Крым наш, завод наш, степень наша

Два года назад, 18 марта 2014 года, президент России Владимир Путин подписал договор о включении Республики Крым и города Севастополь в число субъектов РФ, тем самым завершив трехнедельную спецоперацию, начавшуюся с захвата административных зданий республики вооруженными людьми в камуфляже без знаков различия. Это событие, многократно усиленное пропагандистским сопровождением, было с восторгом встречено широкими народными массами и до сих пор является краеугольным камнем рейтинга доверия действующей в РФ власти.

Причины вполне понятны: представление о Крыме как главной точке российского имперского проекта, венце его исторической миссии, существует в русской культуре еще с третьей четверти XVIII века (см. фундаментальное исследование Андрея Зорина «Кормя двуглавого орла», глава III «Эдем в Тавриде») и основывается на целом ряде факторов, от климатических до религиозных. А «железный занавес», превративший полуостров в единственную для советских людей возможность вожделенного отдыха на теплых морях, добавил к этому представлению личные ноты для большинства современников старше 1980-х годов рождения.

В результате именно «утрата» Крыма стала одной из самых болезненных внешнеполитических тем общественного сознания 1990-х, своего рода символом национального унижения. Конечно, не надо впадать в крайность, как это делают некоторые публицисты, излишне раздувая значимость «крымского вопроса» до 2014 года. Несмотря на свою вышеотмеченную болезненность, в числе главных проблем страны утрата Крыма ни на каких фокус-группах не называлась, а единственным политиком, поднимавшим ее на знамена, был довольно маргинальный Лимонов. Тем не менее где-то на заднем фоне такая проблема, безусловно, существовала. И один из героев фильма «Брат-2», убивающий своего украинского оппонента со словами «вы нам еще за Севастополь ответите», вполне выражал отношение к ней существенной части населения РФ. Таким образом, в массовом народном восторге по поводу «возвращения Крыма», тем более наложившегося на уверенную победу на домашней Олимпиаде, не было, повторюсь, ничего удивительного.

Два года спустя эмоции слегка поугасли: массовку на сегодняшнее торжество на Васильевском спуске пришлось собирать по разнарядкам. Тем не менее преобладающим отношением к аннексии до сих пор остается однозначно положительное, а немногочисленные ее противники, как правило, встречают агрессивный отпор. Основной упрек — в предпочтении интересов чужой страны против своей. «Ваша главная ценность — территориальная целостность Украины».

В реальности этот упрек не просто несправедлив, но и совершенно неверен логически. Объективно говоря, для Украины Крым сейчас стал бы тормозом, окончательно убивающим любые надежды на проевропейское реформирование в обозримом будущем. И, рассуждая с точки зрения прагматичного интереса соседней страны, можно прийти к выводам о необходимости поиска компромисса, как это делает профессор Оксфордского университета Владимир Пастухов. Понятно, что сами украинцы с такими выводами сейчас эмоционально согласиться не могут: аннексия была проведена в максимально наглой и оскорбительной форме, сопровождаясь непрерывным потоком антиукраинской российской госпропаганды и гибридным военным вторжением в Донбасс со многими тысячами погибших; основное желание после этого — наказать обидчика, а рациональные рассуждения — признак слишком большой теплохладности. Однако российские инакомыслящие, глядя со стороны, могли бы от этих эмоций отрешиться.

Проблема лишь в том, что аннексия наносит страшный ущерб не столь Украине, сколь России и русским. И, что еще хуже, она убивает надежду на какие-либо изменения к лучшему в нашем обществе. Причин много, перечислю некоторые из них.

Аннексия — это война

Сегодня российская госпропаганда пытается максимально развести аннексию Крыма с последующей войной на востоке Украины. Однако каждый, кто помнит события весны 2014 года, понимает, что это две части одного целого. Ни группа Стрелкова, ни другие диверсионные отряды не могли бы ничего разжечь сами по себе, без поддержки местного населения. А эта поддержка, равно как и предательская пассивность местных силовых органов, основывалась чуть ли не исключительно на ожиданиях, что сейчас в регионах появятся «зеленые человечки» и Донецк с Луганском (а может, и другие регионы Украины) вслед за Крымом будут приняты в субъекты РФ: одних эти ожидания вдохновляли, других лишали воли к сопротивлению.

Это же относится и к действиям Киева: столь жесткий формат антитеррористической операции объяснялся именно ощущением опасности официального включения сепаратистских образований в состав России. Не будь «возвращения Крыма домой», от 7000 до 50 000 человек, по разным данным, погибших во время боевых действий в Донецкой и Луганской областях, скорее всего, до сих пор оставались бы живы. Одно это делает любые торжества по случаю «Крымской весны» совершенно безнравственными.

Аннексия — это нищета

В течение 70 лет существования советской власти любая статистика оперировала сравнениями с 1913 годом — символом того богатого далекого прошлого, на уровень которого мы стремимся вернуться. С большой долей вероятности новым ориентиром последующих десятилетий станет 2013-й.

Конечно, падение цен на нефть, которое повлекло за собой серьезный финансово-экономический кризис в России, произошло вовсе не из-за аннексии Крыма. Однако свою роль в последующем развитии событий она, безусловно, сыграла.

В обычных условиях двукратная девальвация национальной валюты должна была бы привести к резкому развитию бизнеса, как это было после дефолта 1998 года, когда новые предприятия возникали будто грибы после дождя. Но ничего подобного мы не наблюдаем даже несмотря на то, что стоимость рабочей силы в РФ стала ниже китайской: весной 2014-го Россия повела себя непредсказуемо, а инвесторы любят стабильность. Никто не будет вкладывать свои деньги в страну, которая в любой момент может ввязаться в войну или нарваться на экономические санкции. Поэтому никаких стимулов для экономического роста при сохранении статус-кво не просматривается, и очень похоже, что нынешний кризис обещает стать затяжным.

