То, что вы хотели знать о свободе, но боялись спросить...

Некоторое время назад в издательстве «Альпина Паблишер» вышел сборник статей «Государство. Общество. Управление», о котором более подробно для нас написал Борис Грозовский. Сборник редактировали Михаил Ходорковский и Сергей Никольский. С разрешения правообладателей COLTA.RU публикует новый текст Михаила Ходорковского, открывающий этот сборник.

Нужны ли в наше время пространные рассуждения о свободе, ведь ценность свободы очевидна и в тысячный раз убеждать себя и других в том, что «свобода лучше, чем несвобода», вроде бы нет смысла? Не лучше ли потратить время на что-нибудь другое, конкретное и прикладное? Однако со свободой все оказывается не так просто, как кажется. Свобода сама — как книга, она, безусловно, лучший подарок для тех, кто умеет читать. Для остальных она в лучшем случае — украшение интерьера, в худшем — средство для растопки камина. Поэтому вопрос о свободе, вроде бы уже многократно решенный в обществах, где люди выучили азбуку демократии, остается актуальным для России.

Однозначность — не удел России. Здесь любой социальный вопрос превращается в задачу из учебника по высшей политической математике. Россия живет по законам политической геометрии Лобачевского, в которой параллельные прямые могут пересекаться по нескольку раз за столетие, причем в одной и той же точке. Здесь политические «положительные величины» легко могут стать отрицательными, а деление на ноль может оказаться самой востребованной операцией с политическими числами. Здесь свобода легко превращается в несвободу, а несвобода иногда выглядит привлекательнее, чем свобода. Именно поэтому в России нужно спорить о свободе, открывая для себя заново те ее горизонты, которые в других частях света вроде бы давно уже стали привычными.

Зачастую сложнее всего оказывается ответить на самые простые вопросы. То, что кажется очевидным, труднее всего подлежит объяснению. Всем ли нужна свобода? Бывает ли свобода без ограничений? Как ограничить свободу так, чтобы не убить ее? Каждый из этих вопросов — философский Эверест, восхождение на который требует огромного напряжения мысли и воли. К тому же есть очень много такого, что мы все хотели бы знать о свободе в России, но о чем мы до сих пор боимся прямо и открыто спросить себя.

В России деление на ноль может оказаться самой востребованной операцией с политическими числами.

В действительности то, что свобода лучше, чем несвобода, отнюдь не так очевидно, как кажется. И уж точно эта формула работает не для всех и не всегда. В повседневной жизни встречается вовсе не так много людей, для которых свобода является жизненной необходимостью. И наоборот, почти повсюду есть люди, для которых несвобода — более комфортная среда. Люди привыкают жить в несвободе, как привыкают к жизни в городе с плохой экологией, когда вокруг дымят трубы и вечно стоит мрачный смог. И чем неразвитее общество, чем более подвержено различным социальным патологиям, тем сильнее баланс сдвигается в сторону тех, кому милее несвобода.

История России полна примеров того, как народ не справлялся со своей свободой и предпочитал отказываться от нее ради жизни хоть и без процветания, но зато и без ужасов гражданской войны. Вообще в России очень часто свободу навязывали «сверху» и очень редко требовали «снизу». И часто, когда эту свободу власти пытались воплотить в жизнь, жизнь эта становилась для русского человека совершенно невыносимой. Потому что оказывалось, что он абсолютно не защищен от самого себя — не слишком к свободе готового, что в деле свободы он сам себе злейший враг.

