Разговор c оставшимся
Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20244901Художник и активист Виктория Ломаско продолжает свой новый проект — цикл поездок по постсоветскому Кавказу и Востоку. COLTA.RU рада возможности опубликовать ее тбилисский репортаж.
Еще до поездки я слышала множество восторженных отзывов о Тбилиси от своих знакомых. Они рассказывали о красоте и гостеприимстве грузин, о застольях с песнями, о старинных тбилисских двориках… «Что нового смогу рассказать об этом туристическом городе?» — думала я.
В первом же тбилисском доме, в котором я была в гостях, в разговоре прозвучала дата 9 апреля 1989 года. Хозяева были удивлены, что я ничего не знаю об этом дне, — для них, как и для многих грузин, это поворотный пункт в отношениях Грузии и России. Я решила встретиться с несколькими участниками тех событий.
«После 9 апреля все перевернулось на 180 градусов, — говорит шофер Нукрий, участник митингов за независимость Грузии 1989 года, — людей добивали лопатами, как скот. Если бы стреляли — это мы уже проходили». Саперные лопатки, которыми советские солдаты били участников мирной демонстрации, выставлены в одной из витрин в тбилисском Музее советской оккупации.
Митинги за независимость начались в Тбилиси 2 апреля. 7—8 апреля в город вошли военные части и танки. Многие понимали, что будет силовой разгон. Католикос Илия призвал участников демонстрации пойти молиться в церковь, но его не послушали. Через несколько минут солдаты атаковали толпу, используя лопаты и боевой отравляющий газ. Было убито несколько человек, в основном женщины.
Давид — историк, востоковед, педагог, участник событий 9 апреля.
Эка, руководительница феминистской организации Women's Initiatives Supporting Group (WISG), участвовала в митингах 1989 года вместе со своими студенческими друзьями: «Кто-то объявил в громкоговоритель, что в городе танки и привезли солдат. Мы сели на асфальт, хотели перекрыть дорогу танкам».
«Тогдашняя грузинская милиция попыталась нас защитить. Их заранее разоружили, но они стояли щитом перед нами. Нас загнали в кинотеатр “Руставели”, мы нашли запасной выход и ушли. Тогда убили 16 человек. Мы чувствовали отчаяние, но не бессилие, кидались камнями в танки», — вспоминает Эка.
Председатель Президиума Верховного Совета СССР Михаил Горбачев отказался брать на себя ответственность за эти события. Вначале правительство пыталось утверждать, что люди погибли в давке.
«Ненавижу большие государства. Я хотел бы, чтобы все большие государства разделились на много частей и не творили такое с маленькими», — говорит Нукрий.
Журналистка Гала Петри переехала из Иркутска в Тбилиси в 1984 году. Она вспоминает, что в конце 80-х — начале 90-х «примитивного патриотизма было предостаточно». Если до 9 апреля грузинская элита говорила по-русски, было модно отдавать детей в русские школы, то после детей, учившихся в русских школах, начали третировать. Гала перевела дочь в грузинскую школу. Какого-то физического насилия в отношении русских Гала не помнит. «Русские уехали из Грузии позже по экономическим причинам», — объясняет она.
Вернувшись в Москву, я спрашивала многих знакомых, что они знают о трагедии 9 апреля в Тбилиси. Мне смог ответить только один человек, Исрапил Шовхалов, редактор кавказских журналов «ДОШ» и «Слово женщины». В 1989 году он служил в Западной Грузии, в городе Самтредиа.
«9 апреля вместе с другими солдатами я патрулировал город. Люди собирались на улицах, общались на грузинском, волновались. Вечером до города дошел слух, что в Тбилиси при подавлении митинга солдаты зарубили лопатой беременную женщину. Если до 9 апреля народ был добрый, кормил солдат бесплатно, то после солдат стали воспринимать как убийц.
Однажды в нашу часть приехали командированные из Тбилиси, которые участвовали в разгоне демонстрации. Они рассказали, что грузины очень смелые и наглые — шли на солдат с голыми руками, дрались и мужчины, и женщины. Не все солдаты оказались готовы использовать лопаты и газ против митингующих и в результате были ими избиты».
