Великан Шелюски-Шмидт и стол президента США

Сто и двести лет назад Арктика занимала в культуре место сегодняшнего космоса. Наш интерес к Илону Маску и его ракете SpaceX — эхо увлечения полярниками того времени, когда полет на Марс назывался «поиски Северо-Западного прохода». Даже сюжет свежего фильма «Марсианин» про брошенного на соседней планете астронавта — это старая история про человека на льдине, которого спасают всем миром.

«Изнанка белого» Рамиза Алиева, только что вышедшая в издательстве Paulsen, — попытка рассказать всю историю освоения Арктики, не сводя ее к белым медведям и бородатым путешественникам, делающим котлеты из ездовых лаек по мере приближения к полюсу. Скорее, она про побочные эффекты нескольких столетий увлечения человечества Арктикой, следы которых можно найти где угодно.

Даже главный письменный стол мировой политики — тот самый, за которым в Овальном кабинете американского Белого дома фотографируют президента Обаму, — сделан из досок корабля британской полярной экспедиции. Корабль «Резолют» вышел в 1850 году на поиски пропавшей экспедиции Джона Франклина, застрял во льдах, был брошен экипажем и продрейфовал 1200 миль — пока не попался на глаза американским китобоям, которые вернули его британцам. Корабль в английских доках разобрали, и сооруженный из его ребер стол «Резолют» был ответным подарком США от королевы Виктории.

COLTA.RU публикует (с сокращениями) фрагмент главы «Арктика как театральная сцена».

Советские полярные исследования прочно ассоциируются с именами Папанина и Шмидта. Из множества событий, происходивших в советские годы в Арктике, лишь два прочно отпечатались в коллективной памяти — спасение челюскинцев и дрейф папанинской четверки. Это произошло не случайно — советский арктический миф тщательно выстраивался с 1932 года по 1939-й, идеологическая составляющая двух знаменитых экспедиций 30-х годов превалировала и над хозяйственной, и над научной.

Бесконечные, непрерывно движущиеся льды Полярного моря оказались идеальной сценой для грандиозного представления, в котором были свои герои и злодеи. Основной темой драмы, за которой следила вся страна, стало противостояние советского человека и стихии, подчинение природы воле большевиков.

Первый акт ее оказался импровизацией: раздавленный льдами «Челюскин» ушел на дно Чукотского моря, и на льдине осталось 104 человека под руководством мудрого вождя — ученые и строители, большевики и беспартийные, женщины и дети — словом, модель страны в миниатюре.

Вторым актом спектакля стал многомесячный дрейф четверки папанинцев — его вполне можно рассматривать как ремейк истории челюскинцев. И снова вся страна, замерев, следила за жизнью лагеря на льдине и за чудесным спасением героев.

Одновременно с посадкой М. Водопьянова на полюсе в Москве, в Реалистическом театре, прошла премьера его пьесы «Мечта», повествующей об этом. События в Арктике, многократно воспроизводясь в кино, на сценах столичных театров и сельских клубов и даже в детских играх, постепенно стали одним из важнейших советских мифов.

Дрейфующие станции прекратили свое существование с распадом Советского Союза и возродились в 2003 году (СП-32). Теперь мы снова можем наблюдать высадку на лед и последующее спасение очередной станции «Северный полюс» — как ставший привычным ритуал, как ежегодную мистерию в честь Папанина и челюскинцев.

Советская Арктика до Шмидта

Новая власть рано осознала необходимость хозяйственного использования Арктики.

Основной задачей первых советских полярных экспедиций стала доставка товаров, в первую очередь хлеба из Сибири Карским морем. С 1920 года ежегодные Карские экспедиции шли по пути, уже проторенному английским капитаном Джозефом Виггинсом и норвежским предпринимателем Йонасом Лидом.

Другой важнейшей задачей большевиков в 20-е годы было закрепление российских полярных границ и установление советской власти на Севере. И Новая Земля, и Земля Франца-Иосифа, и Шпицберген, и остров Врангеля были территориями с ненадежным правовым статусом. На западе Советская Россия вступила в противостояние с Норвегией, на востоке — с США и Канадой. Самые острые проблемы решались в первую очередь: наиболее доступным архипелагом была Новая Земля, и первым делом надо было восстановить суверенитет над ней.

