Разговор c оставшимся
Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20245059«Социальная гигиена», фильм из экспериментального конкурса Encounters последнего Берлинале, — вероятно, самая странная картина этой программы. Снятая в пандемию с соблюдением трехметровой социальной дистанции, она похожа на постдраматический театр, разыгранный в зеленых лесных ландшафтах. Серия диалогов, больше похожих на монологи, в вычурной манере излагает историю героя, гордо и по доброй воле опустившегося до бродяги. Фильм показывают в летнем кинотеатре Garage Screen, последний сеанс — 1 июня. А после предыдущего показа Дени Коте встретился со зрителями и ответил на вопросы Евгения Гусятинского и зрителей. Публикуем сокращенный транскрипт его рассказа о фильме.
Сценарий фильма я написал пять лет назад, и уже тогда родилось название «Социальная гигиена». Меня пригласили поучаствовать в небольшом кинофестивале в Боснии. У меня там не было друзей, фестиваль длился всего два дня, но я остался там на месяц и там же начал писать эти диалоги — или монологи, если угодно. Я тогда совершенно не понимал, что из этого вырастет — может быть, фильм, может, роман. Просто записывал свои наблюдения о жизни, вдохновляясь швейцарским писателем Робертом Вальзером, пытался сымитировать его стиль, писал как он, создавая через диалоги некий странный мир.
Я хотел обозначить персонажей, в которых я так или иначе отражу то, как мы обходимся друг с другом, то, как мы общаемся друг с другом. Мы постоянно делимся своим мнением по любому поводу, очень много шума, в частности, мы производим в социальных сетях. Сегодня мы все существуем, можно сказать, в трех разных мирах: это мир виртуальный, мир частный и мир публичный. В социальных сетях мы говорим о себе неприглядные истины. Частный мир — это то, какими мы являемся, а публично мы соблюдаем ту самую социальную гигиену. В этом фильме я предпринимаю попытку создать четвертый мир, в котором можно спрятаться и, таким образом, сбежать от тех трех проявлений жизни, в которых мы сейчас оказываемся. То есть не быть ни публичным, ни частным, ни виртуальным. Это еще одно предложение жизни.
У меня возникла потребность написать медленные, сложные, насыщенные диалоги — так, как будто бы мы по-прежнему живем в XIX веке, когда люди были более элегантными в общении друг с другом. Речь героев фильма нельзя отнести ни к какой-либо определенной эпохе, ни к определенной стране, так не говорят ни во франкоязычном Квебеке, ни во Франции. Это очень экстравагантная и очень элегантная речь.
Я хотел создать фильм, в котором люди беседуют, сохраняя дистанцию. Сейчас, когда пандемия уже на исходе, этот фильм кажется очень современным.
Но идея социальной дистанции пришла ко мне еще в 2015-м. Такими я видел персонажей: стоящими в полях на расстоянии 5–10 метров. Мне показалось забавным, что персонажи говорят что-то очень интимное друг другу и при этом находятся на таком расстоянии. Для меня это была именно формальная идея. Вместо того чтобы поместить моих персонажей в кухню, спальню или гостиную, я принял решение расставить их в открытых ландшафтах. Представьте, что мы берем этот же текст, этот же сценарий, делаем обычный монтаж, как в телевизионных передачах, и снимаем то же самое на улице или в интерьерах. Это будет выглядеть слишком нормально, как любой другой фильм. А я хотел найти способ выражения эскапизма.
Если говорить про театральность, театрализацию, когда я пишу диалоги, я иногда думаю о том, что это похоже на театральную пьесу. Но все-таки театр я не люблю, я не хожу в театр и концентрируюсь только на кино. Поэтому мне кажется, что мои решения не театральны.
Хотя мне нравятся режиссеры, которых часто ассоциируют с театральностью или театрализацией. Эжен Грин, как мне кажется, делает что-то подобное, Мануэл ди Оливейра тоже. Но я концентрируюсь в своих работах именно на la parole — на речи, на слове. Возможно, поэтому, хотя я вроде бы отвергаю театр, когда вы смотрите мои фильмы, есть ощущение, что вы смотрите театральную постановку, что это выглядит очень странно для кино.
Если говорить про другие мои источники вдохновения, я назову Роя Андерссона — шведского режиссера, который также работает с долгими кадрами, но при этом он мне кажется очень кинематографичным. Мне нравится борьба, напряжение между театральностью и кинематографичностью. Работая с этой идеей, восемь лет назад я снял другую свою работу, которая называется «Бестиарий». Это полтора часа долгих кадров животных. Как мне кажется, такое кино вовлекает зрителя. Есть ощущение, что не ты смотришь фильм, а фильм смотрит тебя. Мне кажется, несмотря на статичность, такие фильмы очень интенсивны.
