Беларусь, или Революция букв

Марчин Виха — польский график, художественный критик, писатель. Автор книг «Как я разлюбил дизайн» и «Вещи, которые я не выбросил». Лауреат литературной премии «Нике» и Премии им. Витольда Гомбровича.

I

Протесты начались 10 августа, сразу после объявления официальных итогов голосования. Полиция применила силу. Столкновения случались каждую ночь. Это было время насилия, стрельбы, массовых арестов, беззакония, пыток.

Просачивались сведения из тюрем и изоляторов. Первые голоса врачей, первые отчеты правозащитников. Интернет приносил фото с кровоподтеками и бинтами. Раненые, избитые, покалеченные тела.

16 августа, в воскресенье, на улицы Минска вышли уже сотни тысяч. Присоединились другие города. Названия некоторых из них заграницей слышали впервые (сказанное не относится к футбольным болельщикам, знатокам авангарда и любителям романов позапрошлого века).

Все повторилось в следующее воскресенье. И еще через неделю. И дальше.

*

«Гонишь, Ярек, не было тебя там», — так бывший лидер польской «Солидарности» осадил нынешнего лидера партии власти. Контекст не важен (дела архивные, если уж совсем коротко). Важен в этой формуле смысл, а он универсальный.

«Меня там не было». «Нас там не было». Стоило бы носить майки с таким принтом. Нас там не было, даже в рядах для публики. Шоу транслировалось в зуме.

*

В середине августа 2020 года фото из Беларуси шли лавиной.

Толпы. Знамена. Шествия, перетекающие с одного сталинского проспекта на другой (монументальная архитектура Минска дождалась наконец событий своего масштаба).

Массовые сцены требуют крупных планов. Нужны детали. В те дни, в первые протестные выходные, я увидел у кого-то снимок. Он и она плыли на желтой надувной лодке, скорее всего, по Свислочи. В руках у девушки плакат «Флот РБ с народом!»

Симпатичные. Он на веслах, она машет картонкой. Плыли как Филин и Мурлыка у Эдварда Лира (оба вдобавок в полосатых матросских футболках). Отважные и смешные.

«Мне нравится! Супер! Утащу», — писали френды в фейсбуке.

*

Беззаботная картинка опрокидывала хронологию. Как будто монтажер вклеил эпизод, снятый раньше, до выстрелов и облав. Или наоборот: потерял терпение, нажал на fast forward и сразу перескочил к финалу («после всех жертв и трудов счастливые горожане празднуют победу»).

С такой картинкой хотелось фантазировать. Думать об отчаянном оптимизме и мирном нраве белорусов. Пускаться в прогнозы.

Может, здесь и была ловушка.

*

Социальные медиа уже успели изменить архитектуру. Мы строим иначе с тех пор, как люди смотрят на здания как на фон для селфи.

Изменились состав, вид и сервировка блюд, которыми повара кормят фейсбук.

В XXI веке протест оказался очередным сегментом инстаграма. Новым визуальным раздражителем.

У культуры протеста теперь свое место в одном ряду с cabin porn (снимками жилищ). С book porn (фотографиями книг и людей, якобы погруженных в чтение). С food porn — блюдами, готовыми к употреблению, листиками рукколы в лужицах бальзамического уксуса.

*

Протест — не зрелище. Не уличный спектакль. Протест не проект, он проектированию не поддается. Но сегодняшний протест — поскольку он хочет состояться — обязан изображать театр. Прикидываться конкурсом красоты и фестивалем дизайна. Продвигать себя как бренд. Бороться за место в информационном потоке, за зрительский ресурс эмоций.

Протест должен пускаться в игру с медиа, от него требуется отвечать нашим ожиданиям. Хуже того — отвечать механической проекции наших ожиданий. Вписаться в примитивную модель, сконструированную искусственным разумом, приспособиться к алгоритмам фейсбука.

Это означает, что ему положено соответствовать стереотипам нашего воображения (толпы, флаги, стиснутые кулаки) и ежедневно нас удивлять (Филин, Мурлыка, флора Республики Беларусь).

Этим летом белорусы противостояли не только лукашенковской милиции и десанту российских пропагандистов. Им пришлось столкнуться с нами, добропорядочными юзерами, мирными насельниками интернета. Бороться со своими страхами, усталостью, болью — и с нашим нетерпением. С нашей аллергией на все серьезное. С нашей иронией, не терпящей патетики (вытвержено назубок, что случится дальше, у иронии с пафосом свой давний спор). С нашим индивидуализмом, которому претит вид толпы.

