Кадр из фильма «Этот великолепный торт»© DessignareБельгийцы Emma De Swaef и Marc James Roels прославились своей прошлой картиной «О, Вилли…» (2012) с мягкими куклами и декорациями, свалянными из шерсти. Это была история немолодого робкого человека, вернувшегося в родное поселение нудистов, чтобы похоронить мать, и впавшего в тоску от внезапного сиротства. После успеха фильма у Эммы и Марка появилось огромное количество подражателей, делающих фильмы с такими же пушистыми куклами. И теперь, через шесть лет после «Вилли», в Анси представили как спецсобытие новый изумительный, все так же полный меланхолии «Этот великолепный торт» («Ce Magnifique Gвteau!») этой режиссерской пары. Фильм, премьеру которого показали недавно в Каннах, снят в прежней кукольной технике из шерсти, войлока и ткани и с похожими героями — щекастыми, с близко посаженными глазками. Эта работа кажется куда масштабнее: 44 минуты, пять новелл, персонажи живут в Бельгии конца XIX века и ее африканских колониях, но на самом деле это все такие же понятные нам истории грустных, потерянных людей. Герои фильма — бельгийский король (очень на самом деле похожий на бородатого Леопольда II), бизнесмен-пьяница, сбежавший в Африку с деньгами своего брата, неудачливый кларнетист, одичавший со своим кларнетом в африканских лесах, дезертир, бегущий в Африку от суда, потерявший семью пигмей, служащий в дорогой колониальной гостинице, черный раб-носильщик, который спасся после падения в бурную реку с цепью на шее, и другие. Королю снятся страшные сны, пьяница влюбляется в улитку, молодой испуганный дезертир через подвал африканской виллы выходит к своему заснеженному бельгийскому домику с пожилыми родителями и, заснув, видит счастливый сон, как его хвалит король. Линии рассказа переплетаются самым неожиданным образом, абсурдная реальность оказывается неотличима от сна, смешна и невыносимо печальна, побег в Африку никого не спасает, и только чудо способно примирить нас с миром, полным несчастий.
Один из самых сильных фильмов короткометражной программы, совсем недавно получивший Гран-при Загребского фестиваля, а в Анси не отмеченный жюри, но взявший приз FIPRESCI, — «Падение» («La Chute») известного, хоть и молодого, французского режиссера Бориса Лаббе (Boris Labbé). У Бориса удивительное умение снимать безостановочное движение огромного числа элементов, которые как будто бы повторяют свои циклы, но все время по-новому. Лаббе создает управляемый хаос, который выстраивается в какие-то невероятные структуры, причем в таком музыкальном ритме, что все это выглядит как танец. В этот раз его кино напоминает взгляд сверху на мир, где детали, из которых строится псевдохаотический балет, — это цветы, деревья, камни, люди, какие-то предметы. Они кружат, сливаются, отпочковываются все в более напряженном ритме. Постепенно райские картины становятся страшнее, уже замечаешь, как в этом кишащем муравейнике шевелятся и пожирают друг друга монстры, явно сошедшие с картин Босха, Гойи и прочего классического искусства, пытающегося представить себе ад. Кружение уходит в спираль — она воронкой засасывает все, напоминая о последовательных кругах дантовского ада. Фильм, начинавшийся как почти абстрактный, к концу выглядит апокалиптически, под мощную музыку он показывает неизбежность и неотвратимость падения в преисподнюю.
Американка Нина Пэйли (Nina Paley) после своего предыдущего, снятого в одиночку, полного метра «Сита поет блюз» (2008) стала чуть ли не иконой независимой анимации. Насмешливая умница, борец за свободу распространения искусства против диктата авторских прав, Нина построила этот фильм на истории Ситы и Рамы из «Рамаяны», соединив этот сюжет с собственной историей разрыва с бойфрендом и положив на песни 1920-х годов.
В этот раз Нина снова сняла в одиночку полнометражный фильм с издевательским названием «Седер-Мазохизм», и теперь центральным сюжетом стал еврейский пасхальный седер — ритуальная семейная трапеза в начале Песаха, во время которой каждый год полагается рассказывать историю о выходе евреев под предводительством Моисея из египетского рабства. Снова все на музыку, от Армстронга (как же без «Let My People Go»?) до Леннона, Led Zeppelin и даже Далиды с ее «Paroles, paroles» (а как же, речь ведь идет про «народ Книги»). Пасхальная Агада превращена в иронические клипы с яркими смешными персонажами, где мы видим и горящий терновый куст, и избиение первенцев, и расступившееся Красное море, и манну небесную, а также уморительно ожившую классическую живопись на ветхозаветные сюжеты. Мы видим, что Книга Исход дает толчок к размышлению о цене войн за свободу и свою землю: на эту тему Нине есть что сказать по поводу и евреев, и мусульман, и христиан. Тут, пожалуй, главным становится эпизод «This Land Is Mine» в исполнении Пэта Буна, где бесконечная цепь убийств на Святой земле, от древних людей и до сегодняшних армий, доходит до того, что сама Смерть провозглашает: «Это моя земля». Третий сюжет, важный для фильма, — феминистский (фильм Нины в этот раз на острие всех горячих тем). «Древние божества были женскими, — уверяет она, — почему вдруг теперь Бог стал мужчиной?» И выводит на экран многочисленных древних богинь (для их танца она в 3D анимирует ранние скульптуры из музеев), ну и Леннон поет нам свою «Женщину». А четвертый пласт фильма Пэйли — личный, это ее разговор с отцом, который здесь предстает в виде головы Бога, тогда как вопрошающая Нина — в виде смешной жертвенной козочки. Отец — не религиозный человек, но он рассказывает дочери о своих еврейских корнях, домашней традиции праздновать Седер Песах, беспокоится о том, что она ведет безалаберную артистическую жизнь, не имеет твердой зарплаты и так далее. Этот разговор Нина записала в 2012 году, за три месяца до смерти отца, и, на мой взгляд, именно он переводит «Седер-Мазохизм» от гневных политических заявлений к очень откровенной и личной интонации размышлений о собственной идентичности. К попытке Нины понять, что значит для нее еврейство, ее корни, связанные с домашними традициями и с религией, которая выглядит в ее глазах все более проблематичной.
Ну и пятый фильм, о котором хочется сказать отдельно, — новая часть трилогии польской режиссерки Марты Пайек (Marta Pajek) «Невозможные фигуры и другие истории». Предыдущая часть работала с пространством — это было сюрреалистическое путешествие усталой женщины по бесконечно меняющим направление лабиринтам собственного дома и, как мы понимаем, собственных желаний. Вторая часть уже ищет себе место не снаружи, а внутри человека. В очень выразительной рисованной анимации Марты мы видим двух немолодых людей, мужчину и женщину (бог знает, это та же или нет), которые ищут контакт, и постепенно он становится все более жестким и грубым, будто каждый имеет дело с куклой. Они ломают, душат и разнимают друг друга на части, мнут чужие лица, запускают руки под кожу, залезают в глаза, разрывают кривой гримасой рот, они буквально лезут друг другу во внутренности, уродуя тела, и, конечно, это выглядит метафорой психологического насилия в первую очередь.
