6 июня 2018Общество

Была без радости любовь, разлука будет без печали

Полина Аронсон о том, как разрыв с любимыми стал формой «эмоционального капитализма»

Я хорошо помню этот день много лет назад. Мы с Дэниэлом, моим американским бойфрендом, валяемся в траве на берегу реки. Его голова лежит у меня на коленях, и, хотя моя правая лодыжка уже окончательно затекла, я боюсь пошевелиться. По выражению моей бабушки, я влюблена в него как кошка — и послушно провела бы в этой позе еще три дня, если бы он меня об этом попросил. Река тихо плещется; мы молчим. Время от времени мимо нас, сверкая на солнце, проплывают неопознанные обломки пластика и размокшие палки. Внезапно Дэниэл говорит: «Между прочим, я уже записал себе плейлист на тот случай, если ты от меня уйдешь». Моя затекшая нога вздрагивает, и я наконец выпрямляюсь. «С чего ты взял, что я собираюсь уйти от тебя?» — ошарашенно спрашиваю я. «А никто никогда и не собирается, — отвечает он. — Но рано или поздно все равно все всегда расстаются».

Пару месяцев спустя, собирая в картонную коробку артефакты нашей с Дэниэлом недолгой совместной жизни (формочки для выпечки, затрепанное издание Вальтера Беньямина, американский шампунь, пачка табака), я вспомнила этот момент. И мне внезапно стало ясно: Даниэл смаковал предчувствие расставания с первого дня нашего знакомства. Для него именно расставание — а не предложение о совместной жизни — было самой естественной и самой ожидаемой кульминацией истории, которую мы вместе создавали.

Думаете, это абсурд или, чего доброго, патология? Вовсе нет. Дэниэл не злодей и не псих — во всяком случае, не в большей степени, чем большинство из нас. Дэниэл не «ненормальный», наоборот: его поведение — это логичное (пусть и гротескное) воплощение того, что историк Уильям Редди ^[1] называет эмоциональным режимом, — «нормативный набор эмоций, а также ритуалов, практик и условностей для их выражения».

Эмоциональные режимы варьируются от эпохи к эпохе и от места к месту: способ чувствования, который культивировал французский сентиментализм, сильно отличается от способа чувствования, принятого в Японии при императоре Мэйдзи или в николаевской России. Тот эмоциональный режим, в котором вырос и социализировался Дэниэл, социологи и историки называют эмоциональным капитализмом, и именно он главенствует сегодня в большинстве развитых стран. Главная его особенность заключается в том, что человеческие чувства и человеческие отношения оцениваются с точки зрения рыночной модели торговли, обмена, прибыли и капитала. Дискурс эмоционального капитализма — это дискурс телешоу, глянцевых журналов и экспертных рекомендаций, призывающих нас «инвестировать в отношения», «создать лучшую версию себя», «продавать свой образ» и регулярно сводить дебет с кредитом в любой форме коммуникации («не уходить в минус», как советует своей многотысячной аудитории блогерша Эволюция). И если в отношениях привязанности — семейных, брачных, родительских — торговля еще приукрашена кремовыми розочками сентиментальности, то в мясных рядах Тиндера и Мамбы царит чистый социал-дарвинизм.

* * *

Чтобы жить при эмоциональном капитализме, нужно обладать определенными качествами. В первую очередь, нужно учиться ставить превыше всего свою автономию. Не быть жертвой, как учит нас Михаил Лабковский: жить по принципу «хочу-и-буду», волевым усилием не уступая место бабушкам в метро. Всегда помнить о своих интересах и о своей выгоде. Выше всего ценить свой личностный рост — и устранять все препятствия, возникающие на его пути. Не давать, в общем, всякому человеческому фактору болтаться под ногами у атланта, расправляющего плечи.

Готовность в любой момент прервать отношения, которые больше «не удовлетворяют» или, как говорит мой мастер по маникюру, «приносят негатив», является ключевым навыком эмоционального капитализма. В способности к расставанию современный человек может проявить свою полноценность и свое соответствие самым фундаментальным неолиберальным ценностям: самооптимизации и самодостаточности. В поп-психологии окончание любви — это тренажер для отработки детских травм, отмаливание первородного греха зависимости. Неудивительно, что диктат «правильного расставания» едва ли не сильнее диктата «здоровых отношений».

Расставание стало той лакмусовой бумажкой, которая выявила побочные эффекты эмансипации. Эстер Перель, психотерапевт и автор нашумевшей книги о супружеской неверности, пишет ^[2]: «Если раньше постыдным считался развод, то теперь постыдным считается продолжать отношения, которые можно не продолжать. Вспомните Хиллари Клинтон, которую многие женщины осудили за мнимое отсутствие самоуважения. <…> Наличие нового билля о правах делает исполнение этого билля обязательным». Развод перестал быть стигмой — и это прекрасно. Однако в стигму превратилась привязанность — и об этом стоит задуматься.

