Бугге Вессельтофт: «У вас публика подготовленная, я это вижу»

Знаменитый норвежский джазмен о своем выступлении на фестивале «Усадьба Jazz», о собственном лейбле Jazzland и о лондонской и русской публике

текст: Александр Беляев
Detailed_picture© radiostudent.si

14 и 15 июня в Москве пройдет 11-й фестиваль «Усадьба Jazz» в Архангельском, который, как и в прошлые годы, наверняка вызовет нашествие не столько поклонников джаза, сколько любителей поваляться на травке и подышать прекрасным подмосковным воздухом. В программе, как обычно, заявлены известные в своих («наших») кругах джазмены и поп-артисты вроде звезды телешоу «Голос» Антона Беляева и его Therr Maitz. Но для нас самый хит — норвежский клавишник Бугге Вессельтофт, один из пионеров так называемого нового джаза, экспериментировавшего с электроникой, издатель подобной интересной музыки на собственном лейбле Jazzland. В Москве Бугге играл лишь однажды: десять лет назад на полузакрытом мероприятии в каком-то уже несуществующем клубе близ метро «Парк культуры».

— Вспомни тот концерт десятилетней давности — это же был твой первый концерт в России и Москве?

— Да. Причем в Москве — единственный пока что. А вот по России я поиграл довольно много! Я выступал в Санкт-Петербурге во дворце... там удивительный музей еще... вспомнил, Эрмитаж! Один мой друг-литовец — дирижер там. Вообще в Петербурге я часто выступаю, а также играл в Челябинске, Екатеринбурге и многих других городах России.

— С кем и чем ты будешь в Москве на «Усадьбе»?

— Проект, который приедет в Москву, называется Bugge n' Friends. Это не группа. Это именно проект — туда приглашаются всякие хорошие люди, с кем я познакомился в разных странах. Американский диджей Джо Клоссо, саксофонист — наполовину турок, наполовину швед Ильхан Эрзахин. Ритм-секция — из Норвегии. Обычно с нами играет трубач из Франции Эрик Трюффаз, но сейчас он не смог, так что я пригласил другого хорошего трубача, из Норвегии: Нильса Петтера Молвера.

Bugge n' Friends. Live at Oslo Jazzfestival


— С ума сойти: Молвера у нас знают и ждут уже лет двенадцать. Как ты его вытащил?

(Смеется.) Ну он мой друг. И мы в Осло соседи. Несложно было, правда.

Nils Petter Molvær — «Mercury Heart»


— Одно время у нас был в большой моде твой лейбл Jazzland. Расскажи: как и зачем ты придумал такую оригинальную компанию со столь свежей музыкой?

— Я организовал лейбл 20 лет назад. И группу New Conception of Jazz примерно тогда же... Точно: это был 1996 год. Выходит дело, юбилей через два года. А цель была простая и понятная: записывать и выпускать наших новых музыкантов. Потому что, понимаешь, в Норвегии, с одной стороны, в 70-е появились музыканты-новаторы мирового уровня: Ян Гарбарек, Терье Рипдал. Их все знали. А вот потом, чуть позже, было ведь много хороших музыкантов. Но они не могли ездить в турне. Не знаю почему. Норвежская джазовая сцена очень маленькая, поскольку страна маленькая. Выезжать за рубеж очень важно, но вот в 90-е ни у кого не получалось. В начале 90-х пришло новое поколение: я и Нильс Петтер, в частности. Мы стали ездить играть за границу. Там наш электронный «новый джаз» всем понравился. Повторюсь: публики у нас в Норвегии мало, а выехать из страны довольно дорого. И нам помогло государство, в частности. Это важно. Сами по себе мы не дорогие музыканты — у нас не заоблачные гонорары.

Bugge Wesseltoft & Henrik Schwarz — «Leave My Head Alone Brain»


— Насколько сложно было прижиться в Европе?

— Несложно: наша музыка сразу понравилась немцам, французам. Во Франции мы давали по 40 концертов в год, представляешь? У нас там даже свой агент завелся.

— В то же время там и играли музыку вашего направления...

— Да, Daft Punk, St. Germain, Эрик Трюффаз. Я сразу, уже в 1996 году, понял: это наши парни. С Трюффазом я сдружился — он очень хороший человек, помимо того что трубач отменный.

— А в России ты нашел родственную душу?

— Да! У вас масса отличных музыкантов. Имен не помню, но вот недавно в Челябинске я слышал просто десяток интересных проектов: парень-трубач из Москвы, этно-роковая девочка из Сибири... Много! У России вообще глубокие традиции в литературе и музыке, в классике, авангарде, в экспериментальной музыке. Так что неудивительно.

И нам помогло государство. Это важно.

— А как тебе наша публика?

