24 декабря 2019Кино
147

«Ты пришел из пустоты во имя красоты»

Фестиваль невидимого кино — что это и зачем?

текст: Дарина Поликарпова
Detailed_pictureКадр из фильма «Мур-Мур-Мурино, я люблю тебя!»

13–15 декабря в петербургском книжном магазине «Порядок слов» второй раз прошел Фестиваль невидимого кино. Кураторы Дарина Поликарпова, Ксения Ильина и Анастасия Волохова собирают «невидимые фильмы» — никогда никому не показанные, снятые в стол или найденные случайно, смотрят и обсуждают их вместе с режиссерами и зрителями без жюри, призов и бюджета. Как выглядит невидимое кино, кто его снимает и смотрит? Рассказывает Дарина Поликарпова.

Американский архивист и куратор Брюс Познер провел много лет, разыскивая на полках хранилищ «невиданное кино» — забытые пленки довоенных американских киноавангардистов эпохи «до Майи Дерен». Сами по себе фильмы программы «Unseen Cinema», которая в нулевые гастролировала по всему миру, не смотрелись особенно революционно, хоть и впрямь резонировали со сложившимся представлением о каноне «гриффитовского стиля», вполне сходились с другими, неамериканскими, экспериментальными движениями. Завораживало другое — как долго множество метров пленки может оставаться никем не увиденным и сколько еще таких сокровищ хранится на полках киноархивов. Ситуация с этим кино, впрочем, небезнадежна: когда-нибудь к каждому из этих фильмов забредет неравнодушный зритель-археолог, увлеченный руинной романтикой старых пленок. Можно сказать иначе: они лишь по несчастливому случаю так долго пребывают в безвестности, но в общем-то их «невиданность» переменчива — виртуально зритель уже с ними, осталось дождаться его появления. Но вот второму кино, невидимому (invisible), надеяться особенно не на что. Оно обречено быть с досадой или опасливостью забытым, чудом иногда проживая долгие годы в неразобранной папке на рабочем столе.

Фестиваль невидимого кино задумывался нами как площадка для такого arte povera — но из любопытства скорее, чем из протеста. Если он и получится, то со временем, когда стихийное сообщество кураторов, авторов и зрителей, пока еще всего дважды собравшееся в одном месте, почувствует в себе силу основать настоящий партизанский лагерь где-нибудь на обочине богемы и индустрии. Пока же это история двух камерных фестивальных смотров, на которых не пришедшие заранее гости занимают места на картонках, расстеленных на полу. Никакого официоза: удаляться на перекур и за кофе можно когда удобно, возвращаться — в любое время. После показов желательно задержаться: увиденное теперь кино можно обсудить с кураторами и авторами, в случае чего — не очень стесняясь в выражениях. Мы и сами готовы к критике: не все фильмы выбираем единодушно, рады рассказывать о своих сомнениях и делиться впечатлениями, с которыми иногда происходят метаморфозы в опыте коллективного просмотра. На чем-то уже стоим основательно, но некоторые проблемы к началу второго фестиваля так и не решены. Возможно, они нерешаемы вовсе — нашему несобранному формату это позволительно.

Проблемы с самоопределением появляются синхронно с открытием приема заявок. Кто мы — фестиваль экспериментального кино / доморощенно-наивных постановочных фильмов с друзьями в главных ролях / из-под полы снятых кадров неутешительного российского быта с тоскливо-лицедейским характером? Мы раз от разу и пытаемся ответить на этот вопрос, и отбрасываем его как бессмыслицу, потому что знаем: обращение к опыту не терпит преждевременных заключений. Кто мы — диктуют невидимые фильмы.

«Бог лечит знанием»

Впрочем, второй фестиваль доказывает: закономерности все же усматриваются. Самая яркая программа — вновь «параллельная документалистика». Катя Гостева («Мы — дети темноты») едет в вымирающую деревню под Москвой несколько дней наблюдать за цыганами, которые в прошлом обеспечивали всю округу самодельной наркотой. Настя Тутынина комбинирует старые хоум-видео со свежими телефонными съемками. Героиня фильма «Бог лечит знанием» — родная бабушка, постепенно угасающая от болезни, но не теряющая чувства юмора. Дружеский дуэт Кости Галкова и Саши Самохвалова далеко не выходит: в объектив видеокамеры попадают лица режиссеров, их знакомых, комнатные растения, фрагмент холодильника. За кадром звучат неуверенные голоса — правильно ли нажали на кнопку, съемка уже пошла или нет?

