30 сентября 2016Современная музыка
863

«Петля пристрастия»: «Некоторых песен вообще никто не понял»

Участники минской рок-группы о своем месте в жизни и в музыкальной индустрии, колесе сансары и чудесах человеческой добродетели

текст: Андрей Орловский
Detailed_picture© «Петля Пристрастия»

«Они записали лучший альбом 2016 года», «одна из сильнейших современных русскоязычных рок-групп», «самый лучший образец пост­панка на русском» — минскую группу «Петля пристрастия» журналисты сравнивают с Editors и Interpol, а вокалиста Илью Черепко-Самохвалова — с Йеном Кертисом. Однако у группы, выпустившей четыре альбома (последний — «Мода и облака» — вышел в апреле этого года), нет сайта, нет официальной биографии и страницы в Википедии: кроме вороха противоречивых сведений, выдаваемых музыкантами в хаотичных интервью, о «внутренней кухне» группы мало что известно. Перед концертом «Петли» в клубе «16 тонн» Андрей Орловский отправился в Минск, чтобы выяснить детали из первоисточника.


— Существуют разные версии того, когда появилась группа: в 90-х, в 2002 году, в 2007-м. Как и когда вы начали играть?

Илья Черепко-Самохвалов: «Петля» — это логическое продолжение нашего совместного музыкального сосуществования с Тимофеем, бас-гитаристом группы. У нас когда-то был коллектив «Полипы», закончившийся году в 2000-м выпуском промо-пластинки из трех вещей, которая, собственно, и подытожила все, сделанное нами. В изначальный состав этого проекта входили только бас и акустическая гитара. Потом присоединился виолончелист — и, собственно, все. Мы записали диск, где насочиняли электронных ударных и утяжелили гитары — первый опыт группы в электричестве, так сказать. На этом «Полипы» и закончились, потому что диск был невостребованным и мы не знали, что с ним делать. В итоге мы заморозили нашу музыкальную деятельность до определенного момента, пока не созрели — году в 2002-м, я уже не помню. В 2004 году группа вышла в первый раз в полном составе — барабан, две гитары и бас: нас было четверо. Барабанщики постоянно менялись, но рождением группы можно считать именно 2004 год.

— Давай попробуем восстановить вашу историю в фактах и цифрах: годы, альбомы, клипы, премии.

Илья: Двенадцать лет, четыре альбома. На данный момент полноценный клип, который можно назвать официальным видео, только один, на песню «Груз» — больше у нас клипов и нет. Хотя есть еще «Летучий корабль», но это концертное видео, смонтированное как клип. Ну и премии есть — белорусская какая-то за лучший альбом в 2011 году. Были номинантами за лучшие тексты в «Степном волке — 2011», в 2013-м журнал «Афиша» признал наш «Фобос» лучшим альбомом года. Но я не знаю, стоит ли считать это достижениями.

— Откуда появилось название «Петля пристрастия»?

Илья: В этом никакого секрета нет: в какой-то момент я решил, что необходимо сменить вывеску. Мы начали играть в другом составе и несколько другую музыку, поэтому и название надо было менять. И вот я увидел одну минскую поликлинику, то ли пятую, то ли детскую пятую — неважно. Там висел советский антиалкогольный плакат, назывался «Петля пристрастия»: на нем были изображены два алкоголика с зелеными носами на лавочке — один из них был с гитарой. Моя супруга подсказала: смотри, это же про тебя. И я решил: а почему бы и нет, хотя название, конечно, сложноватое. Сейчас я какой-то частью себя сожалею, что так усложнил себе жизнь, но тем не менее мне кажется, что хоть оно громоздкое и патетическое, но оно именно об этом всем.

— В одном из твоих интервью я нашел самоопределение: «Мы играем русскоязычную белорусскую музыку с англо-американским замесом рокового направления». По-моему, эта формулировка очень точно описывает вашу музыку. Предлагаю задачу интереснее — расскажи, что такое «Петля пристрастия», не оперируя музыкальными понятиями, давай поговорим про идеологию группы.

Илья: Кратко объяснить философию нашего совместного существования? Я когда-то говорил, что это можно было бы обозначить каким-то более коротким словосочетанием — например, «дурная привычка». Но «петля пристрастия» подходит даже с буддийской точки зрения — то есть жизнь внутри колеса сансары. Человек обуреваем страстями, и, пока он от них не избавится, он никогда не выберется из этого замкнутого круга — цепи перерождений — и будет все время страдать, страдать и страдать. Ну, в общем, это о любви к жизни. Это то, что характеризует жизнь не только нашей группы, но и любого человека вообще. Пристрастия же разными бывают — не только алкоголизм, наркомания, но и любовь к чему-то — к месту, например. Речь идет о каких-то привязках к этому миру, и чем их больше, тем больше человек несвободен. Я считаю, что человек в принципе несвободен. То есть такое определение, как «свобода», для меня не совсем понятно, у него очень много коннотаций. В общем, наша музыка — о путешествии субъекта в условиях заданной несвободы, то есть о жизни.