Готовность — а то и горячий энтузиазм — к расставанию и затем к жизни, не связанной никакими партнерскими обязательствами, все чаще становится основным сюжетом самых массовых жанров: романтической комедии и поп-музыки. В начале девяностых героиня культового фильма «Четыре свадьбы и одни похороны», утирая с лица потоки дождя и слезы, торжественно соглашалась на предложение любимого «не выходить за него замуж, пока смерть не разлучит нас». Сегодня эта сцена выглядит как ультраконсервативная пропаганда семейных ценностей. Гораздо современнее в этом плане фильм 2016 года «How To Be Single», в котором одна нежная нью-йоркская барышня говорит другой: «Если ты все время в отношениях и не умеешь жить для себя — значит, ты попала в письок (в оригинале dicksand, по аналогии с quicksand, перевод мой. — П.А.). Письок — это как песок, только от слова “писька”. Если ты все время озабочена своим парнем — поздравляю, ты провалилась в письок».

«Нужно уметь ценить то время, пока ты одна. Цени этот момент, когда тебя ничто не связывает и ты один на один с миром, такая, как ты есть, — истинная ты», — говорит эта же барышня в другом эпизоде, суммируя содержание тысяч женских журналов и телешоу. Эмоциональный капитализм предлагает альтернативу отношениям ради отношений, разделяя одиночество (loneliness) и самодостаточность (singlehood). Время вне отношений предлагается рассматривать не как трагическое отсутствие возможностей — а, наоборот, как триумфальную возможность вступить в отношения со своим истинным «Я», якобы имеющимся у каждого из нас. Тем не менее условия сделки точно так же определяются логикой продуктивности. Свободу от отношений предполагается «инвестировать в личные ресурсы»: говоря языком популярных блогов, «прокачать карьеру», «сделать тело», «построить личные границы». Прощай, Бриджит Джонс, нам тебя больше не жаль. Кто просиживает тушку на диване, выкуривая по пачке сигарет за вечер, — вместо того чтобы ходить на тренинги богинь или хотя бы в спортзал, — заслуживает быть съеденным овчарками. Причем желательно заживо.

* * *

Постоянная тренировка навыков выживания в расставании — это жизненная необходимость эпохи так называемой серийной моногамии, когда большинство людей успевает за свою жизнь пройти через несколько длительных отношений и дюжину коротких.

Но как же достичь той степени просветления, на которой уже находится Дэниэл — гуру расставаний, подстилающий себе соломку уже на первом свидании? Как уберечь себя от боли? Как сократить время непродуктивных переживаний с тем, чтобы в кратчайшие сроки перейти к фазе самооптимизации? Ответ на этот вопрос дают новые технологии эмоционального менеджмента, основанные на аутсорсинге эмоционального труда — то есть на делегировании сочувствия профессионалам.

Введите «расставание» (или «break-up») в поисковую строку — и вы попадете в дивный новый мир, где разрыв отношений больше не грозит вам пьянством, ожирением и, наконец, одинокой смертью перед мерцающим экраном. Прошли те времена, когда при расставании с любимым человеком считалось нормальным проводить дни, попеременно уткнувшись лицом в ведерко с мороженым, в плечо подруги и в мокрую подушку. Эра так называемого сознательного рассоединения (не путать с развал-схождением), провозглашенная Гвинет Пэлтроу во время ее развода с Крисом Мартином, обещает нам новый тип гранд-финале: не хаос и потерю ориентации, а значимый жизненный опыт, еще одну сверкающую ступень на пути к новому «Я» — такому автономному и самодостаточному, что оно прекрасно справляется с потерей при помощи мобильного приложения или визита в специальный терапевтический ретрит.

«How to get most of your break-up» (или «Как получить максимум от расставания») — это рекламный слоган мобильного приложения Mend, разработанного специально для тех, кого недавно бросили. Несколько раз в течение дня оно посылает своим пользователям жизнеутверждающие сообщения типа «Ты — это все, что тебе надо», «Не пиши ему (ей) — пиши нам!», «Заблокируй своего бывшего в Инстаграме — и живи спокойно». Помимо этого заботливые чат-боты Mend каждые два-три часа интересуются вашим состоянием и предлагают выплеснуть раздражение в чате. Искусственный интеллект Mend, безусловно, изобретательнее ослабленного тяготами жизни интеллекта друзей и родственников: сто видов аутотренинга против двух видов крепкого алкоголя. Сочувствие на аутсорсе — это продуктивное сочувствие. Хотите получить максимум — загружайте Mend. Но учтите: чат-бот не выгуляет вашу собаку и не позвонит в скорую, когда вы выпьете тройную дозу снотворного.

