25 апреля 2014Академическая музыка
698

Музыка Майдана

Гимн, набат, цимбалы, бочки и этюды Шопена

текст: Любовь Морозова
Detailed_picture© Андрей Меаковский

Сейчас, когда украинскую революцию растащили на сувениры, майдан Незалежности превратился в туристическую зону, а в венском Künstlerhaus проходит выставка арт-объектов Майдана (туда приволокли даже самодельную катапульту с улицы Грушевского), из Киева почти полностью выветрился дух трехмесячного противостояния. Формально его топография сохранена: по-прежнему на проезжей части натянуты палатки, а по периметру возвышаются баррикады (правда, горы грязных мешков с песком заменены аккуратными стенами из брусчатки). Однако сегодня мы имеем фактически три разных Майдана, которые не взаимодействуют и практически не пересекаются: туристический, жителей палаточного городка и Майдан тех, кто пришел почтить память погибших. Эта прогнозированная и, в общем-то, здоровая ситуация создает отличную почву для рефлексий на тему того, что же в дни протестов связывало воедино нацию, заставив ее отказаться от исконного правила «моя хата с краю». Как ни странно, такими факторами наряду с общими политическими требованиями стали еда и музыка. Причем стихийное и уличное музицирование порой приобретало самые невероятные формы.

Гимн Украины

1 декабря киевляне, возмущенные жестоким разгоном «студенческого Евромайдана», съезжались на народное вече в Парк имени Тараса Шевченко. На примыкающей к нему станции метро «Университет» из вагонов вывалилась туча людей. Последний раз Киев переживал что-то подобное в мае 1986-го, после взрыва на Чернобыльской АЭС. Тогда детей и хрупких девушек несли на плечах, чтобы не затоптала паникующая толпа. В этот раз люди потоптались и вдруг в едином порыве принялись петь национальный гимн. Многие не знали слов и только лишь мычали мелодию — патриотизм здесь давно не был в моде. Но эффект переживался невероятный — вокруг тебя находилась не безликая масса, где без угрызений совести можно работать локтями, а единомышленники, которых внезапно захотелось любить и уважать.


Впоследствии гимн на Майдане в своем значении практически сравнялся с молитвой «Отче наш». Так их, друг за дружкой, в вечернее и ночное время в начале каждого часа скандировала вся площадь — вне зависимости от национальности, веры и убеждений. Фраза «в любой непонятной ситуации пой гимн» стала крылатой, гимн играли на волынке и цимбалах, выстукивали на барабанах и металлических бочках под взрывы гранат и в мирное время.

Колокола Михайловского собора

30 ноября, спасаясь от преследований «Беркута», часть студентов укрылась в стенах Михайловского собора. Впоследствии тут устроили пункт приема гуманитарной помощи, оборудовали склад продовольствия, в храме постоянно отдыхали активисты, а в дни горячих противостояний функционировал народный госпиталь. В ночь на 12 декабря во время продолжительного штурма баррикад силовиками впервые зазвонил набат Михайловского. До событий нынешней зимы он в последний раз звонил в 1240 году, во время татаро-монгольского нашествия. Аспирант-богослов Иван Сидор, получив больше 70 телефонных звонков с просьбой о помощи, взял благословение у епископа Агапита и взобрался на колокольню. С часа до пяти утра он и пять других студентов академии по очереди били в колокола, пытаясь воссоздать гул набата. Ничего подобного богословам прежде делать не приходилось, поэтому действовали интуитивно, извлекая преимущественно низкие, тяжелые звуки. За четыре часа порвали четыре каната.

Впоследствии набат сопровождал самые тяжелые ночные противостояния.

Казацкие тулумбасы, волынка и медные трубы

Активистов на передовой не оставляли без музыки. Это здорово снимало агрессию и поднимало боевой дух. 1 декабря, во время штурма Банковой, в толпе «оголтелых бендеровцев» стоял и волынщик. Под аккомпанемент светошумовых гранат звучали национальный гимн и песни Украинской повстанческой армии вперемешку с шотландскими наигрышами. Волынка звучала и на Грушевского, создавая музыкальный фон для самых зрелищных боев с горящими шинами и разноцветными салютами. Для сочувствующих зрителей, опасливо оглядывающих поле боя со склонов Мариинского парка, эти бои действительно походили на сверхреалистичное кино.

Пожалуй, никто из музыкантов не стоял в эти месяцы на передовой так часто, как 50-летний харьковский трубач Константин Олийнык. Музыку трубач забросил больше двадцати лет назад, занявшись предпринимательством. Несколько лет назад муниципальная власть уничтожила его личный бизнес и попробовала отнять квартиру, но Олийнык с трубой в руке обошел все инстанции от ЖЭКа до администрации президента, отвоевав свое жилье. С трубой он приехал и в Киев, не выпуская инструмент из рук даже в 20-градусный мороз и даже в те моменты, когда пули подкашивали его соседей.

В дни шаткого перемирия на Грушевского из Карпат приехала четверка верховинцев с четырехметровыми трембитами, сделанными по всем канонам из громовицы (смереки, в которую ударила молния), обернутой березовой корой, и трубила в них перед строем силовиков. Убежденные в магических свойствах своих инструментов, верховинцы комментировали свои действия на камеры: дескать, надеются изгнать нечисть из «Беркута» и верховного беса — из Киева.

Пытаясь во всем подражать Запорожской Сечи, «Казацкая сотня» Майдана приволокла гигантские тулумбасы. По поверьям казаков, они должны были возбуждать человеческую душу, вводя ее в холодную ярость — спокойное боевое состояние. Эти тулумбасы возили даже в Межигорье, к резиденции Виктора Януковича, что-то выстукивая ему азбукой Морзе через три поста охраны.