Моя супруга подсказала: смотри, это же про тебя.

— Герой песен «Петли пристрастия» — в некотором смысле герой русской литературы, маленький человек. Можешь описать этого человека?

Илья: Можешь меня просто сфотографировать.

— Нет, не визуально — что творится у него внутри, что его волнует?

Илья: Читал «t» Пелевина? Это прежде всего человек — здесь не хотелось бы говорить банальности о том, что он ищет себя и так далее, — который переживает то, что положено человеку. Он поэтапно проходит общую для всех беговую дорожку с препятствиями, но при этом задается вопросом, насколько все это целесообразно. Нельзя ли какое-то препятствие сбить, какое-то обойти? Это, опять же, обычный, вечный вопрос о смысле жизни, смысле существования. И вызванных этим труднообъяснимых и неясно выраженных страданий.

— Чеховское определение получилось. Следующий вопрос: для меня лично группа «Петля пристрастия» ассоциируется со словосочетаниями «страшные чудеса», «нервное волшебство». Происходят ли в твоей жизни чудеса, как они влияют на музыку?

Илья: Нужно сойтись на определении: чудо — это то, что не должно было произойти, но произошло. Чудеса случаются, их, конечно, не так много, как хотелось бы, и они не такого масштаба, как хотелось бы, но тем не менее они есть. И я живу от маленького чуда — к маленькому чуду. У меня срослось все с любимым человеком, мы уже живем который год вместе — и это чудо. Большое. Которого я, может, и недостоин. А вот, кстати, и Ваня пришел…

(Иван Селищев — гитарист группы и по совместительству человек, отвечающий за ее менеджмент. — А.О.)

Наша музыка — о путешествии субъекта в условиях заданной несвободы, то есть о жизни.

— Давайте поговорим о чудесах в жизни группы — происходят ли они с вами, помогают ли вам?

Илья и Иван: Да, например, под Питером произошло одно из таких. Наш автобус сломался, и отличный парень Леша возился с нами на трассе пять или шесть часов. Возил на СТО по пробкам в воскресенье, когда вообще никому до нас не было дела. Тащил нас своим мелкогабаритным автомобилем, опоздал на день рождения жены — но ни словом, ни взглядом не дал понять, что испытывает сожаление по поводу того, что с нами так долго провозился. Более того: он позвонил человеку, который быстро отремонтировал наш автобус и не взял денег, хотя мы навязчиво пытались их всучить. Но все-таки взял диск и футболку. Концерт состоялся, мы успели — благодаря чуду, чуду человеческой добродетели.

— Мне кажется, что в жизни каждого художника случаются вспышки — эмоции такой глубины и яркости, что сразу же становятся импульсом для творчества. Можете вспомнить хотя бы одну из таких?

Илья: Я, как автор всего этого безобразия, могу сказать, что вспышек как таковых нет — необходим долгий период времени. Нет такого, чтобы что-то с тобой произошло, сдетонировало — и ты тут же разродился фейерверком. Это все приходит со временем, по мере накопления критической массы эмоций. Я в этом смысле — скупой рыцарь: творчество — это следствие кропотливой работы, а не случайного импульса. Если что-то получается сразу, мгновенно, то я это откладываю. Смотрю через неделю-две, а оно уже не работает, но поскольку сам заряд был, то просто пытаюсь это адаптировать, накладываю слоями. Так иногда происходит и на репетициях, когда у меня уже есть готовый вариант текста, но я пою что-то совершенно другое, потому что всплывают эти, погребенные под верхним, слои, где находится всякая чушь, которую я до этого забраковал.

— Можно ли то, о чем ты говоришь, привязать к теории, что художник должен смотреть не из эпицентра катастрофы, а отстраненно, видя ее всю целиком?

Илья: Да, это похоже. Но если импульс был, то ты умозрительно помнишь, каким он был, и представляешь, каким был ты в том состоянии. Когда умер отец, мне было двадцать три года. Я ехал к нему и грешным делом думал, что это станет толчком к новой песне, но ничего не вышло. То есть что-то получилось, но через некоторое время я понял, что это что-то — совершенно личное. И при всем ужасе происшедшего в итоге у меня получилась песня «Солнечный город», которая, кстати, не имеет отношения в текстовом плане к смерти отца, но в целом она оттуда.