Эка и Натия, вторая руководительница организации WISG, были среди активистов, решивших в 2013 году провести ЛГБТ-демонстрацию в центре Тбилиси. 17 мая против сотни демонстрантов вышла толпа в 20—30 тысяч, которую возглавляли священники. Полицейские не справились с напором толпы и начали эвакуировать ЛГБТ-активистов в автобусах и маршрутках. Многие ЛГБТ-активисты сильно пострадали. Из нападающих четырех человек оштрафовали на 100 лари (меньше 40 евро).
«Нас было пятеро в этом автобусе, толпа погналась за нами. Большинство нападающих были мужчины от 17 до 40 лет. Я думала, что если они до нас доберутся, то сначала публично изнасилуют, а потом убьют», — рассказывает Натия.
«В маршрутке не было ни одного целого стекла, три человека получили сотрясение мозга. После этого я долго не могла пользоваться общественным транспортом. Думала, кто из окружающих людей кидался тогда в меня камнями».
Журналистка Нино тоже хорошо помнит события 17 мая. На демонстрацию она пошла как корреспондентка журнала Liberali и как ЛГБТ-френдли поддержать друзей-активистов. Вместе с ней был коллега-журналист гомосексуальной ориентации. Друзья дали ей плакат с надписью «Я имею право любить». Нино вспоминает, что, когда начался разгром шествия, она бросила плакат и думала только о том, как выйти из толпы живой и вывести своего коллегу.
Спустя несколько дней после нашего разговора о разгроме ЛГБТ-шествия 2013 года Нино написала мне, что ее семнадцатилетнего сына, стильного юношу с длинными волосами, какие-то мужчины на улице приняли за гея и избили. Он разговаривал по телефону со своей девушкой, сказал на прощание: «Люблю!» — и они сразу напали на него: «Как ты смеешь, пидорас!»
Эта работа сделана на мастер-классе «Феминистский трафарет на бумаге», который я проводила в Тбилиси для грузинских активисток.
Для тбилисцев табуретка — почти что символ: табуретку как оружие использовал один из священников, громивших ЛГБТ-шествие 17 мая.
Основная тема, с которой хотели работать участницы мастер-класса, — контроль женской сексуальности обществом, семьей и церковью. Они говорили о том, как в Грузии сложно для молодых незамужних женщин, ведущих сексуальную жизнь, получить помощь гинеколога — «Гугл вместо гинеколога», об отсутствии психологической помощи — «священник вместо психолога».
Религиозные грузины готовы контролировать не только женское поведение. В 2015 году было совершено нападение на одного из организаторов активистской библиотеки «Кампус». В библиотеку приходили «районные ребята», и на лекции о романе «Так говорил Заратустра» кому-то из них не понравилась цитата «Бог умер». «Пришел блатной, узнал, кто организатор лекции, и ткнул ножом в сердце», — рассказывает чудом выживший Михаил. Выйдя из больницы, Михаил перенес библиотеку в другое место и продолжил лекционные программы.
Некоторые грузинские художницы пытаются критиковать церковь. Активист Ираклий рассказал об акции 2015 года.
Большое возмущение религиозных грузин вызвала картина «Богородица-самоубийца» художницы Лии Уклебы. На ней изображена беременная Богородица, подносящая к своему виску пистолет. Несмотря на огромный авторитет церкви, художница отделалась нападками в интернете. В Грузии нет аналогов российским законам о «возбуждении ненависти либо вражды» и об «оскорблении религиозных чувств верующих».
В Тбилиси очень много церквей-новостроек, особенно в районе Сабуртало. Например, эта церковь Вознесения на улице Панаскертели построена в 2003 году на территории, которую отобрали у государственного детского садика.
«Почему никто не протестовал, когда у детского садика отнимали большую часть территории?» — спросила я у своей знакомой грузинки, проживающей на этой улице. Она мне объяснила, что на активистов, готовых выступить против строительства церкви, напали бы сами жители района.
Тбилисские церкви не так сильно, как московские храмы, похожи на государственные заведения со священниками-чиновниками. По всему периметру церквей стоят скамьи, во время службы сидят все, кто хочет, не только больные и старые. Мне не запрещали рисовать. Я заметила, что некоторые женщины были в джинсах и без платков. До и после службы к священниками активно обращались прихожане.
В советское время Грузия не переставала быть религиозной. Большинство пожилых людей, с кем я общалась, включая идейных коммунистов, говорили, что и во времена СССР они были верующими и ходили в церковь.
