«Революции в Иране не будет»

Автор документального фильма «Рейв в Иране» — о настроениях тегеранской молодежи и о том, как снимать кино вне закона

текст: Денис Бояринов
Detailed_picture© Christian Frei Filmproductions

На фестивале Beat Film Festival покажут режиссерский дебют Сюзанн Майерс «Рейв в Иране» — о том, как, рискуя свободой, два иранских диджея Ануш и Араш играют запрещенную электронную музыку и устраивают нелегальные дискотеки в Тегеране. Денис Бояринов поговорил с немецким режиссером о настроениях тегеранской молодежи и о том, как незаконно снять документальное кино.

— Вам доводилось бывать на нелегальных вечеринках до того, как вы взялись за «Рейв в Иране»?

— Я не маньяк рейвов. Я не тусовалась на вечеринках по пять дней в неделю и не знаю назубок имен всех модных диджеев. Хотя электронная музыка мне нравится, как и разная другая музыка. Но мой фильм — это не музыкальная документалка. Он не про электронную музыку и не про рейв. Он про молодых людей, живущих в Иране — стране, о которой мы почти ничего не знаем.

Трейлер «Рейва в Иране»

— Как у вас появилась идея снять это кино?

— Я прочитала статью о том, что в Иране проходят нелегальные техно-вечеринки — рейвы в пустыне. Я подумала, что это прекрасная идея для фильма — столько аспектов сходится в одном сюжете.

— Прочли статью и просто взяли да поехали в Иран?

— Именно. Но сначала я попыталась внедриться в это движение. Я стала списываться с молодыми иранцами через Фейсбук — завязала общение. Через несколько недель я полетела в Иран, чтобы предложить им стать героями моего фильма. И, как и можно было ожидать, все как один отказались сниматься. Это был сущий кошмар.

При том что я и не планировала показывать лица героев в фильме. Я, разумеется, переживала за их безопасность и предполагала сохранить анонимность. Но иранцам все равно было страшно.

В конце концов мне повезло — нашлись Ануш и Араш, которые отважились на съемки. Поначалу мы тоже договаривались о том, что их лиц в фильме не будет видно. Но поскольку они приняли решение уехать в Европу и сейчас живут здесь, нам уже не нужны были эти предосторожности.

© Christian Frei Filmproductions

— Как снять документальный фильм в Иране? Полагаю, что вы не пытались получить разрешение на съемки у иранских властей.

— Конечно. Фильм был снят абсолютно незаконно. Я ездила в Иран шесть раз. По туристической визе. Проводила там месяц или два. Фильм снимался на обыкновенную камеру Canon 5D, которая может быть у любого туриста, но качество картинки у нее относительно неплохое и пригодно для кино. Снимать что-нибудь на улице в Иране очень сложно. Стоит только достать камеру, как кто-нибудь подходит и начинает задавать вопросы. Поэтому на улице я снимала редко и в основном скрытой камерой — украдкой на айфон. Не все сразу получалось. Например, снять сцены на иранском базаре удалось только с десятой попытки.

Я приняла много предварительных мер предосторожности. У меня были карты памяти с туристическими фото и карты памяти для съемок — я постоянно их меняла туда-сюда. Когда нас проверяла полиция — а это случалось постоянно, — я показывала им камеру с туристическими снимками.

Для того чтобы вывозить видеоматериал из Ирана, я завела специальные жесткие диски, на которых был второй, тайный, раздел с зашифрованной информацией. В видимом разделе хранились невинные фотки, а в тайном — съемки для фильма. Жесткие диски вывозили для меня иранские студенты. Они называли меня Джеймс Блонд — я ведь блондинка (смеется).

— Какое наказание вам могло бы грозить, если бы ваш обман вскрылся?

— Честно говоря, не имею представления. Но в этом-то и проблема стран вроде Ирана: ты знаешь, что с тобой может случиться что угодно. Нет правил. Нет законов. И это простой и эффективный механизм, который насаждает страх в головах людей и позволяет держать их под контролем.

