© Анна Приданова1) Когда и почему вы решили стать журналистом?
2) Какие издания вы читаете?
3) Кто ваши любимые журналисты?
4) Благоприятное ли сейчас время для журналистики в России, по-вашему?
5) Что такое, по-вашему, идеальная журналистская карьера в наше время?
6) В каких медиа, с вашей точки зрения, престижно работать, а в каких — нет? Почему?
7) Где бы вам хотелось работать после окончания вуза?
1) Еще со школы. Смотрела «Спокойной ночи, малыши», потом — программу «Время». Хотелось быть на месте ведущих. С 7-го класса начала публиковаться — в районных, городских изданиях. Это было целенаправленным движением. Тогда я жила в Алексеевском районе, на северо-востоке страны. Писала в «Полет мысли» — приложение к газете «Алексеевский вестник» — о многодетных семьях. Я сама из такой семьи. О ветеранах писала, потому что работала в Совете ветеранов — как пионерка, можно сказать. Входила в молодежный совет при управе, мы ходили как тимуровцы, скорее — помогали пожилым людям, ветеранам с компьютерами разбираться, что-то еще… В районе был интернат для слепых и слабовидящих детей. О них я тоже писала, с ними я дружила всю школьную жизнь. Мои статьи постоянно печатались, одноклассники их читали. Сейчас я отошла от социальной тематики, потому что стала внештатным корреспондентом Первого канала. Ежедневные темы — Украина, санкции, ЕС, но иногда хочется говорить о простых людях.
2) Каждый день я смотрю Первый канал. Из газет читаю «Коммерсантъ» и «Российскую газету», такие проправительственные источники. Я — птенец, который еще в инкубаторе, я говорю так, как меня воспитывают: любить Россию и любить нашего президента. Я люблю Россию и люблю нашего президента. И ровно так же, как меня воспитали в вузе — любить Первый канал и любить «Коммерсантъ», — я люблю Первый канал, и я люблю «Коммерсантъ». Я не должна так говорить — «люблю», но я так говорю. В «Коммерсанте» нет таких настроений, которые вижу на «Эхе Москвы». Я всегда подчеркиваю, что я поддерживаю курс государства, а не оппозиции. Я могу не принимать того, что говорят на «Дожде», на «Эхе Москвы»: что ж они говорят такое! Что ж они такое про Путина! Но слушаю. Русофобское, на мой взгляд, отношение на «Дожде» и на «Эхе Москвы» — оно есть, и это задевает. На «Эхе Москвы» рассказывали о «празднике вежливых людей», который депутат Зотов предложил ввести, — он приходился бы на день рождения Путина. Подавали так, как будто Зотов предлагает сделать Путина символом нации, сделать его день рождения национальным праздником… Я все-таки учусь в ведомственном вузе, и мне было неприятно неприкрытое издевательство. А нейтральные политические СМИ — это уже не политические СМИ. Это глянец. Или есть толстые журналы о современных международных отношениях — такие, например, наш вуз издает. В глубоких статьях там описывают несколько позиций, читаю — складывается свое видение. Но это — не ежедневное издание. Для меня, честно говоря, оппозиция = сумасшествие.
3) Мой кумир — это Всеволод Овчинников, который работал в Японии и в Англии. Он написал книги «Ветка сакуры», «Корни дуба». Настольные книги почти каждого студента нашего факультета. Я не разлучаюсь с ними, я могу, переезжая с квартиры на квартиру, на стажировку во Францию не взять с собой русскую классическую литературу, но Овчинникова я беру с собой всегда. Любовь к человеку пронизывает каждую его строчку, и… это классно! Русский взгляд на иностранцев. Если о тех, кто сейчас на поле боя, — в плане ведущего я влюблена в Дмитрия Борисова. Это, насколько я знаю, лучший ведущий, любимый руководством канала, новостей. Он может говорить без подготовки, рассказывать новость, не читая ее, только зная о ней. И, конечно же, человек, которым я восхищаюсь с детства, — Ирада Зейналова. Она как-то сказала, сравнив женщину и репортера: «Если вы репортер, вы — не женщина». И мне бы хотелось следовать этому. До глубины души меня «поразил» журналист Александр Никонов. Как вообще цензура не касается такого человека, этические нормы… Он написал о том, что детей-инвалидов при рождении следует убивать. Называл их только матрицей для жизни, «бракованными детьми» — и меня лично это очень возмутило. Как такое возможно в современном обществе? Журналисты могут сколько угодно цапаться на политическом поле, потому что и те, и другие правы — и одновременно неправы. Но когда о человеке и об унижении — такого не должно быть в журналистике.
Я — птенец, который еще в инкубаторе, я говорю так, как меня воспитывают: любить Россию и любить нашего президента. Я люблю Россию и люблю нашего президента.
4) Противники скажут, что плохое время для журналистики всегда. Я считаю, что в России всегда было хорошее время для журналистики. Не может быть плохого времени для журналистики. Сейчас самое время работать журналистом — и всегда самое время работать журналистом. Мне 20 лет, и я не чувствую и не чувствовала никаких зажимов свободы слова на себе. Может быть, журналисты свободного полета, работающие в оппозиционных изданиях, это и чувствуют — хотя они поют о том, что в России все не очень хорошо, на каждом углу. Закон о блогерах, как вы его называете, не мешает. Если закон принят, значит, он принят для народа. А тогда — как может быть плохо от этого? Странно было бы, если бы Киселеву не запретили въезд в Европу. А если запретили — значит, человек работает на благо страны.
5) Мне хотелось бы прожить всю свою жизнь в журналистике и умереть там же — в какой-нибудь горячей точке. Но ни в коем случае не в кругу семьи, в теплой кровати, окруженной внуками и детьми. Это своего рода служба государству, только не шпагой, а пером. В совсем-совсем раннем детстве, когда мы смотрели с семьей... или это было не раннее детство, это было просто детство… репортаж из Беслана, журналистка стояла напротив школы. И сзади нее были слышны выстрелы, стреляли за ее спиной. И от какого-то взрыва она побежала, камера осталась. И мне папа сказал: «Наташа, когда ты будешь корреспондентом — не важно, какого канала, — никогда не убегай из кадра. Пусть тебя режут, убивают, по тебе стреляют — ты будешь стоять и говорить. Потому что это — твоя миссия. И даже если убьют — хорошо, значит, ты работала ради своей страны». И меня это абсолютно не пугает, наоборот — хочется добиться того, чтобы отправили в горячую точку. Хочется взять картинку того, что тяжело увидеть. Тот же Афганистан — это был бы только плюс нашей журналистике, если бы как можно больше увидели картинки живой, больше могли бы увидеть ценных интервью. Если бы журналист перестал дорожить своей жизнью. Вот это стремление увидеть как можно больше и передать — наверное, только это движет мной.
6) Совсем низко было бы окончательно работать в желтой прессе. Мне говорят, что круто, что я работаю на Первом канале, проходила практику в «Интерфаксе», — но это и правда круто! Но читать нужно все, как нас учат. От «Спидинфо» до «Российской газеты». От желтухи — до качественной прессы. Мне, как начинающему журналисту, интересно было бы поработать во всех сферах. И в оппозиционном, условно, стане.
7) Я планирую спокойно продолжать свое образование в магистратуре. А потом работать — сколько надо, два, три года — внештатным корреспондентом Первого канала. Чтобы и потом там работать.