Доступный к загрузке «по цене одного латте» (лос-анджелесского латте), Mend — это самый дешевый, однако далеко не единственный сервис для менеджмента расставания. В числе прочих — терапевтические семинары на ферме с овечками (от двух тысяч долларов за неделю), группы взаимопомощи и, разумеется, индивидуальная терапия. Все эти инструменты, как правило, преследуют одну и ту же цель: свободу от привязанностей, которые вас якобы отягощают, чтобы сделать вас единственным и генеральным управляющим своей жизнью.

Современные технологии позволяют как никогда быстро и надежно уничтожить следы недавней любви. Со зловещей последовательностью Фейсбук стирает заблокированного человека не только из настоящего, но и из прошлого: оставленные им когда-то лайки и комментарии сделаются невидимыми, как будто его никогда и не было. Да и на уничтожение остального электронного архива уйдет гораздо меньше времени, чем на распихивание вещей по коробкам или даже выбрасывание их из окна.

Впрочем, индустрия брейкап-сервиса существует не только для утешения брошенных — но и для облегчения задачи бросающему. Совершенно бесплатно движок сайта BreakUpEmail.com сгенерирует прощальное письмо за считанные секунды — после того как вы отметите галочками причину расставания («неуважительно отзывается обо мне», «плохо пахнет», «инфантилен»), недостатки партнера («козел», «тупой», «жадный») и ваши пожелания по поводу возможности остаться друзьями («да / нет / не знаю»). Более персонализированный сервис будет стоить денег — но игра стоит свеч. Подобно герою фильма «Her», специально обученный человек в компании The Breakup Shop составит ноту, от которой будут рваться сердца. Прейскурант варьируется от сложности задачи — от банального СМС до рукописного письма.

Наконец, услуги эмоционального капитализма доступны и для тех, кто не расстается сам — но опасается стать «жилеткой» для подруги или друга. Личное сочувствие можно оптимизировать — или вовсе заменить — подарочными наборами для свежерасставшихся, содержащими, как правило, журналы с подбадривающими колонками, шоколад и банные принадлежности. Веревку к мылу страдалец может приобрести сам.

* * *

И все же некоторые из нас продолжают старомодно страдать, сжимая в руках засушенные букетики или пачку трамвайных билетов. Нам должно быть стыдно за нашу непродуктивную боль, но мы не можем ничего с собой поделать. Более того, мы не хотим, чтобы нас утешали, — нам просто надо, чтобы нам не мешали страдать так, как хотим мы, а не так, как принято. Однако в современном мире почти не осталось мест, где можно открыто и беззастенчиво отдаться скорби по любимому человеку, не переодеваясь готом, без обвинений в инфантильности, зависимости и несамостоятельности.

Одно из таких мест — Музей разбитых отношений в Загребе. Его коллекция состоит из обломков оборвавшихся любовей: от туфли на шпильке до ржавого топора. Экспонаты попадают в музей по почте: любой желающий может послать в музей предмет любого размера и назначения — главное, чтобы у него была история. В конце концов, именно истории заставляют нас плакать, глядя на старый телефонный модем, через который кто-то когда-то обменялся своими первыми мейлами, или на вышедшую из оборота купюру в миллион турецких лир, предназначенную для оплаты ужина, который так никогда и не состоялся.

У каждого из нас есть свой собственный музей разбитых отношений, неважно, из скольких экспонатов он состоит. Мы никогда не сможем превратиться в чат-ботов Mend. Попытка патологизировать боль как симптом недостаточной самостоятельности делает ее только сильнее: мы страдаем не только от потери любимого человека, но и от своей собственной социальной неадекватности, — и еще неизвестно, какая боль сильнее. Культура «эффективного» расставания не берет в расчет потребность в привязанности и порождает то самое логическое противоречие, которое воплотил собой Дэниэл: мы планируем расставание еще до того, как свайпнуть вправо. Мы разучились принимать тот факт, что зачастую в страдании никакого урока нет — shit просто happens, и с этим надо как-то жить.

«Расставание — это повод принять бессмысленность бытия, — считает Жюли Реше, профессор философии и практикующий психотерапевт. — Ведь больно в расставании именно от бессмысленности, от кажущейся нелогичности происходящего (“неужели все было зря?!”). Но боль значима сама по себе, без всякой идеи прогресса. Чтобы получить по-настоящему полноценный жизненный опыт, человеку нужно побыть в состоянии боли не для того, чтобы вынести какой-то “урок”, а из чистого интереса к разнообразию собственных переживаний».

Плейлист для расставаний не может состоять только из бесконечных каверов «I Will Survive». В нем должно быть место и для того, о чем поет Dido в «White Flag»: «I'm in love and always will be». Вопреки всему — и без всякого разумного смысла.