся как к чему-то чрезвычайно новаторскому. Но я всегда был очень жадным до всего нового как художник, вернее, как человек, работающий в тех сферах, в которых мне довелось работать, — я не могу называть себя художником, потому что если я скажу так о себе, то что сказать о Моцарте или Рембрандте; так можно запутаться в терминологии. Но в тех формах искусства, которыми я занимался, я всегда был неуемным — мне нравилось исследовать новые вещи, будь то внутри форм искусства, которыми я занимался, или на их стыке. Для меня это не было каким-то осознанным путем — просто я пользовался всеми возможностями, которые дарила мне жизнь, всеми шансами, а также своим собственным любопытством. Я вырос в Америке после Второй мировой войны, и, разумеется, большая часть моего взросления и взросления моих современников прошла в тени холодной войны. Мог ли я вообразить, что одним из самых моих близких соратников станет человек, который вырос в Советском Союзе, который живет и работает в Москве, который, вероятно, вырос в совершенно иной среде и получил другое воспитание, однако мы работали над 8 или 9 разными проектами, несмотря на то что пришли из совершенно разных миров, культур и языков. Поэтому, я думаю, мы находим многое в нашем сотрудничестве.

— Кино, театр, актерское мастерство, режиссура, классическая музыка, мода — вы все время находитесь в поиске новых форм. Куда вы двинетесь дальше?

— Не знаю. Мое любопытство всегда несло меня куда угодно, куда дует свежий ветер. И мне нравится это, так что я буду продолжать.

Возможно, что миром управляют слепые — но не те, которые не видят от природы, а те, которые отказываются видеть истинное положение вещей.

— В чем идея вашего совместного проекта с Молодежным симфоническим оркестром Армении и дирижером Сергеем Смбатяном?

— Этот проект начался несколько лет назад вместе с русской пианисткой Ксенией Коган, с которой я работал над спектаклем с музыкой Филипа Гласса и над другим спектаклем с музыкой Альберто Иглесиаса — испанского композитора, который писал саундтреки к фильмам Педро Альмодовара. Ксения выбрала это сочинение Альфреда Шнитке — концерт для фортепиано и струнного оркестра. Она предложила мне сделать что-нибудь под эту музыку. Сперва я подумал, что это будет очень сложно. Музыка Шнитке мне показалась очень мощной, очень поэтичной и довольно параноидальной, и, несмотря на то что в ней много звуков, она многое оставляет недосказанным. Потом мне пришло в голову, что к ней подойдет фрагмент из книги «On Heroes and Tombs» большого аргентинского писателя Эрнесто Сабато — из части под названием «Report of the Blind». В ней действует герой по имени Фернандо Видаль, который верит в то, что миром правят слепые, а его святая обязанность — открыть глаза миру на то, что все, происходящее на свете, контролирует могущественная тайная секта слепых. Эта часть книги — одновременно очень жуткая, очень поэтическая и наводящая на размышления, потому что, несмотря на то что Видаль совершенно неправ в деталях, он прав по существу. Возможно, что миром управляют слепые — но не те, которые не видят от природы, а те, которые отказываются видеть истинное положение вещей. Мне показалось, что этот текст составит хорошую пару концерту Шнитке. Ксения Коган не исполняет этот концерт последние пару лет, поэтому его играет пианистка Анастасия Теренкова, с которой я надеюсь работать и в будущем.

Сергей Смбатян был первым дирижером, с которым мы сделали этот проект, и его вклад в него был огромным. Потому что, разумеется, из этого могло ничего не получиться. Представьте себе: в этом проекте встретились армянский дирижер, русский пианист, американский актер, аргентинский роман, музыка советского композитора немецкого происхождения и зрители, которые не понимают по-английски, — это фактически рецепт катастрофы. Но катастрофы не произошло.

Я очень люблю работать с классической музыкой и собираюсь продолжать. Потому что такого количества красоты и дикой силы, которое содержится в классической музыке, нет больше ни в одном искусстве.

Легендарный армянский коньяк АРАРАТ на протяжении многих лет работает на территории культуры и искусства, инициируя собственные уникальные проекты и поддерживая заметные и значимые культурные события как в Армении и России, так и в мире. ARARAT Speakers Night — это серия специальных лекций-дискуссий, интеллектуальное пространство, в котором встречаются профессионалы и мастера своего дела из совершенно разных сфер, в том числе из мира искусства, общественные деятели, лидеры мнений, журналисты и представители современной культуры, чтобы в режиме живой беседы представить свой взгляд на актуальные профильные вопросы. Гостями первого мероприятия ARARAT Speakers Night, прошедшего в марте этого года, стали генеральный директор Государственной Третьяковской галереи Зельфира Трегулова и теоретик современного искусства, одна из главных фигур современной арт-сцены Италии Данило Эккер. Вторая встреча цикла ARARAT Speakers Night, прошедшая в Музее АРАРАТ 10 октября, носила название «Новые грани театра», и ее главным героем стал голливудский актер с богатым театральным опытом Джон Малкович. Имена спикеров и темы новых дискуссий совсем скоро появятся на странице Музея АРАРАТ на Facebook.

Понравился материал? Помоги сайту!