Настя Лапша снимает в нашем смысле классику — всюду бродит с телефоном в поисках фактурных лиц «небесных граждан», катающихся в пригородных электричках и напряженно всматривающихся в табло зала ожидания, и «полицейских земных», неудачливо пытающихся разогнать пенсионеров на одиночном пикете. Локации и микрособытия все узнаваемые — мы каждый день ходим мимо, только почему-то ничего не снимаем. Полгода назад, в первый смотр, фильмов такого рода было ожидаемо много. Самое главное в них — точный монтаж, соединяющий далеко друг от друга отстоящие кадры и создающий панораму сегодняшней российской бытовухи — иногда дико смешной, иногда упаднически тоскливой. Тот, кто держит камеру, в этом случае — настоящий кинок, расшифровывающий реальность, но уже не торжествующей революции, а разрастающейся нелепицы, спастись от которой можно одним способом — приобрести дистанцию, которая поможет хорошо посмеяться.

Если камера временно отвернулась от мира, значит, держит под прицелом меня — отсюда противоположная траектория: «портрет состояния». На первом фестивале за эту саморефлексивную линию отвечало видеоэссе с завораживающими закадровыми голосами, адресующими себе вопрос: что, если все — просто иллюзия? В этот раз решили отделить анализ от опыта. Первый предсказуемо проиграл второму: желающие рассуждать при помощи видео о марксистской теории или сделать пуп по мотивам абсурдных оговорок президента проиграли в количестве тем, кто обращался к личным переживаниям — убийству лягушонка, повседневности двадцатитрехлетнего человека, хтонической жизни в Мурине.

«Мур-Мур-Мурино, я люблю тебя!»

Мурино вообще стало для фестиваля особой локацией, а прогулка от дома до метро — современным петербургским фланерством. До метро ходили и Таня Пильникова («Мур-Мур-Мурино, я люблю тебя!»), сочиняя попутно стихи и собирая кадры с граффити, и актрисы арт-группы MustBanggMyKorpse — уже постоянного участника нашего фестиваля, в этот раз снявшего какой-то совершенно нездешний, завораживающий видеомюзикл «Птица» для секции «Ритм-видео». Его участники сами пишут песни, которым было бы вполне по силам конкурировать с хитами Монеточки, снимают, монтируют, населяют кадры своими редко киногеничными лицами и телами.

«Птица»

Третий способ камеры вглядываться во что-то — обратить внимание на себя саму и съемочный процесс, в который она включена. На втором фестивале появилась секция «Кино о кино» — отчасти потомок прошлого недифференцированного скопления «экспериментальных фильмов». Это странная секция: на фоне остальных, аффективно заряженных, тут все строго и дистанцированно. Считается, что эксперименты — серьезное дело, и здесь мало кто отваживается шутить. Авторы экспериментируют с проекцией и зеленым экраном, аудиовизуальной асинхронией, делают ремейки американских андеграундных фильмов («Так говорил Заратустра» Джона Вомита и Ника Зедда). Но для этого погружения зрителям нужен особый настрой, который старательно выращиваемая нами неформальная атмосфера закономерно убивает ближе к концу. Это грустно, но предсказуемо: зрители охотятся за смехом и сантиментами. Можно сокрушаться по этому поводу, но вернее — принять, что экспериментальное кино еще долго останется запертым в гетто, а зрители продолжат посматривать на него с опаской и недоверием. Доказать, что такое кино также обладает собственным характером, где за каждой «позой» стоит искательство, — одна из задач, которыми кураторам следовало бы задаться. Но пока симпатии зрителей очевидны: побеждает отличный по настроению от своих конкурентов лжедок Константина Чукавина «Почему мы не сняли фильм» о несостоявшихся съемках кино. Протагонист тут — режиссер, страстный любитель Тарковского, просящий друзей сфотографировать его на фоне кинотеатра «Аврора». Весь фильм герои дают интервью, объясняя, почему кино снять так и не удалось, перемежая речь вставками фрагментов несостоявшегося фильма — например, бегущим по деревенской дорожке одухотворенным пенсионером, сепией разрывающим колористически естественный видеоряд.