— Я вообще люблю выступать в Восточной Европе. Публика очень бурно реагирует и очень душевна. Я люблю Запад тоже, но там, конечно, наелись люди немножко. В том же Лондоне сложно кого-либо удивить, у всех такое отношение: «ну и что это вы тут нам покажете?» (смеется).

— Я вот видел в Норвегии концерт: гитарист Стиан Вестерхус с твоей подругой Сийсел Энрессен. Ноль мелодий, сплошная шумовая импровизация — и все были в восторге. В России такое не поняли бы.

— Не уверен. У вас публика тоже подготовленная, я это вижу. Bugge n' Friends не собирает стадионы, мы — камерный состав, и публика в основном представляет, чего ожидать. А что касается Стиана и Сийсел — слушай, они и в Норвегии не считаются джазменами. «Нормальными», мейнстримовыми джазменами, во всяком случае. Они, конечно же, авангард на любителя. Ты просто попал в толпу таких любителей (смеется).

Sidsel Endresen and Stian Westerhus. Live at Porgy & Bess club


— Как ты лично пришел к своему «айди» — к джазу в электронном звуке?

— Мой папа — джазовый гитарист, поэтому все детство я слушал джаз. И я всегда интересовался компьютерами и электронным звучанием. Первый комп появился у меня уже в 1984 году.

— «Мак»?

— Нет, «Атари» (смеется). Затем я раздобыл клавиши Fender Rhodes, синтезатор. Тоже все году в 84-м, не позже.

— Примерно в те годы вышел «Tutu» Майлза Дэвиса. Как на тебя повлиял его техно-джаз?

— Я хорошо помню эту пластинку. Очень ее любил. Но вообще-то самое большое впечатление на меня произвел его «Man with a Horn». Вот это прям вообще нечто... Но я в принципе люблю любого Майлза.

— Тебе довелось поиграть с Билли Кобэмом, великим американским джазовым барабанщиком...

— Да, он дружил с одним басистом нашим, Терье Гевельтом...

— Который записывался с нашими Мишей Альпериным и Аркадием Шилклопером...

— Да. Так вот, Билли приехал в Норвегию, чтоб поиграть с нашими. Ну и меня пригласил в тур. Это было очень давно. Но вспомнить приятно. Билли классный!

Сейчас как никогда много людей, интересующихся непопсовой музыкой.

— Что сейчас с твоим лейблом, который был таким модным у нас в свое время?

— Ну что? Рекорд-бизнес изменился. Интернет, стриминг... То есть заниматься лейблом — это все очень увлекательно и интересно, но заработать почти невозможно. Но! Сейчас как никогда много людей, интересующихся непопсовой музыкой. Надо просто найти с ними контакт. Нужно «достать» свою аудиторию. В то же время журналисты уже к нам охладевают: «а, Jazzland, они 20 лет тут уже...» Много групп и лейблов, большая конкуренция. Но я не жалуюсь.

— И ищешь новые таланты?

— Конечно. Вот недавно выпустили Мари Квиин: вокал с электроникой. Изумительная. Ула Квайберг — джазовый скрипач, играющий некую смесь джаза с роком. Очень крутой — первый и пока единственный скрипач на нашем лейбле.

— Себя выпускаешь?

— Да. У меня новый проект родился: я, берлинский диджей Хенрик Шварц и контрабасист Дан Берглунд из трио покойного Эсбьорна Свенссона. Выпускаем альбом в сентябре. Последний мой альбом — чистая акустика, воспоминания о детстве, когда я слушал джаз.

— Как ты считаешь, винил — это новая ниша для рекорд-бизнеса?

— Отчасти да. Я сам лично обожаю винил. И понимаю, почему он людям нравится. CD — это ничто, это кусок пластмассы. А пластинка — произведение искусства. Они даже пахнут приятно! Короче, сколько-то винила мы печатаем — тысячи две каждой позиции примерно.

— Неплохо совсем.

— Да, такой тираж расходится.

— Как записываешь?

— Дома. Не очень хорошая студия у меня, просто комната с аппаратурой. Рояль и ProTools. Это я сольно так работаю. Когда группой, то мы снимаем домик в горах, где вообще никого. Я не люблю ходить в студии. Заказывать, ждать и так далее. Я люблю работать, когда и сколько хочется. На природе мы играем и пишемся все время. Природа бодрит и вдохновляет. Горы — особенно. Я это с возрастом понял.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Кино
Рут Бекерманн: «Нет борьбы в реальности. Она разворачивается в языковом пространстве. Это именно то, чего хочет неолиберализм»Рут Бекерманн: «Нет борьбы в реальности. Она разворачивается в языковом пространстве. Это именно то, чего хочет неолиберализм» 

Победительница берлинского Encounters рассказывает о диалектических отношениях с порнографическим текстом, который послужил основой ее экспериментальной работы «Мутценбахер»

18 февраля 20221883