У русского историка Сергея Соловьева по этому поводу читаем: «Общества необразованные и полуобразованные страдают обыкновенно такою болезнью: в них очень легко людям, пользующимся каким-нибудь преимуществом, обыкновенно чисто внешним, приобрести огромное влияние и захватить в свои руки власть. Это явление происходит от того, что общественного мнения нет, общество не сознает своей силы и не умеет ею пользоваться, большинство не имеет в нем достаточного просвещения для того, чтоб правильно оценить достоинства своих членов, чтоб этим просвещением своим внушить к себе уважение в отдельных членах, внушить им скромность и умеренность; при отсутствии просвещения в большинстве всякое преимущество, часто только внешнее, имеет обаятельную силу, и человек, им обладающий, может решиться на все — сопротивления не будет. Так, если в подобном необразованном или полуобразованном обществе явится человек бойкий, дерзкий, начетчик, говорун, то чего он не может себе позволить? кто в состоянии оценить в меру его достоинство? Если явится ему противник, человек вполне достойный, знающий дело и скромный, уважающий свое дело и общество, то говорун, который считает все средства в борьбе позволенными для одоления противника, начинает кричать, закидывать словами, а для толпы несведущей кто перекричал, тот и прав; дерзость, быстрота, неразборчивость средств дают всегда победу».

Повсюду есть люди, для которых несвобода — более комфортная среда. В рабстве мы хотя бы равны.

Разве не подобное произошло в нашей стране четыреста лет спустя — в конце прошлого — начале нынешнего века? Не потому ли в современной России с такой легкостью изгоняют даже призрак свободной жизни, что подсознательно боятся соседа больше, чем власти? Именно он, ближний сосед, зачастую представляет большую угрозу, чем ненавистный правитель.

Свобода слишком часто понимается в России исключительно как воля, как право делать все, чего душа пожелает. Если я могу делать все что хочу — это хорошо. Если мой сосед может делать все что хочет, это хорошо, смотря по обстоятельствам. Но если мой сосед сильнее меня, организованнее меня, не ограничен христианскими добродетелями и при этом делает все что хочет, то моя жизнь превращается в ад. Свобода в России, как правило, оборачивается адом для слабых. А так как слабых в России много, то свободу у нас мало кто ценит. Ведь в рабстве мы хотя бы равны...

Свобода — цель и привилегия сильного общества. Слабое общество предпочитает несвободу. Это аксиома. Но эта аксиома верна лишь для коротких исторических дистанций. На длинных дистанциях при отсутствии свободы общество попадает в западню. Оно перестает развиваться, отстает от свободных обществ, жизнь в нем становится невыносимой, и оно рано или поздно оказывается вовлечено в революции и гражданские войны, обрушивающие мир маленького и слабого человека, который так надеялся, что, сдав свою свободу в аренду власти, он тем самым обрел защиту.

Поэтому если на коротких дистанциях свобода нужна немногим, то на длинных исторических отрезках она необходима для блага всех. И проблема, требующая решения, состоит в том, что либеральное меньшинство, которое остро ощущает потребность в свободе даже тогда, когда большинство в ней не нуждается, должно принять на себя историческую миссию убедить остальных, что и им свобода нужна как залог их длительного процветания и благополучия. Меньшинство всегда борется не только за свою свободу, но и за свободу для большинства.

Свобода — это не сахар. У нее горький привкус, как у лекарства, и лечение свободой — серьезное испытание. Привычка к свободе приходит только при соответствующем воспитании. Причем иногда требуется не просто воспитание, а настоящее внушение. Меньшинству нужны годы и годы кропотливой работы для того, чтобы привить народу вкус к свободе. Поэтому так нужны споры о свободе, посредством которых в том числе происходит прояснение ее сущности.

Диалектика жизни состоит в том, что свобода есть лишь там, где привычными стали самоограничение и ответственность. Свобода есть первая производная от нравственности и уважения к закону. Поэтому свободы не может быть в обществе, не признающем права, нравственного авторитета и прав человека, в котором господствует лишь культ сильного государства. Аморальность и правовой нигилизм нашего общества делают сегодня свободу в России невозможной. Возникает замкнутый круг: беззаконие в обществе провоцирует власть на произвол, а произвол власти умножает уровень беззакония в обществе.

Этот порочный круг не распадется сам по себе, его можно только разорвать. Сегодня не только российская власть, но и часть российского общества не готовы добровольно принять ограничения, налагаемые нравственностью и законами. Жизнь в обществе, имеющем вековую привычку к произволу, в котором нет четко установленных правил и в котором можно уклониться от ответственности, по-своему комфортна. Свобода — огромное благо в долгосрочной перспективе, но сиюминутно она в одночасье лишит многих людей привычных благ.

