Найк Борзов: «Я — за естественное расширение сознания»

Звезда инди-рока о терапевтическом альбоме «Капля крови Создателя», о молчании в 2000-х и конфликте с лейблом

текст: Александр Нурабаев
Detailed_picture© Ксения Коваленко

Свой новый альбом «Капля крови Создателя» видный представитель отечественного инди-рока и автор всероссийских хитов «Лошадка», «Три слова» и «Верхом на звезде» называет терапевтическим. По словам автора, работа над пластинкой помогла ему вернуться в атмосферу творческой свободы 90-х, когда Найк Борзов еще не познал массовой популярности и самостоятельно продюсировал все свои записи. Альбом действительно звучит оптимистично и воодушевляюще, несмотря на достаточно серьезный философский подтекст некоторых композиций, и демонстрирует отменную творческую форму рок-музыканта, не выпускавшего сольного альбома около шести лет. Александр Нурабаев встретился с Найком и обсудил с ним работу над альбомом, его сторонние проекты и причины продолжительного молчания артиста в нулевые годы.

— Альбом «Капля крови Создателя» был сделан тобой практически в одиночку — придуман, спродюсирован и записан в домашней студии, как ты это делал в начале своего пути. Данный подход был осознанным возвращением к корням — или, может, ты решил сэкономить на студии?

— Это осознанное решение, и экономия на студии здесь ни при чем. В предыдущие годы я записывался в разных дорогих студиях и не имел никаких ограничений. Почти все записывалось на пленку. В этот раз мне захотелось поэкспериментировать и соединить аналог с цифрой. Там разная культура звука, и мне захотелось соединить это таким образом, чтобы был одновременно и современный, и вневременной продукт. И песни собрались интересные — мне захотелось сделать этот альбом забытым мной образом и не приглашать к сотрудничеству других сопродюсеров. Это были мои друзья — близкие люди и на одной волне, но с 1997 года, с альбома «Головоломка», я этого не делал. В этот раз я работал, ограничив себя в средствах, и делал альбом практически «на коленке». Это вводит меня в азарт — мне нужно подумать, прежде чем что-то сделать. Обычно ты говоришь: «Я хочу такой-то звук», — и тебе ставят нужные микрофоны, приезжает правильный барабанщик и играет то, что нужно. А тут я придумывал схему и потом все это делал сам. В начале года я назаписывал демок почти на весь альбом и в течение года все это реализовывал.

— Я читал в одном интервью, что до начала работы над альбомом ты съездил с Феликсом Бондаревым из группы RSAC на один фестиваль и, посмотрев на группы новой гитарной волны, решил, что никаких студий не надо. Что это был за фестиваль и что ты там такого увидел?

— С Феликсом мы работали над песней «Про дурачка» для трибьюта «Гражданской обороне»; в то время я пришел к такому состоянию, когда у тебя все есть и ты не понимаешь, что тебе надо. Это, на самом деле, грустная история. Это не уныние и супердепрессия, но очень близко. И, когда мы начали работать с Феликсом над песней, в процессе работы он спросил, есть ли у меня новые песни и собираюсь ли я писать альбом. На тот момент я думал только про синглы. С 2014 года, с выхода альбома «Везде и нигде», и с окончания тура в 2015 году я начал работать над «Молекулой» и решил, что буду выпускать только синглы. Мол, это модная тенденция, альбомы сейчас никому не нужны, винил никто не покупает, диски ушли в историю. Все стримят, и сингловая история для современного мира — самый адекватный формат. Пусть кастрированный и ничтожный, но нормальный.

Я пришел к такому состоянию, когда у тебя все есть и ты не понимаешь, что тебе надо.

Я тоже адекватный человек и буду выпускать синглы — думал я. Выпустил сингл «Кислотный бог», но и то это получился макси-сингл с кучей ремиксов и версий. У меня не получается выпускать одну песню, и это был мой единственный эксперимент, не считая трибьютов Цою или Летову. Я показал Феликсу демо песни «Пойми и прости» со словами, что надо бы перезаписать все в студии, потому что все это сделано по-быстрому, дома. Он послушал и говорит: «Не надо ничего переписывать, у тебя все идеально. Своди и выпускай». А там даже было спето ночью, чтобы мелодию не забыть. Это на меня произвело впечатление, потому что Феликс — один из главных персонажей новой андеграундной волны. Для меня это было очень лестно, и я взбодрился. Мы поехали на фестиваль Motherland — я выступал с его группой. На фестивале этом потусил, послушал группы — большинство из этих музыкантов, на которых толпа бесилась и угорала, падало ниц и говорило: «Чувак, ты наш герой». На меня это произвело впечатление и простимулировало — я снял маленькую студию, перетащил туда всю свою аппаратуру и за полтора года закатал альбом. Феликс тоже принял участие в записи. В песне «Пойми и прости» звучит его бас-гитара.