В своем предыдущем фильме я снял, как главный персонаж — мужчина 70 минут идет по лесу, не говоря при этом ни единого слова. Нам было важно создать эффект отчуждения, как будто бы мы отделены от персонажа, и мы использовали для этого пластик, помещенный перед объективом. Когда мы начали работу над «Социальной гигиеной», я сказал оператору, с которым я постоянно работаю, что нужно придумать какую-то похожую идею, как будто бы персонаж от нас далеко и у зрителя нет к нему доступа. Мы подумали, что можно сделать, и в итоге использовали вазелин, который нанесли на объектив, — это создало эффект размытости на периферии кадра. Мне показалось, что это тоже интересный формальный прием.
При создании фильма я концентрировался на главном герое. Я пытался представить персонажа, который живет как Серж Генсбур: у него всегда есть готовые формулы, он всегда очарователен, он всегда знает, как себя вести, а вокруг него стоят женщины и ждут, когда он наконец повзрослеет. Так я вижу наш мир: мужчины постоянно что-то говорят, делают бесконечные глупости, а женщины стоят рядом с ними, скрестив на груди руки, и ждут.
Подчеркну, что эти женщины вовсе не ждут принца на белом коне. Они просто ждут ответственного мужчину, который готов отвечать за свои поступки и решения, а не просто бесконечно дурачиться. Просто нормального мужчину. Сейчас очень широко обсуждается тема токсичной маскулинности, которая, как мне кажется, остро стоит и в нашем обществе, и в вашем обществе. Можно сказать, что именно этому явлению я и посвятил свой фильм. Но это комедия, это легкий фильм, и я говорю об этих проблемах в очень легкой манере.
Мы снимали прошедшим летом, когда бушевала пандемия. Канада — очень законопослушная страна. Здесь следуют всем правилам, поэтому никаких встреч не было. Люди сидели в самоизоляции, публичных взаимодействий тоже не было. Ко мне обратилась Лариса Корриво, актриса, которая играет Сольвейг, сестру главного персонажа. Мы с ней уже давно знакомы, она играла в двух других моих фильмах. «Может, у тебя есть сценарий, который мы можем снять своими силами?» — и я нашел эти заметки пятилетней давности. Мы не могли никак встретиться, мы не хотели репетировать по зуму. Прочитав сценарий, она сказала, что диалоги потрясающие, нам нужно найти других актеров, и мы решили, что ничего дополнительного делать не нужно. Нужно просто следовать тому, что написано на бумаге. Честно сказать, было немного страшно, поскольку репетировать у нас возможности не было. Я попросил актеров выучить 50 страниц текста за 8 недель, но, так как все эти актеры — театральные, они прекрасно справились с этой задачей.
Единственное, что мы обсудили с ними, — это произношение, которое мы будем использовать в фильме. Актеры спросили меня: «Ты хочешь, чтобы мы говорили как здесь, в Квебеке? Чтобы мы говорили на квебекском французском?» Я сказал: «Нет, нет, нет». — «Ну что, тогда — чтобы мы говорили как во Франции? На французском французском?» Я сказал: «Нет. Нужно найти что-то между, что-то элегантное».
Запрещенный рождественский хит и другие праздничные песни в специальном тесте и плейлисте COLTA.RU
11 марта 2022
14:52COLTA.RU заблокирована в России
3 марта 2022
17:48«Дождь» временно прекращает вещание
17:18Союз журналистов Карелии пожаловался на Роскомнадзор в Генпрокуратуру
16:32Сергей Абашин вышел из Ассоциации этнологов и антропологов России
15:36Генпрокуратура назвала экстремизмом участие в антивоенных митингах
Все новостиМария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20245059Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым
22 ноября 20246611Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах
14 октября 202413176Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
20 августа 202419650Социолог Анна Лемиаль поговорила с поэтом Павлом Арсеньевым о поломках в коммуникации между «уехавшими» и «оставшимися», о кризисе речи и о том, зачем людям нужно слово «релокация»
9 августа 202420313Быть в России? Жить в эмиграции? Журналист Владимир Шведов нашел для себя третий путь
15 июля 202422967Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым
6 июля 202423718Философ, не покидавшая Россию с начала войны, поделилась с редакцией своим дневником за эти годы. На условиях анонимности
18 июня 202428896Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова
7 июня 202429019Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»
21 мая 202429671