Я — скупой рыцарь: творчество — это следствие кропотливой работы, а не случайного импульса.

— Сейчас я задам вам два, на первый взгляд, разных вопроса, но на самом деле об одном и том же. Илья, мы говорили про героя твоих песен — есть ли ему место в современном обществе, постсоветском пространстве? Иван, расскажи про положение «Петли пристрастия» как независимого объекта в космосе современной музыкальной индустрии.

Илья: Я могу сказать однозначно — это место есть. Дело в том, что лирический герой и есть продукт современного общества, выродок этой жизни. Да-да, я ни себя, ни лирического героя не ставлю отдельно: этот маленький человек — человек массы, который задает себе вопрос, как найти путь внутри себя.

Иван: Независимых групп на самом деле сейчас очень много. Потому что уже давно все лейблы потеряли влияние, продажи дисков упали почти до нуля. Все зависит от того, насколько сильно ты вкладываешься, насколько сильная у тебя мотивация. Я организовываю концерты, занимаюсь их продвижением и соответственно продвижением группы, в которой играю. При этом мы не делаем никакой обертки для творчества: есть группа «Петля пристрастия», она играет такую-то музыку — все. Продвижение заключается в том, чтобы мы играли хорошие концерты на хороших площадках для большого количества людей. Даже неважно где — в Таллине, Киеве, Москве. Главное, что это благодарный зритель, который готов прийти и поддержать тебя.

Илья: В общем, мы ищем такую схему существования, когда могли бы зарабатывать достаточные деньги, чтобы не заниматься ничем, кроме музыки.

Иван: Потому что если ты работаешь на работе и играешь в группе, то по факту ты и не на работе, и не в группе. Не бывает групп выходного дня. Мы, например, не можем взять и поехать в трехнедельный тур, хотя в теории есть какие-то люди, которые готовы сделать нам концерты и на Урале, и в Сибири. Но если ехать просто на три концерта, выходит накладно, потому что мы из Минска — дорогие перелеты, сложная логистика. А поехать в большой тур не можем, поскольку все работают. И мы боремся с этой дилеммой, но пока безуспешно.

— Кто из вас где работает?

Иван: Басист работает в банке, гитарист преподает музыку в своей частной музыкальной школе. Я — в концертном агентстве, барабанщик Леша — в благотворительном фонде, а до этого — лет десять в доме-интернате для инвалидов. Сейчас у него тоже достаточно плотный график.

Илья: Я работаю в театре, нам с Лешей хуже всего, хотя и Тимофею тоже худо — мы на режимных объектах.

Не бывает групп выходного дня.

— Ваш последний альбом «Мода и облака» — легкий, подвижный, даже можно сказать — попсовый в хорошем смысле этого слова. Расскажите — как шла работа, чем он важен для вас, какие песни любите исполнять вживую?

Илья: Мы отдавали себе отчет в том, что так и произойдет. Мне кажется, что это очень хороший стилистический симбиоз — песни местами достаточно мрачные, и, если их не подкреплять танцевальными ритмами, получится вообще замогильный ужас. Могу сказать, что на «Моде» появилась какая-то личная меланхолия; некоторых песен, боюсь, вообще никто не понял. Альбом получился несколько разнородным в плане транслируемых эмоций: например, «Груз» и «Отдых» — совсем полярные вещи.

Иван: Мои две любимые песни — это «Груз» и «Автоматизм», их кайфовее всего играть на концертах. В них есть тот самый нужный бит, который мы наконец-то поймали. Из наших альбомов второй нам уже не нравится самим — эти песни уже не хочется играть на концертах. Концерт — это совсем не то, что запись, на концерт люди приходят танцевать, и они должны танцевать. А когда ты выходишь и начинаешь играть песню на шесть минут с гитарными переливами и переборами — это скучно и для тебя, и для людей. Поэтому действительно хотелось сделать что-то танцевальное, чтобы был ритм, под который ты бы точно знал, как дергать конечностями, а не приходил и стоял в раздумьях — в какую сторону двинуться? У меня есть друг, который сходил на наш концерт и сказал: «Ну вас в жопу, столько мрака нагнали, что я неделю в депрессии был». Но сейчас он снова ходит на наши концерты — альбом понравился.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Кино
Рут Бекерманн: «Нет борьбы в реальности. Она разворачивается в языковом пространстве. Это именно то, чего хочет неолиберализм»Рут Бекерманн: «Нет борьбы в реальности. Она разворачивается в языковом пространстве. Это именно то, чего хочет неолиберализм» 

Победительница берлинского Encounters рассказывает о диалектических отношениях с порнографическим текстом, который послужил основой ее экспериментальной работы «Мутценбахер»

18 февраля 20221886