— Раз мы заговорили о новых гитарных группах, кого бы ты отметил?

— Мне понравились «Пасош» — репетируют в соседней с моей студией комнате. Угарные и бодрые. Когда я работаю над альбомом, то чужую музыку не слушаю. Она больше раздражает, чем радует. Могу слушать классику. Еще нравится Connan Mockasin. У него интересные песни, много юмора и забавный голос.

Еще были с друзьями на концерте Pixies в октябре прошлого года, и я купил несколько пластинок. Обновил пластинки «Surfer Rosa», «Trompe Le Monde» и «Doolittle». Люблю их.

— Слышал, что песня «Слышу тьму» была написана под впечатлением от историй, связанных с печально известным сообществом «Синий кит».

— Я был подписан на несколько групп подобного плана. Не только потому, что мне интересна эта тема, но и поскольку воспитываю дочь-подростка.

— Насколько клип на эту песню отражает ее смысловой посыл?

— Я пишу образные песни с нечетким конкретным прямолинейным смыслом. Каждый воспринимает их по-своему, и это прекрасно, так как возбуждает творческую фантазию. Паша (режиссер Павел Егоров) увидел примерно то же самое, но немного с другой стороны. Рождение и смерть — это полярные части одного цикла. Для меня это едино. Мне нравятся контрасты. Клип на песню «Реакция на солнце» — еще один отличный пример. Я — за естественное расширение сознания.

— Как ни странно, я только на днях впервые посмотрел клип на один из главных твоих хитов «Верхом на звезде» — и удивился, увидев там Геру Моралеса (основатель группы Jah Division.Ред.). Как он в нем оказался?

— Это был забавный опыт. Звукозаписывающая компания выдала на съемки около 1000 долларов, а мы с режиссером Андреем Айрапетовым эти деньги просадили на какие-то свои дела и клип сняли за оставшиеся 200. Поэтому снимались те, кто был «под рукой». Режиссер тогда тусил с Герой и, собственно, пригласил его. Машину снимали по ночам в гараже, создавая эффект движения разными подручными средствами. Мне этот клип нравится своей «топорной глобальщиной». В конце клипа я выхожу, раздвигая экран, и это было некое пророчество на то, как будет складываться в последующие несколько лет.

— Ты имеешь в виду популярность?

— Я бы не сказал про популярность, популярность случилась до этого клипа — у меня вышла песня «Три слова», и после клипа на нее случилась популярность. А «Верхом на звезде» был уже третьим синглом с этого альбома, и клип не очень зашел. Песня круто крутилась на радио, а клип — на MTV. Но то, что происходит в конце клипа, произошло со мной через несколько лет, когда я исчез.

— Я как раз хотел поговорить об этом периоде молчания, длившемся с 2002 по 2010 год. Я раньше проводил здесь аналогию с группой «Маша и Медведи», которая примерно в то же время выстрелила и примерно в то же время замолчала — и тоже сотрудничала с Олегом Нестеровым. Но, как мне стало известно из просмотренных интервью с тобой, основной причиной помимо ментальных проблем послужили контрактные разногласия с лейблом «Снегири Музыка». И ты принципиально не выпускал новых альбомов, как Джордж Майкл в свое время, когда конфликтовал с [лейблом] Sony.

— И Принс, и Джордж Майкл — много кто через это проходил. И группа Creedence Clearwater Revival, например. А с Машей, пожалуй, ты прав — действительно схожие ситуации.

Теперь эти песни принадлежат мне и будут принадлежать моим детям.

— Здесь была та самая история про «мелкий шрифт»? То есть подписал то, чего не следовало подписывать, будучи окрыленным успехом?

— Это было даже до успеха. Когда ты веришь людям — даже встречая новых людей, ты изначально всегда веришь. Мне было круто, что вообще что-то происходит. К тому времени я был готов устроиться на работу курьером, были странные времена. У меня крутился клип, но мне не давали играть концерты, потому что чего-то выжидали. Первый концерт я дал на «Максидроме-2000». Я начал играть по каким-то фестивалям с многотысячной публикой, а клубных концертов не было. Такова была политика компании. Меня кормили, выдавали деньги на жизнь, но все равно странно — тебя крутят по всем утюгам, а ты ходишь и у друзей обедаешь.