Тбилисские друзья посоветовали мне поговорить с отцом Гурамом, известным своими более либеральными, чем у большинства грузинских священников, взглядами. Вот фрагмент нашего разговора:
— Помогает ли церковь в Грузии бездомным, нищим и малообеспеченным?
— Православная церковь, в отличие от католической, — это больше мистицизм и проповедь, чем благотворительная организация.
— Что вы можете сказать о разгроме под руководством священников ЛГБТ-митинга 2013 года?
— Грузины — горячий народ, могли кого-нибудь убить. Но свой протест без насилия мы имели право выразить. Разве традиционная страна готова такое принять? Это даже для Европы трудно.
Я рассказала отцу Гураму, как в 2008 году рисовала суд над выставкой «Запретное искусство», затеянный православными московскими активистами, об угрозах и оскорблениях с их стороны и о том, что после этого суда у меня отвращение к церкви. Когда я закончила, он неожиданно обнял меня и расцеловал, помазал миром, попросил подождать и вернулся с букетом фиалок.
В центре Тбилиси на каждом шагу просят милостыню. Это цыганки с детьми, пенсионеры, бездомные. Помимо беженцев из Абхазии и Цхинвальского региона (ныне частично признанная Республика Южная Осетия), часть которых до сих пор живет в бывших общежитиях и в бараках, в Тбилиси много внутренних мигрантов, перебравшихся в столицу из-за тяжелой жизни в провинции. Среди бездомных и нищих есть люди, не сумевшие расплатиться с кредитами или обманутые при покупке квартир.
Бездомные захватывают старые дома, находящиеся в запустении со времен распада СССР. В городе около 400 сквотов. Правительство ставит жителей сквотов перед выбором — либо съезжать, либо отказываться от социального пособия. Есть случаи, когда захваченные здания официально признаются легальным жильем.
Сотрудница-социолог из правозащитной организации EMC, занимающаяся полевыми исследованиями, взяла меня с собой в один из самых крупных сквотов. В обветшалые корпуса, где когда-то были госпиталь и кардиологический институт, люди заселились в 2012 году.
Женщины не говорили по-русски, социолог перевела мне, что некоторые из них сбежали из дома из-за семейного насилия.
Бездомные ограничены в своих возможностях и контактах, в основном они заключают браки между собой. Я видела много малолетних детей, рожденных уже в сквоте.
Среди жителей сквота есть люди с образованием, которые раньше работали по специальности и снимали жилье. В какой-то момент они потеряли работу и оказались на улице. По официальной статистике, уровень безработицы в стране около 12%, по опросу американского института The National Democratic Institute (NDI) — более 50%.
Поговорить на русском получилось только с одним молодым мужчиной, он жил несколько лет в Петербурге и даже успел отсидеть в российской тюрьме: «Много гулял — девочки, героин...»
Воду приносят ведрами, во дворе сквота есть кран с бесплатной водой. Электричество воруют — подсоединяются к уличной сети освещения, полиция регулярно обрезает провода. Канализация идет в подвал дома. Обогреваются буржуйками.
В Грузии проблемы с отоплением не только в сквотах — центральное отопление отключили в 1991 году, во время гражданской войны. В те годы из-за нищеты люди выкапывали трубы и продавали как цветной металл. Сейчас новые дома строят с отдельной системой отопления, а жители старых домов зимой спасаются обогревателями.
В старом Тбилиси целые кварталы находятся в аварийном состоянии. При Саакашвили была отреставрирована только часть фасадов.
Над старинными, ветхими домами возвышается странное здание из стекла и металла, построенное на Сололакском холме. Это резиденция (бизнес-центр) бывшего премьер-министра, миллиардера Бидзины Иванишвили. Когда я попыталась через Ботанический сад подойти поближе к резиденции, из-за кустов вышел охранник и сообщил, что дальше начинаются частные владения.
Охранник представился Георгием. Он сказал, что приехал из Гори, потому что там нет работы, — сначала работал на стройке резиденции, а потом его оставили в охране.
«В 2001-м шла интенсивная работа по строительству, с 2008-го там бизнес-центр с современной архитектурой. Поблизости ущелье Цавкиси, очень хорошая природа и воздух. В бизнес-центре есть ущелье и овальное грандиозное пространство».