Аннексия — это угроза существованию России

В отличие от предыдущих двух тезисов этот невозможно доказать с помощью рациональной аргументации, однако на уровне ощущений присоединение Крыма заложило серьезные мины под перспективы дальнейшего существования России как единого государства.

Дело в том, что в отличие от большинства других республик РСФСР была сформирована не по национальным, географическим или историческим признакам, а, скорее, по принципу «объединяем в кучу все, что осталось». И Российская Федерация продолжает эту же линию.

Чем Татарстан хуже Казахстана, Карелия — Эстонии, а Чечня — Азербайджана? Почему Калининград, не имеющий общей границы с остальной РФ, является ее частью? Эффективно ли управлять из Москвы опережающим ее почти на день Дальним Востоком? Единственный адекватный ответ на это до 2014 года звучал как «мы категорически против пересмотра наших границ: неважно, куда исторически тяготеет тот или иной регион, если по итогам распада СССР он оказался частью РФ». Теперь же пересмотр границ России уже запущен, и далеко не факт, что он ограничится одним лишь увеличением территории.

(Живя в современной России, приходится постоянно сверять свои слова с Уголовным кодексом, поэтому на всякий случай подчеркну: я — убежденный противник распада страны, и никакого «призыва» в моих словах нет, одни опасения.)

Аннексия — это окончательная легализация вранья и воровства, превращенных из грехов в доблести

Жителей нашей страны слишком долго приучали затягивать пояса во имя будущего — «мы уж потерпим, зато наши внуки будут жить при коммунизме». Поэтому и война, и экономическое обнищание могут не произвести на них впечатления: через какое-то время это, мол, все забудется, а Крым останется нашим. Однако нижеследующий аргумент не имеет временного ограничения. Дело в том, что положительное отношение к тому, как была проведена аннексия полуострова, автоматически равняется полной легализации двух главных пороков современного российского государства: вранья и воровства. Причем не только легализации, но и превращению их из грехов в доблести.

Военнослужащие без погон и знаков различия, скрывающие свои лица под масками; «референдум», организованный через 9 дней после объявления без каких-либо попыток изобразить конкурентную кампанию и прозрачный подсчет голосов; президент, публично заявляющий, что присоединение Крыма к России «не рассматривается», и через две недели подписывающий договор об этом присоединении; «местные силы самообороны, купившие форму в одном из военторгов», которые на поверку оказываются солдатами регулярной российской армии, — открытая и всем очевидная ложь, информационно сопровождавшая аннексию все время ее подготовки, не только не встретила никакого массового осуждения, но и, наоборот, была вознесена на щит как повод для гордости. Вот, мол, на какие военные хитрости мы способны, знай наших! Достаточно посмотреть на популярность бренда «вежливые люди», обозначающего неопознанных вооруженных бойцов с закрытыми лицами. Это же продолжилось и во время донецкой войны, когда, по свидетельству социологов, вполне лояльные респонденты в ответ на вопрос «есть ли наши войска в Донбассе?» массово уточняли: «Официально или на самом деле?»

Таким образом, целенаправленное вранье было превращено для массового сознания в не просто оправданную, но и единственно верную линию поведения, если считается, что речь идет об «интересах государства». А поскольку «государственный интерес» — понятие многозначное, которое при желании может распространяться до каких угодно пределов, это значит, что по такой же модели отныне можно требовать лжи на любые темы. «Неважно, что не все недовольные Путиным получают зарплату в американском посольстве, выборы фальсифицируются, а в тюрьмах пытают: геополитические интересы нашей страны требуют, чтобы мы все в едином порыве говорили так-то, поэтому извольте им следовать».

Это же относится и к воровству, «отжатию», облапошиванию. Ты был достаточно ловок и смог безнаказанно присвоить себе что-то чужое? Теперь ты можешь не стыдиться этого факта, но им гордиться! Если мы одобрительно относимся к тому, как Крым был «уведен» у Украины, какие у нас могут быть претензии к воровству диссертаций, рейдерским захватам заводов и фабрик, уводу денег Пенсионного фонда в офшор и так далее? «Крым наш», «степень наша», «завод наш», «пенсии наши» — в чем принципиальная разница между этими слоганами? Отсылка к «воле народа» здесь не подходит: ученый совет тоже сам голосует за то, чтобы присудить степень доктора наук открытому плагиатору, а рабочие могут сами захотеть, чтобы владельцем их завода стал Иванов вместо Петрова — особенно если он пообещает им увеличить зарплату в два раза.

Что дальше

Почти все протестные рассуждения на тему аннексии спотыкаются о предложения выхода из сложившейся ситуации, провоцирующие бесконечные споры. Чтобы разорвать этот круг, от своих предложений я воздержусь. Тем более, как уже было сказано выше, живя в современной РФ, надо чтить Уголовный кодекс, а мое личное отношение к предпочтительному решению крымской проблемы напрямую его нарушает.

Тем не менее об одном можно сказать достаточно уверенно: ложь и воровство — не повод для гордости, но порок и преступление. Это объективная реальность, и рано или поздно наши сограждане ее осознают. А когда осознают, тогда изменится и отношение к аннексии-2014. Это не обязательно повлечет за собой возврат полуострова Украине: в современных США существует безусловный консенсус, что истребление коренного населения было злом, однако потомки иммигрантов не покидают Америку, оставляя ее индейцам. Но переосмысление событий марта 2014 года как постыдной (а не победной) страницы нашей истории практически неизбежно. И чем раньше оно произойдет, тем быстрее начнется оздоровление общества.

Понравился материал? Помоги сайту!