Во время боев на Грушевского боевой дух поднимали уже не экзотические тулумбасы, а мятые железные бочки — те, вокруг которых активисты грелись на Майдане. Десятки таких бочек были расставлены по периметру участка улицы с протестующими. В них безостановочно ударяли, стараясь попадать в такт. Каждые два-три часа «ударников» сменяли на постах — причем нередко это были не ребята спортивного вида, а мощные поварихи, пришедшие после дежурства на кухне Майдана. Эти удары придавали метанию коктейлей Молотова какую-то магическую окраску и вкупе с высокими кострами из пылающих шин походили на гигантскую реконструкцию некоего древнего ритуала.

Видео объединения «Вавилон'13»


Реабилитация пианино «Украина»

1 декабря, захватив Киевский горсовет, протестующие принялись играть этюды Шопена на белом рояле Bechstein, стоящем в Колонном зале. Уже через неделю, 7 декабря, молодой львовянин Маркиян Мацех установил первое «революционное пианино» напротив кордона милиции возле администрации президента. Фактически Маркиян перенес на киевскую почву уже реализованную им во Львове идею «уличного пианино» и даже предположить не мог, какую волну подымет его задумка. Сидя за раскрашенным в цвета национального флага фортепьяно один на один со строем силовиков, он сыграл то, что умел, — Вальс ор.64 №2 Фредерика Шопена. Фотография с одиноким пианистом перед шеренгой «Беркута» облетела весь мир. Сын Джона Леннона Шон почему-то решил, что украинский пианист исполняет композицию его отца, и запостил фото в своем твиттере с подписью «Эта фотография парня, играющего “Imagine” спецназовцам на Украине, просто невероятна!» А в середине апреля стало известно, что фоторабота победила в фотоконкурсе Freedom House.

Через несколько дней пианино перенесли вниз по улице, оставив возле горсовета. Тут оно и находилось с декабря 2013 года, но настоящий фортепианный взрыв случился в конце января — начале февраля после одного нашумевшего видео.

В ночь на 25 января 2014 года при экстремально низкой для здешних широт температуре —18°C вернувшийся с Грушевского активист в бронежилете и балаклаве, полностью скрывающей его лицо, сел за фортепьяно поиграть пьесы его любимого итальянского минималиста Людовико Эйнауди. Прогуливавшаяся рядом влюбленная парочка засняла этот мини-концерт в окружении дышавших густым паром прохожих на мобильный телефон и выложила на сервисе YouTube под заголовком «Экстремист дорвался до пианино». Популярность видео побила все рекорды — очень быстро количество просмотров перевалило за полмиллиона. Оно стало лучшим оправдательным приговором украинским «экстремистам»: у человека, исполняющего нежную музыку на фортепьяно, не может быть каменное сердце. Это как минимум аристократ, а как максимум — современный рыцарь в лучших куртуазных традициях.


Ребята в камуфляже состязались в виртуозности, играя посреди отдыхающих активистов в помещениях Музыкальной академии, Украинского дома и горадминистрации. По интернету гуляла шутка, что экстремисты захватывают помещения только для того, чтобы сделать в них уборку и поиграть на роялях.

«Революционные фортепьяно» расплодились как грибы после дождя. Буквально за одну-две недели они появились на центральных площадях практически всех областных центров. Больше всего не повезло инструменту в Луганске: участники Антимайдана под одобрительное улюлюканье раздробили его на части.

Еще никогда пианино марки «Украина» не чувствовало себя таким героем. В советское время эти инструменты ежегодно изготовляли десятками тысяч. Пианино как признак хорошего тона стояло в каждой второй украинской квартире вне зависимости от умения играть на нем. В 90-е и 2000-е от инструментов стали массово избавляться как от массивных вещей, загромождающих жилье. Советские пианино совершенно обесценились: их предлагали забрать бесплатно при условии самовывоза. Черниговская же фабрика музыкальных инструментов имени Павла Постышева, прекратив изготавливать «Украину», пустила запасы древесины на гробы для итальянского заказчика. Впрочем, став одним из символов украинской революции, инструмент получил великолепный пиар, а благодарные слушатели заговорили о необходимости возродить Черниговскую фабрику.

Именно музыкальное противостояние лучше всего выразило суть происходящих на Майдане событий. В дни перемирий на Грушевского очередное пианино установили на крыше обгоревшего автобуса. Хрупкая мулатка Антуанетта Мищенко, студентка Музыкальной академии и лауреат многочисленных международных конкурсов, играла на нем этюды Шопена. Не выдержав слишком тонкой для себя музыки, со стороны «Беркута» стали глушить ее русским шансоном. Противостояние классики и «блатной песни» обнажило конфликт двух культур лучше тысячи взаимных обвинений. А вскоре после этого он перешел в свою самую страшную — заключительную фазу, оставившую после себя снова-таки музыку. В этот раз чувства людей, переживших Майдан и хоронящих своих товарищей, вошедших в так называемую Небесную сотню, обобщила акапельная песня «Пиккардийской терции» «Пливе кача». Именно под нее хоронили каждого активиста, провожая гробы волнами рук Майдана.



Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Posthum(ous): о том, что послеОбщество
Posthum(ous): о том, что после 

Участники Posthuman Studies Lab рассказывают Лене Голуб об интернете растений, о мощи постсоветских развалин, о смерти как основе философии и о том, что наше спасение — в образовании связей

26 октября 2021219