Про политическое кино, которое не сняла Кира Муратова

23 октября 1941 года швейцарская газета Neue Zürcher Zeitung сообщила, что «руководитель коммунистов Бессарабии» Юрий Коротков попал в руки румынских войск. Говорилось, что тот в прошлые годы проживал как анархист в Бельгии, Германии, Австрии, Венгрии и Швейцарии, а также играл видную роль в Коммунистической партии Румынии. «Коротков принадлежал как представитель Бессарабии к московскому исполнительному центру и остался после отступления русских в стране для того, чтобы организовывать покушения и акты саботажа», — писала газета, которая предполагала, что герой заметки, вероятнее всего, уже приговорен к смерти.

Четверть века спустя появились загадочные слухи, будто бы высокопоставленный коммунист на самом деле жив и находится на Западе. Тогда КГБ при Совмине СССР и заинтересовался этой заметкой в швейцарской газете. Коротков — отец Киры Муратовой. В связи с этими слухами в 1968 году ее мать Наталья Скурту-Короткова обращалась с просьбой разобраться к Генеральному секретарю ЦК КПСС Леониду Брежневу.

Нет документального подтверждения тому, что письмо матери и последующее разбирательство КГБ связаны с той поддержкой, которую органы советской госбезопасности, по словам самой Муратовой, оказали ей в сложные моменты карьеры. Но, несомненно, семейная история повлияла на становление политических или, точнее, аполитичных взглядов Муратовой, которые сыграли большую роль и в ее фильмах. «Муратова ухитрилась снять первые в нашей кинематографии несоветские — не путать с антисоветскими — фильмы. С них начались долгие проводы советского кино», — написал на днях Андрей Плахов в «Коммерсанте» в некрологе Муратовой.

История родителей Муратовой, в свое время вполне известных, мало изучена, в публикациях о режиссере отсутствуют многие детали. Сама Кира Георгиевна, которая, кстати, не очень любила это обращение по имени-отчеству, о своих родителях рассказывала редко и без особенного энтузиазма. Но в порядке исключения подробно прокомментировала автору этой статьи архивные документы в апреле 2017 года в Одессе, в обсуждении участвовал и ее муж Евгений Голубенко. В Российском государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ), в Архиве общественно-политических организаций Республики Молдова и в Государственном архиве Бельгии находится большое количество материалов о Юрии Александровиче Короткове (1907—1941) и Наталье Исааковне Резник (1906—1981).

В середине 1920-х родители Киры Муратовой — независимо друг от друга и, вероятно, еще не будучи знакомы — переехали из румынской Бессарабии на бесплатную учебу в Бельгию. Коротков занимался в Политехникуме в Генте, Резник училась в Льеже на медицинском факультете. Оба вскоре стали коммунистическими активистами и этим в конечном итоге и привлекли внимание местной полиции. В 1929 году относительно Короткова и Резник, которые поженились в 1928-м, были приняты решения о выдворении из страны — за нарушение «общественного спокойствия».

Судя по документам, Коротков уже тогда строго соблюдал правила конспирации: в его деле в Министерстве юстиции Бельгии мало конкретных данных, нет информации о его членстве в Международной организации помощи борцам революции (МОПР) с 1925 года или в КП Бельгии с 1928-го, о чем Коротков позже гордо напишет в своей советской автобиографии. Бельгийцам было больше известно о его жене. «Названная Резник, студентка в Университете Льежа, участвует в деятельности еврейского экстремистского “Генерального штаба” в Льежском регионе. Ее деятельность связана с “Русско-украинским обществом” в Льеже. Она участвует в коммунистических митингах и часто там выступает», — объясняет сотрудник полиции в июне 1929 года необходимость выдворения 22-летней гражданки Румынии.

С 1930 года, после возвращения в Румынию, Коротков и Резник работали в подпольных структурах румынских коммунистов и собирали разведданные для Советского Союза. В 1933-м Коротков организовал Буковинский подпольный обком в Черновцах. В ходе массовых арестов в феврале 1934 года его задержали и в тюрьме, по его собственным свидетельствам, избивали в течение 32 дней. Арестовали тогда же и его жену, Короткову-Резник.

