18 февраля 2022Кино
2239

Рут Бекерманн: «Нет борьбы в реальности. Она разворачивается в языковом пространстве. Это именно то, чего хочет неолиберализм»

Победительница берлинского Encounters рассказывает о диалектических отношениях с порнографическим текстом, который послужил основой ее экспериментальной работы «Мутценбахер»

текст: Анна Меликова
Detailed_picture© Maria Kracíková

На Берлинском фестивале в секции Encounters победил новый фильм австрийской режиссерки документального кино Рут Бекерманн. Это провокационная экспериментальная работа, в основе которой лежит порнографический текст «Жозефина Мутценбахер — История жизни венской проститутки, рассказанная ею самой». Конечно, заглавие обманывает читателей и читательниц: история на самом деле рассказана не самой проституткой, а мужчиной. Изначально имя автора было неизвестно, но позже выяснилось, что это австрийский писатель Феликс Зальтен, который стал знаменитым благодаря детской книге «Бэмби». Главная героиня «Мутценбахер» — немолодая женщина, которая вспоминает о своем детстве и юности через призму сексуальности. Текст во многом состоит из изощренных описаний половых актов, при этом главной героине около 5 лет, когда она впервые сталкивается с мужским вожделением, и с 7 лет она ведет насыщенную сексуальную жизнь.

По объявлению в газете Рут Бекерманн объявила кастинг на фильм, основанный на известном порнографическом романе, и позвала мужчин в возрасте от 16 до 99 лет. Мужчины приходят на кастинг и видят пустое пространство с диваном. Им нужно сесть на диван и прочитать с выражением фрагмент из романа. Как они будут реагировать? Согласятся или нет? Вспомнят о том, как открыли для себя собственную сексуальность, или предпочтут промолчать? Испытают отвращение, возбуждение, стыд?

— Когда я узнала, что вы сняли документальный фильм, взяв за основу текст «Мутценбахер», я решила его прочесть и осилила примерно половину. Могу сказать, что это далось мне непросто. Добровольно, без дополнительного контекста, который создает ваш фильм, я бы никогда не стала читать эту книгу. Когда вы впервые столкнулись с этим текстом?

— Когда я была очень юна. Книга появилась в 1906 году. И многие поколения читали этот текст в довольно юном возрасте. Конечно, это связано с тем, что тогда не было того доступа к информации, который есть сейчас. Официально книга появилась только в 1969 году, но были подпольные издания. Я помню про издание, в котором было очень много опечаток. И мы находили такие издания, спрятанные в квартирах наших родителей или друзей. Эти книги циркулировали.

— Вы тогда дочитали текст до конца?

— Разумеется. И не один раз. Мы ведь не знали, как происходит половой акт. Нам было интересно. Это сейчас дети уже все знают из интернета, причем они-то видят картинки. А есть большая разница, читаешь ли ты порнографический текст или смотришь порно. Текст — это ведь фантазия.

— В Австрии роман известен примерно так же, как и текст Захер-Мазоха «Венера в мехах»?

— Гораздо больше. Сейчас уже всем известно, кто его написал, и интерес к нему упал. Но есть много венских песен о Мутценбахер. Это уже часть поп-культуры. Есть традиция венских песен, которые очень сексуализированы. Одна из этих песен звучит на финальных титрах фильма — «Бананы и лимоны». Ее поют австрийские художницы Вали Экспорт и Ингрид Винер. Это песня из начала 70-х, когда сексуальность вдруг стала свободной и как раз официально была опубликована эта книга. Это было огромное освобождение. Наконец можно было все читать и про все говорить. У сексуальности тоже есть своя история. Конечно, сегодня на это смотрят по-другому, но это тоже часть истории.

© Ruth Beckermann Filmproduktion

— У этого текста очень своеобразный язык. Я читала по-русски. И многих этих слов я не знала или никогда не слышала, чтобы их использовали применительно к гениталиям или к сексуальному акту.

— Неужели этот текст есть на русском?

— Да.

— Язык — интересный аспект этой книги. Там используются слова, которые я тоже не знала. Некоторые из них старомодны. Но часто они указывают на определенный социальный класс говорящего. Действие романа происходит в очень бедном венском районе, и с социологической точки зрения это очень реалистичная книга: здесь очень точно описаны жилищные условия бедных людей на стыке XIX и XX веков. Люди жили вместе в малюсеньких комнатах. Тогда было такое понятие, как Bettgeher, — это мужчина, который ночью работал официантом, а днем спал в квартире рабочих, которые работали днем, в свободной кровати. Bettgeher играют большую роль в этой книге: чужие мужчины, живущие в некоторых семьях, и днем у них есть время, чтобы заигрывать с женщинами.

— У вас в фильме есть сцены, где мужчины стоят в холле и вслед за вами произносят похабные фразы из текста. Они ведут себя как маленькие мальчики в детском саду. Этот язык превращает их в детей.