На острове Врангеля с 1921 года функционировали канадская, затем американская колонии. Иностранцы были депортированы в 1924 году военным кораблем «Красный Октябрь» под руководством Б.В. Давыдова, бывшего царского офицера. С 1926 года Г. Ушаков организовал на острове Врангеля постоянное эскимосское поселение.

На Землю Франца-Иосифа советские экспедиции не высаживались вплоть до 1928 года, когда туда зашел «Красин» во время поисков дирижабля «Италия»; на следующий год экспедиция Шмидта организовала там постоянную станцию. Несмотря на это, как мы помним, в 1930 году архипелаг посещался норвежцами, очевидно, не спросившими на это разрешения у советских властей (судно «Братвог»).

На острове Врангеля с 1921 года функционировали канадская, затем американская колонии. Иностранцы были депортированы в 1924 году военным кораблем.

Безусловно, научные исследования в Арктике в начале двадцатых не имели первостепенного значения, однако уже в 1921 году на Новую Землю была отправлена первая научно-исследовательская экспедиция на ледокольном пароходе «Таймыр» под руководством Н.В. Розе. Она обследовала Карское побережье от мыса Желания до залива, названного заливом Благополучия. В том же году состоялась экспедиция Р.Л. Самойловича, имевшая целью изучение природных ресурсов острова. А в 1925 году был основан Институт по изучению Севера, ставший впоследствии основным научным учреждением ГУ СМП.

Но работы 20-х годов находились на периферии общественной жизни и редко попадали на страницы газет. Советское общество еще не заболело Арктикой, а руководство страны еще не осознало, что полярные экспедиции можно использовать, как серьезный политический ресурс. Это понимание пришло в 1928 году, когда эпопея со спасением итальянской воздушной экспедиции генерала Умберто Нобиле стала триумфом Советской России. Главными героями этой истории были руководитель экспедиции на «Красине» профессор Р.Л. Самойлович и начальник летной части Б.Г. Чухновский. Успех пришелся весьма кстати — в стране происходили серьезнейшие политические и экономические потрясения, и любые позитивные события способствовали укреплению власти Сталина. Но очень скоро, по мере ужесточения режима, на первый план вышли новые герои, способные не только выполнять свои профессиональные обязанности, но и эффективно проводить линию партии. На эту роль старорежимный профессор, пусть и пострадавший от царизма, уже не подходил.

Дед Мороз Страны Советов

Отто Юльевич Шмидт (1891—1956) оказался центральной фигурой в советской полярной истории. Именно благодаря ему внимание всей страны в течение нескольких лет было приковано к Арктике. Между тем в жизни самого Шмидта Арктика заняла лишь одно десятилетие, полное и головокружительных успехов, и тяжелых неудач. Деятельность Шмидта не ограничивалась Арктикой. Широта его интересов соответствовала бы скорее эпохе Ренессанса, чем двадцатому веку.

По образованию математик, он еще в молодости (1916 г.) написал книгу («Абстрактная теория групп»), которая стала значимым вкладом в алгебру. Но, видимо, занятия отвлеченной наукой не удовлетворяли в полной мере амбициозного молодого человека. Подобно многим своим современникам, он занялся политикой, в 1916 году работал в Киевской городской управе, где ведал карточной системой распределения продуктов. После Февральской революции Шмидт перебрался в Петроград и занимался экономическими вопросами в министерстве продовольствия Временного правительства в должности директора департамента («заведовал распределением тканей в России в обмен на хлеб»). После смены власти он продолжил работу на руководящих должностях, теперь уже в Наркомпроде, Наркомфине и Наркомпросе, был одним из организаторов политики продразверстки, занимался вопросами денежной эмиссии и реформой системы образования. Сам Шмидт писал, что время потребовало вместо математических формул овладеть «боевым оружием алгебры революции».

Во время книгоиздательского бума 1921—1924 годов Шмидт руководил Госиздатом. Он же был инициатором создания и первым редактором (1925—1941) Большой советской энциклопедии. Первый том ее вышел в 1926-м, последний — в 1947 году.