Пока мы разговаривали, из скалы забил большой водопад. Оказалось, и скала, и водопад — искусственные, водопад можно включать по желанию хозяина.
В ближайшие годы на этом же Сололакском холме Бидзина Иванишвили собирается построить гигантский туристический комплекс в хайтековском стиле. Еще три комплекса из гостиниц и бизнес-центров запланированы в других исторических частях города. Проект называется «Панорама Тбилиси», по мнению Иванишвили, он привлечет в город больше туристов.
Противники проекта уверены — «Панорама» изуродует город.
27 февраля я побывала на очередном митинге против строительства. В нем участвовали несколько неправительственных организаций, архитекторы и защитники культурного наследия, активисты эко-движения, феминистки, зоозащитники, сообщество велосипедистов и представители других гражданских инициатив. Молодые люди «поколения Саакашвили» выглядели стильными и уверенными, многие пришли с маленькими детьми.
Несмотря на массовость митинга, правительство его проигнорировало. В нескольких местах уже начались строительные работы.
Почти вся советская символика в Тбилиси демонтирована. Поэтому я была удивлена, обнаружив воинственный советский монумент в двух шагах от проспекта Руставели, в парке, который сейчас называется Парк 9 апреля.
Название памятника «Скорее — знамена!» отсылает к стихотворению известного грузинского поэта Галактиона Табидзе:
Светает! И огненный шар
раскаленный встает из-за моря...
Скорее — знамена!
Возжаждала воли душа…
Один из тбилисских знакомых объяснил мне, что Табидзе написал «Скорее — знамена!» в 1918 году, когда Грузия объявила себя независимой страной, но в советское время дату стихотворения изменили на 1921 год — «год, в который Грузию оккупировали большевики».
В Тбилиси сохранился Музей Авлабарской нелегальной типографии им. Сталина, на красных воротах которого сияют золотые серпы-молоты и звезды. Типография работала с 1903 по 1906 год. Грузинские социал-демократы, среди которых был молодой Иосиф Джугашвили, спускались в подземное помещение через тоннель в колодце. Здесь на немецких станках они печатали революционные газеты и листовки.
Сейчас в музее нет ни кассы, ни расписания, ни сотрудников. Экскурсии проводит пожилой грузин по имени Сосо. Он представился бывшим полковником КГБ. Сосо говорит, что, вернувшись после развала СССР из Москвы в Тбилиси, он не смог получить ни пенсии, ни квартиры, поэтому поселился в музее и выживает на пожертвования туристов. «Иногда по две недели нет туристов!» — жалуется он.
Пока я разговаривала с Сосо, в музей забежали дети из соседних домов. Они сказали, что первый раз застали ворота музея открытыми и им захотелось посмотреть, что же внутри. Дети стали рассматривать в холле многочисленные портреты и бюсты Сталина и Ленина. «Знаете, кто это?» — спросила я, показав на бюст Ленина. Дети не знали.
На прощание Сосо посоветовал зайти в сад-музей Сталина, созданный бывшим таксистом во внутреннем дворе многоквартирного дома.
Ушанги Давидовичу, хозяину сада-музея, 86 лет. На мои расспросы о сталинском времени он стал вспоминать ежегодные снижения цен на продукты и показывать витрины в своем саду с распечатками сталинских цен на все виды товаров.
Ушанги Давидович создавал музей в одиночку: постепенно покупал исторические фотографии, портреты и бюсты, своими руками сделал модель дома Сталина в Гори, привез из-под Сталинграда советские каски и осколки гранат. В этом же саду-музее стоит стела в память о его умершем сыне, старинная фотокарточка родителей соседствует с парадным портретом Сталина, стены украшены связками чеснока, высохших цветов и фруктов.
На стене, с которой начинается экспозиция музея, висят черно-белые фотопортреты в рамах. Лица на фото молодые и привлекательные. Это расстрелянные участники митинга 1956 года.
После ХХ съезда Коммунистической партии, на котором Хрущев выступил с критикой Сталина, в Тбилиси начались волнения. Ушанги Давидович вспоминает: «Каждый день были митинги у памятника Сталину. Мы требовали объяснений. 9 марта Хрущев приказал открыть по нам огонь, стреляли без предупреждения. Я отошел в это время поесть, поэтому остался жив. Убили 27 человек, самому молодому было 15 лет. В учебниках истории ничего про это нет». Сразу после этих событий Ушанги Давидович стал создавать музей Сталина.