«После четырех месяцев превентивного заключения я была выпущена временно на волю, так как я была беременна и должна была вскоре рожать», — писала Короткова позднее в партийной автобиографии. Кира Юрьевна родилась 5 ноября 1934 года в Сороках, отечество Георгиевна в документах появляется лишь после 1945-го.

Партийную деятельность родители будущего режиссера продолжали и в местах заключения. Оба отбывали наказание с 1936-го по 1939-й: он — в Дофтане, она вместе с известной румынской коммунисткой Анной Паукер (1893—1960) — в тюрьме в Думбравени.

После «присоединения» Бессарабии к СССР летом 1940 года жизнь семьи изменилась. Коротков работал в партийной прессе Молдавии, в феврале 1941-го стал депутатом Верховного совета Молдавской ССР первого созыва. После начала войны СССР с Германией Наталью Короткову с ребенком отправили в эвакуацию — они оказались в Ташкенте. Коротков остался в регионе для выполнения «специального задания» и погиб, как выяснится позже, уже в сентябре 1941 года.

«Он был такой пассионарный человек. В Ташкенте мне мама говорила, что он все время хотел куда-нибудь поехать: в Испанию, в какую-нибудь горячую точку. Где-то воевать за коммунизм. Он хотел такой опасной, рискованной деятельности. Он был замечательный человек, но другой идеологии человек, чем я», — вспоминала Кира Муратова в 2017 году. В последнем письме отца речь, по словам Муратовой, идет и о ней. «Он пишет: я боюсь, чтобы из Киры не выросла какая-нибудь финтифлюшка. Это было его любимое слово», — рассказывала она, смеясь.

В эвакуации Наталья Короткова сначала работала врачом, но уже в конце 1942-го или в начале 1943-го переехала в Москву, где стала референтом по Румынии в Коминтерне и опять тесно общалась с Анной Паукер. Дочка Кира одно время находилась в детском доме в Иванове, а позднее жила с мамой в московской гостинце «Люкс» на улице Горького. К концу войны Короткова с дочерью вернулась в родной Кишинев, а после перебралась в Бухарест. Вероятно, у Коротковой имелись планы вернуться в СССР. Но после соответствующего ходатайства заместитель заведующего отделом внешней политики ЦК ВКП(б) Л.С. Баранов писал в октябре 1947 года, что считает выдачу Коротковой совзагранвида (человек с таким документом формально считался гражданином Советского Союза) нецелесообразной.

В это время Наталья Короткова, в Румынии буквально переведшая свою фамилию на румынский и ставшая Скурту, работала в аппарате ЦК КП Румынии, занималась кино, которым также интересовалась ее дочь, а позже как врач перешла в сферу управления здравоохранением. Вопросы русской и/или румынской идентичности возникали и у молодой Киры. Она начала учиться в советской школе, где скрывала, что знает румынский язык, а потом перешла в румынскую школу. В 1950-е гражданка Румынии Кира Георгиевна Короткова переехала в Москву и после учебы во ВГИКе с 1961 года стала работать на Одесской киностудии.

Политические взгляды Коротковых тогда уже сильно расходились. Идеологическая искренность как будто исчезла, но при этом квартиры матери и ее товарищей становились все лучше, рассказывала Кира Муратова. С переездом в Москву и во время учебы ее восприятие происходящего сильно изменилось: «Я политикой никакой не интересовалась, мне все это не нравилось». Дочь, например, сильно разозлилась на мать, когда та оправдывала снятие со всех должностей своей подруги Анны Паукер в рамках румынской борьбы против «космополитизма», которая для Паукер в 1953 году чуть не закончилась расстрелом. «Они стали властью, и это их испортило окончательно, всех, кто были хорошими, героями. Они стали начальниками в буквальном смысле этого слова», — говорила Муратова.