На посту редактора БСЭ, как и на других поприщах, Шмидт проявлял присущую диалектикам гибкость. Так, планируя второе издание БСЭ, он в 1937 году обратился к Сталину, Андрееву и Молотову с предложением: «выпускать тома не вшитыми в переплет, а скрепленными под переплетом металлической пружиной, позволяющей мгновенно вынуть любую страницу и заменить ее другой. Редакция должна будет при этом непрерывно следить как за изменением фактических данных (особенно цифровых), так и за отражением последних директив ЦК. <…> Как только какая-нибудь статья устареет или окажется ошибочной, редакция будет обязана перепечатать соответствующие страницы с новым текстом, разослать их подписчикам и потребовать немедленного возврата старых страниц под угрозой прекращения подписки <...> ошибочные статьи не будут оставаться в библиотеках и на книжных полках и перестанут оказывать свое несомненно вредное действие».

В результате встречи Шмидта со Сталиным в конце 1932 года было создано новое ведомство — Главное управление Северного морского пути (ГУ СМП, или Главсевморпуть). Главсевморпуть был не просто транспортным ведомством — он должен был стать государством в государстве. В ведение его перешли оленеводство и заготовка меха, зверобойный промысел в Белом море, сельское хозяйство, культурная работа с местным населением, геологоразведка, а главное — контроль над добычей значительной части минеральных ресурсов Севера.

[Экспедиция «Челюскина» имела целью пройти по Северо-Восточному проходу в одну навигацию на обычном грузовом судне.] Для Шмидта это плавание имело важнейшее значение: его детище — ГУ СМП — должно было продемонстрировать свою состоятельность. Поход «Челюскина» был обеспечен масштабной информационной поддержкой. На борту находились журналисты, кинооператоры, художник Ф.П. Решетников и поэт-конструктивист И.Л. Сельвинский. Количество представителей прессы лишь немногим уступало числу научных работников (8 и 9 соответственно). Журналисты и художники, как показал ход событий, оказались на судне весьма кстати.

В 1937 году Шмидт, главред БСЭ, предложил Сталину выпускать тома энциклопедии «не вшитыми в переплет, а скрепленными под переплетом металлической пружиной, позволяющей мгновенно вынуть любую страницу и заменить ее другой», чтобы ошибочные статьи «переставали оказывать свое несомненно вредное действие».

В середине октября «Челюскин» оказался окруженным льдами и вмерз в большое ледяное поле. 4 ноября под действием северо-западного ветра и течения он оказался в Беринговом проливе. Казалось, задача экспедиции выполнена, Северо-Восточный проход пройден и неприятности остались позади, но тут начался быстрый дрейф на север, и положение парохода резко ухудшилось. Зимовка в дрейфующих льдах стала вполне реальной перспективой, и было ясно, что «Челюскину» ее не пережить. Чуда не произошло — после четырех месяцев дрейфа, 13 февраля 1934 года в 13 часов, началось сжатие ледового поля. «Челюскин» получил тяжелые повреждения и в 15:50 затонул. Шмидт был готов к такому повороту событий: все было подготовлено к выгрузке на лед, и люди знали, как себя вести. Последними покидали судно О.Ю. Шмидт и В.И. Воронин. Единственной жертвой стал завхоз Б.Г. Могилевич — он не успел сойти на лед и погиб вместе с пароходом. Сто четыре человека, в том числе двое маленьких детей, оказались на льду. Продуктов хватало на два с половиной месяца.

И хотя на «Карлуке» и «Поларисе» тоже были женщины и дети, они в силу своего происхождения воспринимали жизнь на льдине как вполне привычную. Надо заметить, что советские граждане в абсолютно неестественной для них обстановке оказались весьма дисциплинированы, а Шмидт проявил себя гораздо более эффективным руководителем, чем его иностранные коллеги. По крайней мере, все разговоры о разделении группы были подавлены им в зародыше и даже с угрозой применения оружия. Связь с материком была установлена практически сразу. В ледовом лагере был налажен вполне приемлемый быт, подробности которого описаны в многочисленных воспоминаниях и зарисованы художником Решетниковым. На льдине выпускали стенгазету «Не сдадимся», читали лекции на разные темы, в том числе и по диалектическому материализму. В лагере Шмидта сохранилась даже небольшая библиотека — стихи Пушкина, третий том «Тихого Дона», «Пан» Гамсуна и «Песня о Гайавате».

Первый самолет приземлился в лагере челюскинцев 5 марта. Ляпидевский на АНТ-4 вывез всех женщин и детей. Однако вскоре после этого полета он потерпел аварию и в дальнейших полетах не участвовал.

Второго самолета челюскинцам пришлось ждать месяц. Но, как только 7 апреля погода установилась, в лагерь прилетели сразу три машины — Слепнева, Молокова и Каманина, и эвакуация пошла быстрыми темпами.