Он пригласил к себе домой согреться домашней чачей и показал одну из восемнадцати книг отзывов о своем музее с отзывами дочери Сталина и туристов из всех советских республик. Когда я пришла в сад-музей второй раз, то не застала Ушанги Давидовича дома — он был на заседании новой коммунистической партии «Россия — наш друг».
Очень часто мое обращение на русском становилось поводом для пожилых грузин поговорить об отношениях с Россией. В Тбилиси много таксистов-пенсионеров, и почти каждый из них затевал во время дороги такой разговор:
«70 процентов грузин считают, что с Россией лучше жить, чем с Европой или Америкой. С Запада идут дотации, но все достается правящей верхушке, а не простому народу. В Тбилиси нечего делать из-за безработицы, почти все предприятия стоят. В советское время была работа и больше считались с людьми. Пенсия 160 лари, разве на это можно жить?»
Мои замечания об экономическом кризисе и политических репрессиях в современной России таксисты игнорировали: «Нам бы такого президента, как Путин!»
В автобусе со мной заговорил пенсионер, беженец из Сухуми: «В советское время я не был коммунистом, критиковал власть. Сейчас, оглядываясь назад, понимаю, что было лучше. Бесплатные образование и медицина для всех. Мой сын воевал, был контужен, государство его не вылечило. Я очень обижен на власть».
В одной из европейских организаций в Тбилиси со мной захотел поговорить охранник. Он попросил, чтобы я не указывала его имя и не рисовала в форме — работой в охране тяготится, а другой нет.
«Мне не нужен безвизовый режим с Евросоюзом, мне нужен безвизовый режим с Россией», — говорит он. В советское время ему не нравилось, что все решения по Грузии принимались в Москве, он мечтает, чтобы у Грузии были хорошие отношения с Россией, но на равных.
Если люди старшего поколения хотели общаться, что-нибудь дарили или угощали, то молодые грузины, услышав мой русский или плохой английский с русским акцентом, часто, наоборот, вели себя подчеркнуто холодно.
Нино, директор тбилисского Фонда Генриха Белля, прокомментировала мой рассказ об общении с грузинами так: «К нам в России такое же неровное отношение — или обнимают (“Помните, как мы дружили?”), или обвиняют (“Зачем вы с нами поссорились?”). До сих пор присутствует постколониальный комплекс — мы вас просветили, а вы нас не цените».
Грузины и армяне разные в общении. Во время поездки в Ереван я заметила, что армяне склонны к анализу любого явления, отсутствие логики или несовпадение фактов они замечают сразу. В Тбилиси главное — увлекать и увлекаться, быть живым и артистичным. Моя новая знакомая армянка Лус, недавно переехавшая из Еревана в Тбилиси, согласилась с таким впечатлением.
Я показала портрет Лус грузинским знакомым. Вот их комментарии:
— Да, в Грузии нельзя быть грустным. Из негативных реакций более-менее приемлема агрессия. Мы не научились справляться с грустью — если углубляться в свои эмоции, можно столкнуться с еще более страшными вещами.
— Веселье — это часть социального статуса. У тебя все хорошо, ты не ноешь и не плачешь.
— Грузины не любят слабых. Это часть культуры.
В Грузии армяне являются вторым по численности национальным меньшинством (6% — азербайджанцы, 5% — армяне).
Предки многих местных армян — беженцы времен геноцида. У армянки Яны, родившейся в Тбилиси, в Грузию во времена геноцида перебрались прадедушка с прабабушкой. Яна росла в русскоязычной семье, армянский и грузинский выучила, уже будучи студенткой.
В современной Грузии отношение к армянам прохладное. В разговорах с грузинами наиболее распространенные объяснения этому звучали так:
— До революции в Тбилиси было больше армян, чем грузин. Они держали торговлю, а грузины приезжали из деревень как гастарбайтеры и работали на них.
— Грузины не живут в Армении, но множество армян живут в Грузии, владеют недвижимостью и бизнесом. Большая диаспора армян — потенциальная угроза.