«Моя мама мне говорила: ты вот режиссер, ты должна снять фильм о своем отце. Я говорила: я такое делать не буду, это спекуляция, я не буду пользоваться славой своего отца. Тогда это было бы так — я могла бы сказать молдавскому Госкино: знаете, я хочу снять фильм про своего папу, — никаких препон не было бы. Я считала, что это спекуляция. Она мне даже говорила, чтобы я сделала документальный фильм, биографический фильм, воспоминание. Я не хотела этого совершенно. Меня это не только не интересует, мне это противопоказано. Я не хочу иметь отношение ни к какой политике, сейчас тем более», — говорила режиссер, в том же разговоре жестко раскритиковавшая украинского президента Петра Порошенко за его российский бизнес и за то, что он не остановил войну на востоке Украины.

Несмотря на отказ от «спекуляции», загадочный семейный эпизод 1967—1968 годов все же мог бы оказать влияние на судьбу режиссера, раскритикованного после выхода «Коротких встреч» в 1967-м. Ее следующий фильм «Долгие проводы» (1971) стал даже предметом решения ЦК КПУ и вышел в прокат лишь в 1987-м.

Как следует из письма Натальи Скурту-Коротковой Леониду Брежневу, вплоть до начала 1967 года с официальной памятью о ее покойном муже все было в порядке. По ее словам, в 1965-м Юрия Короткова наградили посмертно орденом Отечественной войны I степени, а в январе 1967-го в Кишиневе отметили его 60-летие. Но потом пошли странные слухи, о которых вдова узнала осенью 1967-го: из кишиневского музея изъяли портреты Короткова, говорить и писать про него не рекомендовалось, утверждали, что он якобы жив и находится на Западе. «К безмерному горю, которое постигло меня со смертью моего мужа и товарища по борьбе, прибавилось новое горе — очернение его светлой памяти, единственного, что осталось от него мне и нашей дочери», — писала Скурту-Короткова в марте 1968-го.

После этого письма в Москве начали оперативно разбираться. В 10-м (учетно-архивном) отделе КГБ были подняты исторические документы о нескольких советских и румынских расследованиях, даже газетные публикации об этом событии 1941 года, в которых Короткова иногда называли «главарем ГПУ». Швейцарская Neue Zürcher Zeitung в свое время ошиблась с датой — в ней и в других газетах речь шла о задержании в десятых числах октября. На самом деле, как выяснили в КГБ на основании румынских материалов, отец Киры Муратовой был взят румынскими войсками в селе Троицкое Одесской области уже 17 сентября 1941 года и, по всей вероятности, расстрелян два-три дня спустя по приказу некоего полковника Иона Чокана.

Из секретной справки 10-го отдела КГБ, которая 30 мая 1968 года была передана в ЦК КПСС, и стало понятно, откуда появилось «очернение» светлой памяти коммуниста. В молдавском КГБ после войны занимались расследованием о преподавателе немецкой «Абвергруппе 106» с именем Георгий (Жорж), который якобы был депутатом Верховного совета Молдавской ССР и потом остался на Западе. Поскольку в Верховном совете первого созыва было лишь два Георгия и один и после войны находился на «ответственной советской работе» в Молдавии, появились подозрения насчет отсутствующего Юрия (Георгия) Короткова. Однако, по мнению 10-го отдела, подозрения не нашли «достаточного подтверждения в имеющихся в деле материалах».

В справке общесоюзного КГБ отсутствует информация, как и почему эти слухи о Короткове появились именно в 1967 году. Понятно лишь, что о расследовании молдавского КГБ 1949—1953 годов в Молдавской ССР знал только узкий круг лиц, которые, вероятно, были связаны с местной компартией или с кишиневским КГБ. После разбирательства ЦК КПСС «честное имя» Короткова было вскоре восстановлено — в молдавских изданиях с октября 1968 года появились статьи о «борце за счастье людей».

Знали ли те, кто пустил слухи, о том, что в это время у дочери коммуниста стала складываться карьера в кино, неизвестно. Однако нет сомнения, что в органах госбезопасности после этой истории были в курсе, чья дочь Кира Муратова. «Когда Министерство культуры и Госкино ко мне плохо относились, КГБ ко мне хорошо относился. Они меня, как я выяснила, немножко поддерживали из-за родителей, потому что те были коммунистами-подпольщиками», — рассказала Муратова в 2017 году. «Могли бы просто выслать из страны, паспорт у нее до 1987 года был же румынский», — добавил тогда муж Муратовой Евгений Голубенко.

Понравился материал? Помоги сайту!