Интерес — метал редкоземельный. Народы бьются за крохи внимания к себе. За место в заголовке. За слот в топах новостей. За порцию кликов.

Этим летом белорусы получили свою долю внимания. Место в трендах твиттера. Продолжающиеся споры о санкциях. Легкие угрызения совести ближе к финалу.

*

Цена высока. Как всегда.

В 80-х годах прошлого века Милан Кундера описал репортерский парадокс. Героиня «Невыносимой легкости бытия» старается запечатлеть демонстрации после советского вторжения в Чехословакию. Спустя несколько лет обнаруживается, что ее снимки — потребовавшие даже некоторой жертвенности, с трудом вывезенные, опубликованные за железным занавесом — помогают распознавать участников протестов.

Этот парадокс правит бал в социальных сетях. Do it yourself: мы сами сегодня поставляем материал, раньше требовавший агентов или наивных репортеров.

Мы сами себе медиа и герои медиа. Сами себя выслеживаем, собираем документы, пополняем персональные дела. Готовим свою папку в картотеке.

Белорусский протест строился на контрасте: лица замаскированных и нагих. Обнаженные — и спрятанные за вязаными шлемами. Открытость стала оружием протестующих. Анонимность — инструментом власти.

II

Революция требует дизайна. Нуждается в образах и текстах. Революции происходят нечасто. Когда все-таки происходят, приходится импровизировать, брать что под руку пришлось. Сегодня, чтобы объявить революцию, не обойтись без постеров, карикатур, мемов.

Нестор белорусских плакатистов Владимир Цеслер вошел в состав Координационного совета оппозиции (и уже 21 августа уехал из Беларуси). И все же сделанное им в качестве дизайнера важнее.

На самом известном плакате Цеслера изображен национальный флаг, вытесняющий цвета советской (и лукашенковской) Белоруссии. Чтобы сомнений не оставалось, добавлены «loading» и «97%» (высокая готовность к загрузке и доля антилукашенковских голосов). В каком-то смысле плакат оказался пророческим. Когда загружается большой файл, этот последний кусочек, последний процент тянется до бесконечности.

Новые плакаты Цеслера выстраивались как событийная хроника: демонстрации, допрос Светланы Алексиевич, задержания, начало учебного года. В каждом художник искал простой, как пиктограмма, знак. Знак объективный, а следовательно, внешне лишенный эмоций (если принять на веру, что эмоции требуют сильного жеста, жирного подчеркивания, видимого следа руки).

Жестов хватало в рисунках другого представителя старшего поколения. Минский художник рисовал мощные, в китайском духе, каллиграммы. В них читались универсальные метафоры власти, насилия, сопротивления. (Дубинки, ладони, шипы и колючки, портрет с подписью «Макбет».)

Когда в один из дней автор разместил в фейсбуке свою афишу к «Трем сестрам» (расческа с выломанными зубьями), я какое-то время ломал голову над политическим смыслом этого образа (мысли кружили вокруг зачесанных на лысину прядей Лукашенко).

Более популярны в интернете работы Руфины Базловой, чешской художницы родом из Гродно. Рисунки Базловой отсылают к народной вышивке. Из сотен красных крестиков складываются сценки уличных демонстраций (ОМОН, женщины, автозаки) или язвительные комментарии (с мертвым тараканом, а то и похлеще).

Полное ярости сообщение всюду идет в паре с изысканной формой. Терпение и гнев. Это именно то, что мы представляем, читая о событиях в Минске (страшен гнев спокойных людей). Художница вышла за пределы академического поля. Нашла иную визуальную традицию. Заговорив языком вышивки, традиционно женским, дала голос протесту женщин.

Протест как вызов для художников и художниц. Любые конвенции и стили идут в дело, и ни одной из них протест не готов доверять до конца. Он ценит творчество самобытное, любительское, тутэйшее (или ловко имитирующее тутэйшесть). Хочет быть голосом тех, кто привык молчать.

III

Бывают протесты, визуальный образ которых предельно лаконичен. Протесты одного знака или слова. Таким достаточно иногда костюма и реквизита: желтый жилет, зонтик, ленточка, свеча, фонарик в мобильном.