Радость разрушает страх.

— Как вы думаете, электронная музыка запрещена в Иране, потому что она связана с вечеринками и алкоголем, или же власти видят в ней какую-то угрозу для режима?

— Трудно сказать. Никто ничего не может сказать по этому поводу. Моя теория такова: в нынешнем Иране нежелательны любые формы проявления радости и способы получения удовольствия. Власти боятся, что контролируемые ими люди будут испытывать радость. Ведь в радости много силы и энергии. Радость разрушает страх.

Однако запреты не означают, что того, что запрещено, в Иране не существует. Практически все, что делают западные молодые люди, делают и их иранские сверстники — только за закрытыми дверями. Тайком.

— Ваш фильм рассказывает о поколении молодых иранцев, живущих при репрессивном режиме. В чем их главное отличие от западных сверстников?

— Дело, конечно, не в том, что у них нет клубов, рейвов и коктейлей и что девушки там должны носить хиджаб. Это не так важно. Важно то, что власти Ирана лишили свою молодежь возможности выбирать. Это главное ущемление их прав и ограничение свободы. Они не могут поехать в Лондон на четыре месяца, чтобы попробовать на вкус другую жизнь. Поэтому их мечты, в первую очередь, связаны с идеей вырваться из Ирана в окружающий мир. Принципиальное отличие между нашими поколениями — в том, что мы больше искушены жизнью. Мы можем пробовать разную жизнь и сравнивать. Они — нет.

— Вы поддерживаете связь с Анушем и Арашем? Как сложилась их жизнь в Европе?

— Поначалу им было очень тяжело — они провели полтора года в лагере беженцев. Но после того, как фильм вышел и получил известность, их жизнь наладилась. Они получают приглашения из разных стран, постоянно путешествуют и выступают с диджей-сетами в разных клубах мира. В каком-то смысле они стали звездами. У них куча поклонников в Фейсбуке. Они получили то, о чем мечтали. Конечно, они скучают по своим семьям и друзьям, которые остались в Иране. Но мне кажется, что они сейчас гораздо счастливее, чем были.

© Christian Frei Filmproductions

— История Ануша и Араша — это исключение или правило для иранской молодежи?

— Я встречала много молодых людей, похожих на Ануша и Араша. Таких, которые только и думают о том, чтобы покинуть Иран, и ищут способы реализовать свою мечту. Но, естественно, все они принадлежат к одной страте — просвещенному городскому среднему классу. В маленьких городах и в деревнях молодежь, возможно, думает по-другому. Надо понимать, что у иранцев другое отношение к семейным связям. Не такое, как у европейцев. У них — культ родителей и старших поколений. Они долго живут в семьях и очень поздно начинают самостоятельную жизнь.

— Возможно ли, что этот городской средний класс попытается устроить в Иране очередную революцию?

— Революции в Иране не будет. Для революции необходимо, чтобы люди были фундаментально недовольны жизнью. Но жизнь в Иране достаточно комфортная, а экономическая ситуация, хоть и ухудшилась в связи с санкциями, все еще достаточно благоприятная. У людей есть деньги. Среднему классу есть что терять.

— В какой стране вы будете снимать следующий фильм?

(Смеется.) Я не могу сказать. Намекну, что это будет еще одна страна Ближнего Востока, в которой надо вести съемки скрытой камерой. Джеймс Блонд снова выйдет на задание.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Кино
Рут Бекерманн: «Нет борьбы в реальности. Она разворачивается в языковом пространстве. Это именно то, чего хочет неолиберализм»Рут Бекерманн: «Нет борьбы в реальности. Она разворачивается в языковом пространстве. Это именно то, чего хочет неолиберализм» 

Победительница берлинского Encounters рассказывает о диалектических отношениях с порнографическим текстом, который послужил основой ее экспериментальной работы «Мутценбахер»

18 февраля 20221881