— Я использовала принцип поэта Эрнста Яндля: мы выделяли из текста отдельные слова или словосочетания и использовали их для «звуковых стихов» (Lautgedichte). Это была веселая, игровая ситуация — мы делаем сейчас то, что вообще-то делать нельзя. Была очень хорошая, расслабленная атмосфера.

— У меня было чувство, что этот текст — просто повод поговорить с мужчинами об их сексуальности. Они столько души вкладывают в это чтение. Как вы с ними работали?

— Нам прислали 150 резюме. Мы отобрали половину для сцен на диване и для хора примерно 100. Они присылали фото и информацию, кто они и чем занимаются. Некоторые думали, что это кастинг для секс-фильма, и они были готовы к тому, что работать придется не только с текстом. Мы снимали примерно неделю или десять дней, но очень интенсивно. Мы вообще не репетировали. Они просто входили, получали текст и читали его. И мне очень нравится, как они это делают. С самим текстом я работала примерно год: выбирала из него фрагменты, сокращала, проводила ресерч с германистами, социологами, историками, секс-работницами, феминистками, продюсерками феминистских порно. То есть я проделала большую работу, прежде чем придумала этот редуцированный концепт. Также я встречалась с писателем и филологом Освальдом Винером, который написал предисловие к первому официальному немецкому изданию и сделал глоссарий, где он объясняет венские выражения. Он умер несколько месяцев назад.

© Ruth Beckermann Filmproduktion

— То, как сделан этот фильм, можно сравнить с одним из ваших предыдущих фильмов — «Мечтатели» о Целане и Бахман. Есть текст, и есть люди, которые зачитывают этот текст, но не пытаются его играть. Но в «Мутценбахер» есть также маленькие сцены с импровизациями.

— Мне хотелось, чтобы мужчины задействовали свое тело и чтобы показали себя в другой, не только сидящей позиции. У мужчин часто проблемы с телесностью. Им сложно друг до друга дотронуться. Они боятся этого гораздо больше, чем женщины, которые могут обнимать друг друга и быть телесно ближе. Я хотела посмотреть, как ведут себя мужчины, если им нужно играть отношения. И для многих это было сложнее, чем прочитать откровенный текст.

— В конце фильма появляется информация, что в 2020 году вышло новое издание книги с историко-критическим предисловием. Это новое издание было толчком для создания фильма?

— Вообще нет. Это случайное совпадение. Я не знала, что планируется переиздание книги. Возможно, это просто витает в воздухе. Но вообще существует уже много германистов и феминисток, которые занимаются этим текстом и предлагают разные подходы к анализу. В Германии эта книга была до 2017 года в индексе запрещенных для подростков книг. Жаль, что в новом издании нет информации о том, как книга была принята в свое время, и о разных переводах. Вы знаете, когда книга появилась на русском?

— В 2003 году в издательстве «Институт социологии». Меня удивило, что книга вышла из этого индекса именно в 2017 году, то есть в год #MeToo. Ведь с точки зрения #MeToo и вообще феминизма эта книга весьма сомнительна…

— Я очень рада, что эта книга не попала из-за #MeToo больше ни в какие новые индексы. Если #MeToo зайдет так далеко, что начнут цензурировать книги, это будет ужасно. Я решила снимать этот фильм во время пандемии, когда многое нельзя было делать и между людьми не было телесных контактов. Этот фильм — как тест для нашего времени. Я хотела посмотреть, кто как реагирует на этот текст и на этот фильм: это исторический текст, к которому надо с сегодняшней позиции подбирать новое отношение, или он подпадает под cancel culture и его надо запретить?

— Книга написана от имени немолодой секс-работницы, которая вспоминает о своем детстве, точнее, исключительно о сексуальных аспектах своего детства. Но эту книгу написал мужчина. И это мужские фантазии о женщине. А вы, получается, выводите этот мужской голос из темноты и выставляет его наружу.

— Да, в этом и заключалась основная задумка. Я хотела, чтобы эту мужскую фантазию прочитали именно мужчины, и при этом хотела пронаблюдать, как они реагируют.

© Ruth Beckermann Filmproduktion

— Если представить обратную ситуацию, что режиссер-мужчина приглашает женщин сесть на диван и прочитать порнографический текст, — такой проект уже не может быть снят в наши дни.

— Но в жизни это продолжает происходить. Конечно, диван — это намеренное решение. С одной стороны, потому что до сих пор многие оперные певицы или актрисы «презентуют» себя на таких диванах перед мужчиной или перед несколькими мужчинами, а я хотела перевернуть эту ситуацию. С другой стороны, конечно, тут есть параллели с Зигмундом Фрейдом и с его кушеткой.

— Вы иногда заигрываете с этой иерархией и провоцируете мужчин: например, вы спрашиваете одного из них, был бы он готов заняться сексом с деревом, если бы вы того захотели.

— Да. Я надеюсь, что при этом я все-таки не слишком использовала свою власть. Но это игра. И мне она доставляла удовольствие. Особенно когда речь идет о ста мужчинах, которые делают то, что я хочу. Это было прекрасно (смеется).