Самолеты Р-5 не отличались вместительностью, и пассажиров приходилось грузить в деревянные ящики, которые подвязывали под крылья. Руководитель экспедиции был в тяжелом состоянии вывезен на Аляску за два дня до ликвидации лагеря. 13 апреля лагерь Шмидта был пуст. Последним рейсом Молоков эвакуировал собак, которых ранее забросили на льдину самолетом Слепнева, чтобы возить грузы между лагерем и аэродромом. Часть челюскинцев вывезли в Ванкарем, женщин сразу перебросили в Уэлен. Из-за нехватки топлива для самолетов многим челюскинцам предстоял поход пешком и на собаках длиной около 600 км в бухту Лаврентия, где их должен был забрать пароход «Смоленск». Для многих это оказалось более тяжелым испытанием, чем жизнь на льдине.

Ледовое шоу

27 февраля 1934 года «Правда» помещает на первой полосе приветствие Сталина и членов Политбюро:

«Лагерь челюскинцев, Полярное море, начальнику экспедиции Шмидту.

Шлем героям челюскинцам горячий большевистский привет. С восхищением следим за вашей героической борьбой со стихией и принимаем все меры к оказанию вам помощи. Уверены в благополучном исходе вашей экспедиции, в том, что в историю борьбы за Арктику вы впишите новые славные страницы.

Сталин, Молотов, Ворошилов, Куйбышев, Орджоникидзе, Каганович».

К моменту появления этого официального приветствия прошло две недели с момента кораблекрушения. Затянувшееся молчание политического руководства страны, скорее всего, отражает колебания в выборе политической оценки произошедшего. Когда решение было наконец принято, все силы были брошены на то, чтобы не только спасти людей, но и извлечь максимальный пропагандистский эффект из неудачной экспедиции. Известна фраза Бернарда Шоу, сказанная им советскому послу: «Что вы за страна! Полярную трагедию вы превратили в национальное торжество, на роль главного героя ледовой драмы нашли настоящего Деда Мороза с большой бородой. Уверяю Вас, что борода Шмидта завоевала вам тысячи новых друзей».

В отличие от недавней операции по спасению Нобиле, спасение челюскинцев было проведено блестяще. Все участники экспедиции были доставлены на Большую землю, и никто из летчиков не разбился, тогда как в случае Нобиле число погибших превысило число спасенных.

Челюскинцы стали и героями народного творчества, наиболее известный пример — «челюскинская “Мурка”». Интерес к подобному творчеству не поощрялся, многих он довел до 58-й, и посаженных за это в лагерях называли челюскинцами.

И если операция по спасению Нобиле показала бессилие мирового сообщества, то спасение челюскинцев, напротив, стало впечатляющей демонстрацией возможностей СССР в Арктике.

Подготовка и проведение спасательной операции и последовавшее триумфальное возвращение челюскинцев заняли в общей сложности больше четырех месяцев. Все это время страна жила челюскинцами, газеты регулярно публиковали сообщения правительственной комиссии, подробности жизни в лагере Шмидта и рассказы участников экспедиции.

Пропагандистская кампания на этом не закончилась. Возвращение челюскинцев было построено как триумфальное шествие от Владивостока до Москвы. В городах по ходу движения их поезда были организованы торжественные встречи. Праздничная демонстрация растянулась вдоль всей страны, точнее, вдоль всего земного шара: пока челюскинцы добирались до Владивостока, Шмидт совершал турне по Америке и Европе. В Москву он вернулся в том же поезде, что и остальные челюскинцы. Кульминацией торжеств стал парад 19 июня на Красной площади, когда 200 тысяч листовок были сброшены с недавно построенного самолета-гиганта «Максим Горький» — еще одного предмета гордости Страны Советов.

Тон газетных публикаций этого периода порой вызывает недоумение. В ряде публикаций «челюскинская эпопея» уподобляется военным действиям — авторы усиленно нагнетают эмоции, стремясь вызвать у читателя ощущение осажденной крепости. Так, в день счастливого завершения операции «Правда» выходит под заголовком: «Советские летчики показали чудеса героизма, показали, на что способен трудовой народ, когда встанет вопрос о защите его великой родины». Далее в редакционной статье спасение полярной экспедиции чудесным образом превращается в финальную битву добра со злом, итогом которой становится победа большевиков над мировой буржуазией.