Есть многоголосые протесты. Они обрастают слоганами, становятся похожими на доску объявлений. На токовище, куда каждый приходит прокричать свою правду. Каждый здесь ищет собственное слово и предъявляет свои аргументы.

Белорусские протесты научились сочетать обе стратегии. В какие-то пару дней Беларусь стала бело-красно-белой. Национальные цвета несли по улицам. Наносили спреем. Высвечивали прожекторами. И так далее вплоть до концептуальных решений: кто-то отправился на воскресное шествие с тремя бутылками вина, другой вывесил простыню, на которой написано «флаг» (полиция считала концепт и вызвала кран — снимать артефакт с балкона).

На этом фоне колыхалось безбрежное море плакатов. Больших и меньших. Выписанных в спешке или старательно.

Беларусь — это революция букв.

*

В 2017 году Дональд Трамп предложил своего кандидата на должность в Верховном суде. Демократы протестовали. После одной из демонстраций президент разродился твитом:

«Только посмотрите на эти профессионально отпечатанные плакаты, один к одному. Оплачено Соросом и прочими. Не ведитесь на это! Это не то, что с любовью малюешь в подвале».

(Расщедрился и на хештег #подстрекатель.)

Счет трамповских идиотизмов идет на сотни, но к этому соображению стоит присмотреться. В мире, где большая часть текстов производится с участием клавиатуры, где люди разговаривают, учатся, лечат, объясняются в любви и ведут сексуальную жизнь с помощью компьютеров и телефонов, страница с отпечатанными буквами подлежит осуждению как свидетельство чьего-то умысла. Как если бы только написанное от руки могло говорить о подлинном чувстве.

Кстати, тот же аргумент использовала правительственная пропаганда после протестов в Польше в 2017-м: митингующие держали плакаты (с подрывным лозунгом «Конституция»), профессионально сделанные и размноженные типографским способом. Профессионально — читай проплачено. В этой точке все становится просто и ясно, потому что кто же, разумеется, мог бы оплатить подобное предприятие, если не Джордж Сорос?

У обвинений имелось второе дно. Пересылка файлов, печать, распространение — всякая форма организации опасна для власти. Власть берется утверждать, что любая организация — по существу заговор. Ей, власти, хочется назад, в догутенберговские времена. Потому что типография и есть заговор.

IV

Плакат — живая подпись. Подпись, выжженная на фото. Неустранимая как водяной знак. Плакат — попытка сказать о себе. Подать голос. Ухватиться за язык, найти интонацию, подержаться за слово. Привлечь к себе внимание.

Белорусские надписи были смешными, ироническими. Полными гнева и отчаянного задора. Написанными от руки.

Саша, sorry, ты не наша love story

Сашу в дурдом

Мы хотим жить

Отряд любительниц вина и демократии

Национальная женская сборная по свержению диктатуры

Так плохо, что выходят даже интроверты

Никто нам не платит. Белорусы ненавидят Лукашенко бесплатно

Я — марионетка Альбера Камю

Демонстранты пытались отвечать на выпады пропаганды. Повторяли: «Никто нам не платит». Временами выворачивали наизнанку оскорбления и с гордостью заявляли: «Я — алкоголик и наркоман». (В Варшаве это была бы «я, левацкая проститутка», а в Москве кто — «я, жидобандеровец»?)

*

Наверняка каждый из нас — здесь или там, в любом городе мира — стоял хотя бы однажды в толпе и пытался встроиться со своим либеральным голосом в общее скандирование: по-зор, по-зор, у-хо-ди, мо-ло-дец. Найти для себя место между массовым и индивидуальным.

Написанные от руки сообщения на плакатах — это попытка сохранить суверенитет. Найденная дистанция — в гуще толпы. Сигнал «здесь я» (неповторимый я, неповторимая я, с другими, среди всех, но со своим словом, с собственным почерком, с вами — лично я, все плюс один).

V

Забастовка на гданьской судоверфи началась в середине августа 1980-го. Прошло много дней, прежде чем о ней стали писать газеты. Сама верфь отреагировала быстрее. Опоясывающая ее стена покрылась надписями. В те времена чистота общественных пространств еще никого не волновала. Стена верфи была черной. Ограждение выглядело как множество составленных школьных досок.