— В секции «Панорама» этого года есть документальный фильм Нины Менкес «Brainwashed: Sex-Camera-Power». Это критика male gaze. Во многих фильмах, которые нам хорошо знакомы с детства, женщины показаны как объекты: специальное освещение, ракурс, позы, кадрирование. Для вас играет роль male или female gaze?

— Мне кажется, что у каждого человека есть свой собственный взгляд, на который повлияли его собственная история, его склонности, приоритеты. Нельзя всех поделить на мужчин и женщин. Я предпочитаю видеть не группы, а индивидуумов. Это мой взгляд. У другой женщины другой взгляд. Но конечно, есть распределение власти. И столетиями именно мужчина был тем, кто рисовал женщин, кто давал им роли, кто о них писал. Мужчина-режиссер, который работал с актрисой Мэй Уэст, должен был управлять сильной женщиной. А мужчина-режиссер, который работает с молодой неопытной актрисой, готовой сделать все, чего он хочет, — это совершенно другая ситуация. Нужно всегда видеть обе стороны. Как ведут себя некоторые женщины, чувствуя этот мужской взгляд на себе: противостоят ли они ему или же полностью подчиняются?

© Ruth Beckermann Filmproduktion

— Как вам кажется, в современном обществе стало больше или меньше табу?

— Табу изменяются. Я не сексолог, я не знаю, какие сейчас есть сексуальные табу. Конечно, педофилия табуирована и должна остаться табу. Сейчас об этом говорят. Раньше об этом не говорили. Инцест тоже табу. Но то, что появилось сегодня, — это табуирование в языке, как можно или нельзя что-то называть. Например, в некоторых старых книгах при переиздании заменяют Н-слово. Табуирование также происходит на уровне раскола населения. Я вижу, что есть группы, которые борются за свои права. Как например, гомосексуалы, трансвеститы и т.д. И эти группы борются между собой. Это снова борьба за власть. Трансвеститы против феминисток, эссенциалистские феминистки против экзистенциалистских феминисток. Для меня это проблематично. Мне кажется, это реакция на неолиберализм: все разрешено, и каждый борется только за себя. Солидарности нет. Нет борьбы в реальности. Все разворачивается в академическом или языковом пространстве. И это именно то, чего хочет неолиберализм: чтобы было как можно больше групп, которые не солидарны друг с другом, и как можно больше diversity, чтобы можно было им как можно больше продавать разных товаров. Меня это угнетает. Это отражается в cancel culture. Если даже на Хелен Миррен нападают из-за того, что она играет Голду Меир и при этом не еврейка и не из Израиля… Это уже такой абсурд. Если так пойдет дальше, в какой-то момент только трансвеститам будет разрешено снимать фильмы про трансвеститов, только черным — о черных. Это новая форма цензуры. Я не ожидала, что все зайдет так далеко.

— Один из мужчин в вашем фильме говорит, что он против этой книги, так как это выглядит как оправдание для мужчин. В книге написано, что маленькая девочка Пепи сама хочет заниматься сексом со всеми этими бесчисленными мужчинами. И то, что сейчас однозначно расценивается как харассмент и изнасилование, в книге показано как источник ее собственного удовольствия. Но нельзя забывать, что это написал мужчина, это его фантазия. В книге нет изнасилований мужчинами женщин (по крайней мере, до того момента, что я дочитала), но зато есть обратные ситуации. У Пепи есть друг, который не хочет с ней секса, так как он должен сексуально обслуживать сестер и мать, он рассказывает Пепи о своем травматическом опыте, а она при этом тянется к его члену и стимулирует его, хотя он просит ее остановиться. Как вам кажется, какова была цель написания этой книги?

— Целью была, конечно, порнография: возбудить мужчин и женщин. Эту книгу читало очень много женщин. И многие женщины, среди которых есть и феминистки, говорят, что эта книга в том числе про женское сексуальное желание. Конечно, это проекция мужчины. И мужчина из моего фильма, о котором вы упомянули, конечно, прав: если в книге написано, что женщины сами испытывают удовольствие, это оправдывает мужчину, который спит с этими женщинами. Но в этом тексте именно женщины постоянно разговаривают во время секса, и они занимают активную позицию, поэтому многие читательницы воспринимают этот текст как источник эмпауэрмента для женщин. Это очень субверсивный текст, который не так просто отнести к какой-то одной категории. И именно это меня интересовало.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Разговор c оставшимсяВ разлуке
Разговор c оставшимся 

Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен

28 ноября 20245032
Столицы новой диаспоры: ТбилисиВ разлуке
Столицы новой диаспоры: Тбилиси 

Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым

22 ноября 20246585
Space is the place, space is the placeВ разлуке
Space is the place, space is the place 

Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах

14 октября 202413154
Разговор с невозвращенцем В разлуке
Разговор с невозвращенцем  

Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается

20 августа 202419629
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”»В разлуке
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”» 

Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым

6 июля 202423700
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границыВ разлуке
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границы 

Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова

7 июня 202429002
Письмо человеку ИксВ разлуке
Письмо человеку Икс 

Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»

21 мая 202429654