Почти все активисты и художники, с которыми я познакомилась в Ереване, ездят в Грузию несколько раз в год — в Грузии гораздо больше западных фондов и соответственно перспектив. Многие из тбилисских молодых знакомых ни разу не были в Армении. На мои вопросы об отношении к «ЭлектроЕревану» 2015 года и к другим армянским протестам они отвечали: «Я больше читаю про Турцию», «Мы следили за протестами в Греции».
В Тбилиси я участвовала в проекте Working agenda of Amirani/Mher, одной из целей которого было укрепление культурных связей между Грузией и Арменией. Грузинские участники говорили о том, что нельзя отделяться от Европы: «Мы должны ценить european experience, у нас global future».
«Во всех дискуссиях армяне должны признавать, как правильно идти европейским путем и как плохо находиться под Россией», — сказала после обсуждений Зара, активистка из Армении. Молодые прогрессивные армяне негативно относятся к российскому влиянию в Армении, но и зависимость Грузии от Европы не идеализируют.
На застолье, завершающее проект, армяне пригласили своих азербайджанских друзей. В Тбилиси я неоднократно слышала от армянских знакомых: «Несмотря на все конфликты, армяне и азербайджанцы лучше понимают друг друга, чем грузин» — и от азербайджанских: «Нет народа ближе нам, чем армяне».
Среди присоединившихся к нам азербайджанцев был писатель Сеймур Байджан. Он подарил мне свою книгу «Гугарк» о Карабахской войне. В «Гугарке» Сеймур вспоминает первые перестрелки между армянами и азербайджанцами в родном городе Физули, начало военных действий, превращение города в руины, переезд семьи в Баку. Тяжелее было читать не про военное, а про домашнее насилие — настолько буднично описаны избиения жен и детей в азербайджанских семьях.
Сеймур принадлежал к бакинской культурной среде 2000-х годов. Начиная с 2009 года власть начала выдавливать активную творческую интеллигенцию из Азербайджана.
Позже я познакомилась с друзьями Сеймура, семейной парой, вынужденной покинуть Баку из-за давления со стороны властей. Это журналистка, переводчица и поэтесса Гюнель Молвуд и врач Хаджи Хажиев.
Гюнель начинала как блогерша. После серии критических текстов о проблемах азербайджанского общества она стала одним из самых читаемых авторов у себя в стране. Сейчас Гюнель работает редактором на интернет-портале Meydan TV, созданном азербайджанскими диссидентами в Берлине.
Большинство репортажей Гюнель посвящено правам женщин на Южном Кавказе. «Жизнь азербайджанок, проживающих в Тбилиси, иная, нежели у грузинок, — рассказывает она, — азербайджанских девочек семьи забирают из школы в 9-м классе, отдают замуж с 14 лет. Сопротивление азербайджанских девушек — это суицид. Нянечка нашего ребенка стала бабушкой в 32 года. Поговори с ней».
Нянечка Ренка согласилась позировать для портрета и немножко рассказала о себе. В 13 лет она вышла замуж, а в 14 родила дочь.
В 19 лет родила второго ребенка, мальчика. Долгое время Ренка занималась домом и детьми, в город выходила только вместе с мужем. Работать нянечкой начала недавно, Ренке очень нравится ее работа. Про незамужних женщин, зарабатывающих самостоятельно, Ренка сказала так: «Есть деньги, и живет как хочет. По-моему, это лучше».
На Кавказе есть термин, обозначающий правильное поведение человека в обществе: на азербайджанском и на армянском — «намус», на грузинском — «намуси». Для мужчины намус значит честь, совесть. Для женщины намус связан исключительно с сексуальным поведением, с ее недоступностью. На Северном Кавказе считается, что мужчина, чья родственница «гуляет», может очистить свой намус только ее убийством.
Сеймур говорит, что в азербайджанском обществе намус можно купить. Если женщина, актриса или певица, приносит много денег в семью, она может возвращаться домой поздно ночью и каждый раз с новым мужчиной.
Гюнель рассказала историю своей подруги, незамужней студентки. Парни на районе контролировали ее внешний вид и угрожали расправой, если она не будет соблюдать намус. Однажды, когда девушку проводил до дома знакомый, их обоих избили. Эти же парни в упор не видели других соседок в мини-юбках и с силиконовыми грудями — содержанок богатых мужчин.