Свобода есть лишь там, где привычными стали самоограничение и ответственность.

Мы редко задумываемся над тем, до какой степени развитые демократические общества являются жестко зарегулированными, какие высокие требования они предъявляют к своим членам. Жизнь в свободном и демократическом обществе комфортна, но за этот комфорт приходится платить высокую цену. Российское общество, очевидно, эту цену сегодня платить не готово. Его стремление к свободе часто выглядит утопично. Наш человек чаще всего хочет «свободы без границ», которой просто не существует.

Можно ли убедить большинство изменить привычный для него образ жизни, апеллируя к опыту, которого у него никогда не было, обещая какие-то выгоды завтра? Мне это представляется маловероятным. Большинство всегда живет сегодняшним днем. Как правило, и так было в истории повсеместно, меньшинство устанавливает новый, справедливый социальный и политический порядок при помощи силы. Свобода должна опираться на обеспеченную законом силу, иначе она будет раздавлена несвободой.

Итак, рассуждения о свободе в России приводят нас к мысли о необходимости опереться на сильное государство. Только сильное национальное государство может сделать российское общество по-настоящему свободным. Российское демократическое движение вынуждено пройти по лезвию бритвы — борясь с произволом авторитарного государства, оно не имеет права сползти на позиции русского анархизма. Сделать это особенно сложно, поскольку анархическая бацилла в течение многих веков живет в нашей политической культуре. Победить государственный произвол нынешней власти можно, только опираясь на еще более высокоорганизованную и сильную власть — демократическое государство.

Борьба за свободу и против несвободы в России на нынешнем этапе — это борьба за отказ от дряхлой авторитарно-бессильной империи и за построение сильного российского национального государства. Только оно способно подавить произвол, междоусобицы и насилие внутри общества, приучить к жизни по правилам большинство, привыкшее к жизни без правил. В этом и только в этом состоит задача либерального, демократического меньшинства. При этом разрушение имеющихся у государства избыточных властных полномочий — лишь промежуточная задача. Главная задача состоит в созидании новой государственности, которая должна быть гарантом свободы. Без этого любые потрясения нынешнего режима будут приводить только к его новому воспроизводству в еще более уродливых и гротескных формах.

Проблема состоит в том, что в стране, где практически нет традиций самоуправления, включая защиту от государственного произвола, любое сильное государство представляет собой потенциальную угрозу обществу. Всегда есть риск того, что здоровые государственные ткани переродятся в очередную державную опухоль. Поэтому одновременно с созданием нового российского национального государства нужно возводить в обществе и бастионы защиты от него. Задача выглядит двуединой: Россия нуждается в сильном государстве, способном погасить традиции беззакония в обществе, и одновременно она нуждается в сильном обществе, способном контролировать, а при надобности и снижать аппетиты государственной бюрократии.

Таким образом, вопрос о свободе — это всегда вопрос о силовом балансе между обществом и государством, о проблеме управления и самоуправления. Это вопрос, который требует сегодня самых интенсивных интеллектуальных усилий, своего рода «мозгового штурма» со стороны отечественных элит. Каждое общество, переходя от дополитической стадии к политической, решало эту задачу. Но не существует никаких шаблонов, потому что в каждом конкретном случае «силовой баланс» между государством и обществом, между государственной бюрократией и гражданскими институтами складывается с учетом собственной культурной традиции, в конкретной исторической обстановке, как результат активного диалога общества и государства.

У либеральной мысли в России сегодня должен быть очень высокий творческий потенциал. Поэтому, перефразируя Ленина, можно сказать, что либерализм не догма, а руководство к действию. Россиянам потребуется проявить настоящее политическое и конституционное искусство при конструировании своего национального государства. И лишь в очень небольшой степени они смогут опереться на исторический и международный опыт, потому что ни одному народу в мире еще не приходилось приступать к строительству демократического национального государства на столь обширной территории, при таком разнообразии культур и при столь драматичных исторических обстоятельствах. Все это делает споры о свободе в России не только уместными, но и необходимыми. В поиске истины мы находимся в самом начале пути.

Понравился материал? Помоги сайту!