На события оперативно откликнулись многие писатели и поэты.

Юрий Олеша так выразил в записных книжках свои переживания: «Несколько дней тому назад были спасены челюскинцы. Когда Колумб открывал Америку, в мире жили обыкновенные люди. Как и теперь, с одной стороны, героические советские летчики спасают челюскинцев, а с другой стороны, в мире живут обыкновенные люди.

Люди, превратившись в птиц, унесли других людей со льдины на крыльях.

Тут и техника, тут и сказка».

Возможно, именно мифологические и сказочные аллюзии способствовали необыкновенной популярности челюскинцев. Летчики отождествлялись с птицами, уносящими людей на крыльях. Шмидт, изображенный на фотографиях с заиндевелой бородой, явно ассоциировался с Дедом Морозом, и ему, как Деду Морозу, советские дети адресовали письма. Упоминается, что в 1935—1938 годах Шмидт действительно выступал в роли Деда Мороза на новогодних елках в школах и детских больницах.

На события откликается даже Марина Цветаева. От автора «Лебединого стана» меньше всего можно ожидать восхваления советских реалий. Но, отвергнутая родиной, не принятая эмигрантской средой, она мыслями возвращается в Союз. В ее стихах спасение челюскинцев также обретает сказочный характер:

И спасши — мечта
Для младшего возраста! —
И псов и дитя
Умчали по воздуху.

Челюскинцы стали и героями народного творчества, наиболее известный пример — «челюскинская “Мурка”»:

Здравствуй, Леваневский, здравствуй, Ляпидевский,
Здравствуй, лагерь Шмидта, и прощай!
Капитан Воронин судно проворонил,
А теперь червонцы получай!
Если бы не Мишка, Мишка Водопьянов,
Не видать бы вам родной Москвы!
Плавали б на льдине, как в своей малине,
По-медвежьи выли от тоски.
Вы теперь герои. Словно пчелы в рое,
Собрались в родимой стороне.
Деньги получили, в Крым все укатили,
А «Челюскин» плавает на дне.

Интерес к подобному творчеству не поощрялся, многих он довел до 58-й, и посаженных за это в лагерях называли челюскинцами.

Наиболее экзотическим отражением челюскинской темы в культуре стали произведения в жанре псевдофольклора: разного рода «сказители», «сказительницы», «сказочники», «акыны» писали былины и баллады про Сталина и Шмидта, а чуть позже — про папанинцев и Чкалова. Этот жанр, для которого существует меткое английское определение fakelore, был весьма популярен в сталинскую эпоху. События на льдине, в частности, описывает поморская сказительница, орденоносица и будущий член Союза советских писателей Марфа Крюкова в своей новине «Поколен-Борода и ясные соколы»:

Из тех ли ворот из кремлевских
Выходил же тут сам Сталин-свет,
Сам Сталин-свет с соработничками,
Шел-то он по площади по камешкам,
С ноги на ногу по-военному переступывал,
Хромовые сапожки его скрыпали,
С веселою улыбкою он встречал гостей,
Он встречал гостей да целовал-то всех,
Во-первых, целовал дитя малого,
Дитя малого, ледового,
Во-вторых, целовал Поколен-Бороду,
Поколен-Бороду, корабельщика бо́льнего,
Во-третьих, целовал ясных соколов,
Ясных соколов, геройских перелетчиков,
Во-четвертых, обнимал всех спасе́нных же,
Тут пошло-то пированьице,
Веселое гуляньице
По всем землям, по земелюшкам.

Еще более впечатляющим примером служит сказка «Шелюски-Шмидт», записанная в Республике немцев Поволжья.

Шелюски-Шмидт (сказка)

На дальнем нашем Севере, где всегда зима и горы льда, великан Шелюски-Шмидт жил. Он такой большой был, что все люди, даже самые высокие, ему только до колена доходили.

Голова очень умная; глаза как две голубые звезды, и борода очень-очень большая. Великан очень тихий и добрый был. Никого он не обижал.

Но зря вся его сила пропадала.

Однажды утром великан проснулся и видит, что одна гора упала. Три горы осталось. Три года он еще отдыхать может. Но без работы ему никак не сидится. Шелюски-Шмидт встал и в Москву пошел.