Не все молодые азербайджанцы готовы вести навязываемый обществом образ жизни. Четыре единомышленника — Руслан, Лала, Эмин из Баку и Эльвин из Тбилиси — организовали активистский проект «Мыслящий гражданин». Они арендуют в Тбилиси помещение и проводят два раза в неделю образовательные лекции. Их интересуют гражданские инициативы и развитие культуры на Южном Кавказе, а также такие табуированные темы, как роль азербайджанской женщины в обществе и домашнее насилие.
Эльвин говорит, что даже для грузинских журналистов проблематично делать материалы об азербайджанцах Грузии — настолько это закрытое общество.
Знакомые тбилисцы замечают, что в последние годы в городе начали оседать молодые люди из России, разочарованные и недовольные происходящим на родине. Пока их немного. Те, с кем я общалась, выбрали Грузию, «потому что не нужна виза, тепло, дешево и близко, многие знают русский, много общего в культуре». Они не уверены, что смогут обосноваться в Грузии, но и возвращаться в Россию не готовы. Ян, бывший московский активист, — один из таких полумигрантов. «Вся Грузия — как одно большое село: нравы патриархальнее, отношения людей душевнее, чем в России. Меньше агрессии, но раздражает безответственность грузин», — рассказывает Ян.
Ян снимает квартиру со своей девушкой Ани, с которой познакомился в Тбилиси, и ее братом Нодаром. Как и многие молодые грузины, Нодар не знает русского, а на плохом английском наше общение не клеилось. Я попросила Нодара написать на рисунке, что он думает про особенности грузинского общества.
Ян все реже читает новости о происходящем в России, а когда читает, радуется, что ему удалось сбежать от «тотального безумия».
Русских всегда можно встретить в Kiwi-Cafe в центре города. Это первое веганское кафе в Грузии, открытое в 2015 году интернациональной компанией: грузины, русские, иранец, шведка. Изначальной идеей было готовить самую простую и дешевую еду, но постепенно кафе превратилось в модное туристическое место. Активисты из России, зависающие на неопределенный срок в Тбилиси, подрабатывают здесь на кухне.
В Kiwi-Cafe регулярно проводятся показы и обсуждения фильмов, дискуссии и лекции на социально-политические темы. Я побывала на лекции о борьбе курдов за свои права, которую подготовил Алексей, активист из Екатеринбурга.
Алексей приехал в Тбилиси с компанией друзей: «Живем тут уже два месяца — ни разу не наталкивались ни на полицейского, ни на чиновника. В России ощущение, что они повсюду, а ты — лишний».
Олег, бывший московский журналист, — один из организаторов Kiwi-Cafe.
Он рассказал про две свои последние поездки из Грузии в Россию. Первый раз Олег пересекал наземную границу через контрольно-пропускной пункт в селе Верхний Ларс: «Меня увели с вещами — спецпроверка ФСБ. Подозревали, что боец ИГИЛ (организация запрещена в РФ. — Ред.)». Второй раз он прилетел в Москву на самолете вместе с другом-украинцем. Украинский паспорт, регистрация в Закарпатье и татуированное тело друга оказались достаточными причинами для его задержания и депортации.
«Ты еще и въехать не успеваешь в Россию, как уже понимаешь, куда возвращаешься!»
Понравился материал? Помоги сайту!
Запрещенный рождественский хит и другие праздничные песни в специальном тесте и плейлисте COLTA.RU
11 марта 2022
14:52COLTA.RU заблокирована в России
3 марта 2022
17:48«Дождь» временно прекращает вещание
17:18Союз журналистов Карелии пожаловался на Роскомнадзор в Генпрокуратуру
16:32Сергей Абашин вышел из Ассоциации этнологов и антропологов России
15:36Генпрокуратура назвала экстремизмом участие в антивоенных митингах
Все новостиМария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20244901Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым
22 ноября 20246456Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах
14 октября 202413044Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
20 августа 202419533Социолог Анна Лемиаль поговорила с поэтом Павлом Арсеньевым о поломках в коммуникации между «уехавшими» и «оставшимися», о кризисе речи и о том, зачем людям нужно слово «релокация»
9 августа 202420201Быть в России? Жить в эмиграции? Журналист Владимир Шведов нашел для себя третий путь
15 июля 202422852Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым
6 июля 202423612Философ, не покидавшая Россию с начала войны, поделилась с редакцией своим дневником за эти годы. На условиях анонимности
18 июня 202428780Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова
7 июня 202428914Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»
21 мая 202429567