— Ситуация, типичная для мейджора, но «Снегири Музыка» мне всегда казался симпатичным инди-лейблом, по-отечески относящимся к своим клиентам.

— Когда ты получаешь такого артиста, как я, ты перестаешь быть инди-лейблом. Я не про Машу — она гениальная артистка и автор, мне нравятся ее песни и альбом «Куда?», где песня «Земля» — вообще вышак. И по саунду, и по песням, и по тому, как он исполнен. Я его сравниваю со своей «Занозой» и могу поставить в один ряд. Не скажу, что он революционный, но он очень сильный.

У меня были такие периоды в жизни, что не каждый каскадер справится.

— Получается, ты все эти семь-восемь лет бунтовал?

— Возрождение группы «Инфекция» и все эти рейв-проекты были подсознательной реакцией на то, что я несвободен. Я всем видом показывал, что со мной вообще нельзя иметь дело — я неадекватен и неизвестно, чего от меня ждать. И где-то в 2009 году мне позвонили и сказали, что готовы меня отпустить. Правда, у них остались мои альбомы «Супермен» и «Заноза». Если бы не моя менеджерская команда и лично Елена Савельева, то компании до сих пор принадлежали бы и сами песни с этих альбомов. Теперь эти песни принадлежат мне и будут принадлежать моим детям, а не детям кого-то из компании «Снегири».

— Выходит, с самых известных твоих альбомов тебе долгое время не было поступлений?

— Какие-то копейки были. А сейчас мы договорились полюбовно и теперь делим все заработки. Чтобы не доводить до суда, компания решила поделиться.

— Когда в 2010 году ты выпустил альбом «Изнутри», не было ли страха, что о тебе забыли?

— Про то, что «забыли», не было — меня и до альбома «Супермен» никто не знал. Я уже не в первый раз прохожу перерождения, меня это не так пугает. У меня были такие периоды в жизни, что не каждый каскадер справится, поэтому не страшно.

Сейчас, прежде чем сделать что-то, человек посчитает на калькуляторе, будет ли это выгодно.

— Что сейчас происходит со сторонними проектами?

— Их сейчас немного. «Инфекция» прекратила свое существование в 2017-м. Я так для себя решил, но я так же решал и в 1992-м, и в 1996-м, и в 2009-м. Посмотрим, как дальше будет. Это же «Инфекция» — бывают вспышки, а потом период сна. Сейчас такие тенденции — группа «Ленинград» и новая рок- и поп-волна. Я так понимаю, что, возможно, мы поедем в тур с этой группой, поскольку звонят и пишут люди с желанием выпускать винил, диски, кассеты с альбомами и хотят концерты этой группы. Ее больше нет, но, если нам предложат тур и кучу денег за это, мы соберемся, и самоизоляция уже никого не спасет (смеется). Насчет Killer Honda тоже забавная история. Она [группа] существует, мы официально не заявляли о распаде, но мы уже года с 2015-го пишем свой второй альбом, и он уже почти готов. Осталось дозаписать несколько партий голосов, перкуссии и свести. Думаю, мы доделаем этот альбом, но не факт, что будем играть концерты. С другой стороны, кто его знает?! Все может быть. Еще делаю аранжировки песен, которые пишет моя дочь Виктория. Тоже очень интересная история.

— Я много посмотрел видеоинтервью с тобой, и у меня сложилось впечатление, что за твою 35-летнюю карьеру 90-е были самым веселым временем. Так ли это?

— Мне и сейчас не грустно. Да, до того, как рухнул совок, как было — звонишь человеку или встречаешься с ним и начинаешь обсуждать: «У меня есть классная песня». — «О, круто, давай». И у вас уже есть продукт. О деньгах никто не думал. Будут деньги — ништяк, а не будут — никто не расстраивается. А сейчас, прежде чем сделать что-то, человек посчитает на калькуляторе, будет ли это выгодно и так далее. Поэтому сейчас сложнее что-то делать по творчеству, но очень просто делать, если в этом есть коммерческое зерно. Не могу сказать, что тогда мне было веселее, чем сейчас. Мне скоро полтос, а я вообще этого не осознаю. Иногда думаю: «Блин, мне скоро полтос. Да и пох∗∗!» Сейчас я снова нахожусь в балансе, и работа над альбомом «Капля крови Создателя» дала мне возможность найти его.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Мы, СеверянеОбщество
Мы, Северяне 

Натан Ингландер, прекрасный американский писатель, постоянный автор The New Yorker, был вынужден покинуть ставший родным Нью-Йорк и переехать в Канаду. В своем эссе он думает о том, что это значит — продолжать свою жизнь в другой стране

17 июня 2021152