Времена были доиронические. Рабочий класс, опора промышленности, обходился без сарказма. На стенах писали:

Человек рождается и живет свободным

Да здравствуют свободные профсоюзы и мир во всем мире

Забастовка продолжается

Равные права и справедливость для каждого

Солидарность и выдержка — залог нашей победы

Будем держаться вместе

Мяса нет, масла нет, никакой еды.

Жри, голодный, трижды в день Ленина труды

Забастовка была в разгаре, когда на верфи появился молодой оппозиционный художник с эскизом плаката. (В то лето вряд ли нашелся бы молодой художник, не симпатизирующий бастующим.) Буквы на рисунке преображались в густую людскую массу. Сплоченную шеренгу. Голову колонны. Выходило: «Солидарность».

Похожая идея мелькнула в этом году на одном из плакатов Цеслера: шеренга — красные силуэты — превращается в красную полосу белорусского флага.

*

Буквы антропоморфны. Нам рассказали об этом в детских книгах, и на каждом шагу это повторяют виньетки и графические знаки. К и Я выставили ножку. А подбоченилось. У О глаза навыкате. В выпячивает живот. И так далее до конца алфавита.

Знак «Солидарности» отсылал к самой сути письма. К его природе, неощутимой, когда мы стучим по клавишам. К соединению отдельных букв в слово, сообщение. Собирание частей воедино и наделение этого единства смыслом. Письмо оказалось метафорой преобразований.

Буквы на плакате оставались собой (слово должно было читаться), но сплелись в единый ряд, в одну органическую форму.

*

В образе колонны была ловушка. Кароль Модзелевский, историк, оппозиционер, писал:

«Тактика, принятая “Солидарностью”, с августа 1980 года требовала укрыться в заводских помещениях и ни под каким видом не дать протесту перекинуться на улицу».

Дальше он поясняет:

«Коллективным субъектом забастовки остается заводской коллектив. Это сложившееся сообщество, члены которого тесно связаны и продолжают общаться ежедневно. <…> Субъект уличной демонстрации не коллектив, а толпа. <…> Толпа может оказаться во власти сильной объединяющей эмоции, но сама по себе толпа не является сообществом. Участвующие в манифестации расходятся или разбегаются по ее окончании, и ничто больше не связывает их друг с другом».

Ничто не связывает рассыпавшиеся типографские литеры, когда они возвращаются в ящик наборщика. Может, поэтому написанное от руки хочется поставить выше сверстанного метранпажем. Типография — это заговор. Написанное от руки объединяет навсегда. Солидарность букв.

VI

Сцена с надувной лодкой на Свислочи — это был классический false ending. Так в учебниках для сценаристов называют момент ближе к финалу, когда у героев все наконец налаживается. События сбавляют ход — нужно освободить место для последнего сюжетного рывка. Судьба берет разгон.

Пришла осень. Карнавал закончился, но протест не сдулся. Лидеры за границей или в тюрьме. Исчезают люди. На фото появились мокрые флаги, зонтики, потеки оранжевой краски. Раненые демонстранты.

*

Дольше всех оборону держало граффити.

Авторы граффити не носят свои работы в руках. Не фотографируются на их фоне (а когда фотографируются, обычно прячут лицо). Граффитчики оставляют след: образы и буквы на стенах, трансформаторных будках, мусорных контейнерах. Сами прячутся, но всегда начеку. В любую минуту они могут вернуться и дать новый залп. Заново нарисовать уничтоженное. Включить в новое сообщение слой чужой краски.

Буквы цепляются за стены. Последние знаки протеста. Плакаты невидимых колонн.

*

Протестное искусство — документ для социологов и журналистов, вспомогательный материал для наук об обществе, картинка для завтрашних учебников истории. Дизайнерам и художникам оно позволяет вернуться к основам. К исходной точке, к самому существу художественного проектирования как работы по собиранию букв.

В обычные дни дизайн занят иным. Продажей нового смартфона или машины, указателем перед подземным паркингом, собственным банковским счетом. Поэтому в 2020 году так трудно поверить в проектирование. В саму возможность планировать события, предвидеть будущее и придать ему форму.

Беларусь напоминает, что дизайн означает способность отзываться на новое. Притягивать то, чего пока нет. Упрямо подталкивать мир в верном направлении.

Перевод Елены Рыбаковой

Текст публикуется в редакции переводчика

Обе книги Марчина Вихи, упомянутые в материале, готовятся к выходу в Издательстве Ивана Лимбаха.

Понравился материал? Помоги сайту!