«Почему мы не сняли фильм»

Игровое кино традиционно остается самым болезненным. Такое «кино по умолчанию» в режиме невидимости утрачивает большую часть своих зрительских привилегий. С самого начала будто бы видимое слишком, в таком формате оно может надеяться на успех только при условии нужной степени странности в авторской манере — проявится ли она в экспериментальных вставках, забавном обхождении с языком диалогов или намеренно небрежном обращении с традиционными приемами игрового кино. «У меня в квартире какие-то звуки» Елика Вишни заслужил приз зрительских симпатий намеренно идиотической работой с хромакеем.

«У меня в квартире какие-то звуки»

На втором месте — Глеб Колондо («Варум ду ю край, Хитлер?»), победитель прошлого фестиваля, в этот раз перенесший в игровой фильм об альтернативной судьбе Гитлера все обаятельные находки предыдущего своего видеоэссе — магический закадровый голос и самодельный саундтрек.

По ходу отбора у нас много раз возникал вопрос: как отличить хорошую наивность от плохой? Решения «за» поверяются только глазом, но можно предсказать заранее, чему точно ответят отказом. Самая частая причина — ощутимое школярство многих фильмов выпускников киношкол, которые определенно научились держать в руках камеру и делать аккуратный монтаж, но (хочется верить, не навсегда) растеряли при этом все намеки на своеобычность.

«Варум ду ю край, Хитлер?»

Профессионализм для нас — тоже сложное слово. Наши герои — непрофессионалы, которым такой статус как будто бы позволяет острее ощущать свободу. Но, увы, «непрофессиональность» с той же легкостью превращается в ярлык, обрастая клише от системы обращенных к ней ожиданий. Есть подозрение, что «невидимость», в отличие от «невиданности», не переменчива даже в присутствии зрительских глаз. Хоть иногда мы и говорим, что невидимое кино делаем видимым, полнота этого превращения грозила бы фестивалю концептуальным фиаско. Невидимость — это качество, не уничтожаемое ни словом, ни взглядом, позволяющее фильму всегда оставаться несколько чуждым, непроницаемым; хранить потенции невидимости, не расшифровывая себя ни режиссеру, все еще не понимающему, что именно он делает с камерой, ни зрителю, которому в этот раз никто не попытался объяснить, почему это стоило посмотреть.

По итогам каждого смотра собирается свой архив. Настя (Волохова — один из кураторов фестиваля. — Ред.) записывает, что в этот раз поминалось чаще: водка, смерть, призраки. Собранные фрагменты из опосредованной кино жизни самых разных людей, кажется, размечают карту не слишком жизнеутверждающе. В какой-то момент, правда, ощущение пустоты куда-то отступает. Оказывается, что соседи-алкоголики, которые ссорились в кадре, на самом деле друзья — просто решили поактерствовать перед незнакомкой. По дороге из одного окраинного ЖК в другой достаточно пространства, чтобы потанцевать. И даже полицейский уходит в монтажную склейку не злобным, а со слегка извиняющейся улыбкой.

Полный архив первого Фестиваля невидимого кино можно найти на этом сайте, а архив второго будет размещен в ближайшее время.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Дни локальной жизниМолодая Россия
Дни локальной жизни 

«Говорят, что трех девушек из бара, забравшихся по старой памяти на стойку, наказали принудительными курсами Школы материнства». Рассказ Артема Сошникова

31 января 20221549
На кораблеМолодая Россия
На корабле 

«Ходят слухи, что в Центре генетики и биоинженерии грибов выращивают грибы размером с трехэтажные дома». Текст Дианы Турмасовой

27 января 20221589