К товарищу Сталину пришел.
— Доброе утро!
— Здравствуйте и пожалуйста садитесь, — Сталин говорит.
— В соцсоревновании я участвовать хочу, — великан объясняет, — работу дайте мне.
— Это очень хорошо. Вот у нас море есть. Это море замерзло. Нам по морю дорогу проложить надо, чтобы можно было ездить.

Сто дней они ехали. Сто дней они лед ломали. Сто дней они дорогу делали.

Капиталисты-кулаки на это сильно рассердились. Они — злые, но подлые и трусливые. С великанами бороться испугались; на их пути они очень большую льдину подставили.

Пароход наткнулся, тонуть начал.

Шелюски-Шмидт и все сто великанов на льдину выскочили. Кругом море; берег далеко; сильный ветер дует. Жилище строить надо. Шелюски-Шмидт великана позвал.

Приказывает:
— Дома строить надо.
— Сейчас!
Шелюски-Шмидт великана Копфуса позвал.
Приказывает:
— Продукты давать надо.
— Сейчас!
Затем Шелюски-Шмидт великана Радиорея позвал, приказывает:
— В Москву о нашем несчастье кричать надо.
— Сейчас!
Сам Шелюски-Шмидт встал. Палку длинную взял. Красный флаг к палке прибил. Палку глубоко в лед воткнул.

День на льду сидят, в море плывут.
Два дня на льду сидят, в море плывут.
Три дня на льду сидят, в море плывут.

К великану Шелюски-Шмидт великан подходит и говорит:
— Дома уже построили.
Копфус подходит и говорит:
— Продукты уже выдаем.
Радиорей подбегает и кричит:
— Москва услышала, помощь нам посылает.
— Ура!

Шелюски-Шмидт встал, свою бороду погладил и сказал:
— Теперь спокойствие. Мы спасены и все живы будем.

Все обрадовались. Сто великанов «ура» закричали.

Капиталисты испугались и перестали льдину в море тащить.
Тем временем в Москве товарищ Сталин семерых крылатых братьев — тоже великанов — собрал и на помощь Шелюски-Шмидту послал.

Крепкими крыльями сильные братья взмахнули и полетели.
Братья по воздуху летят. Великаны на льдине сидят.
День прошел. Два дня прошло. Три дня прошло. Братья летят.
Великаны сидят.

Десять раз по три дня прошло, тридцать дней братья летят. Тридцать дней великаны сидят, помощи ждут.

Два раза по тридцать дней прошло — два месяца прошло, великаны помощи дожидались.

Трудно, очень тяжело братьям великанов лететь было.
Один ослабел, отставать начал. Его другие на крылья взяли — помогли.

Другой заблудился. Долго его искали и все же нашли. Третий упал — крыло сломал. Братья опустились, крыло залечили, все вместе вперед полетели.

Семь крылатых над льдиной показались. Братьев увидели. На лед опустились. Обнялись, от радости заплакали. В дорогу быстро собрались.

По три великана на каждого крылатого брата сели. Те крыльями взмахнули и полетели.

Вот уже берег видно. Осторожно братьев-великанов крылатые братья на землю опустили. Три минуты отдохнули, назад полетели.
Второй раз крылатые братья на плечи по пять человек взяли. Очень тяжело лететь было. И все же братьев своих на землю живыми и здоровыми они привезли.

Третий раз крылатые храбрецы в опасный путь отправились.

Погода разозлилась. Ветер как бешеный бьет. Холод кровь замораживает. Море льдину ломает. Вот-вот великаны утонут.
И погоду, и море, и лед смельчаки наши победили.
На сильные плечи свои всех оставшихся взяли. Счастливо на землю вернулись.

Когда последние со льдины улетели, великан Радиорей в Москву по радио крикнул:
— Нас уже тут нет!

На земле все сто и семь великанов сразу радостно и громко вскрикнули:
— Нашей сильной партии, нашему любимому вождю Сталину, нашему дорогому правительству пламенный привет!

И в Москве услышали, «ура» закричали. И везде в СССР услышали, «ура» закричали.

А за границей услышали — диву дались.

Шелюски-Шмидт на корабль «Красный» сел и через другое море в Москву поехал.

А на льду палка с красным флагом осталась. Шелюски-Шмидт ее так крепко воткнул, что она сквозь лед до воды прошла, корни пустила, расти начала. Высоко-высоко выросла. Сначала на берегу, потом в Москве ее увидели. А теперь тот красный флаг во всем мире виден, а на флаге большими буквами написано «Сталин».

Понравился материал? Помоги сайту!