Разговор c оставшимся
Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20245209Вот уже дня три мы с замиранием сердца наблюдаем за тем, как Русская православная церковь совершает свой второй подход к снаряду.
То есть только что она уже добилась искомого результата в упражнении «рывок» — благополучно вырвала петербургский Исаакиевский собор.
Теперь она повторно подходит к несколько менее зрелищному, но технически довольно сложному упражнению «жим» — намереваясь все-таки отжать под управление Севастопольской епархии территорию национального заповедника «Херсонес Таврический», одного из важнейших и богатейших археологических памятников в современной Европе.
Почему подход считается повторным — понятно: предыдущая попытка была сделана летом 2015 года, когда директором заповедника был с разбегу и без обсуждений назначен благочинный Севастопольского округа протоиерей Сергий Халюта. В тот раз жим закончился оглушительным скандалом. Зрелище было запоминающимся и разошлось в нескольких видеороликах широко: персонал заповедника публично бунтовал и даже дерзил тогдашнему севастопольскому губернатору Сергею Меняйло. Сам же Меняйло был немудрящ: из всех имеющихся на свете аргументов в пользу своего решения он выбрал самый, как ему казалось, очевидный и неопровержимый — президент Путин «назвал Херсонес сакральным местом для народа нашей страны», а министр Мединский велел исполнять. Чего ж еще надо?
Тем не менее скандал унять долго не удавалось, и в конце концов грубому и косноязычному Меняйле вместе со сладкоречивым отцом Халютой пришлось отступиться.
Для второй попытки епархия выбрала аргумент потоньше. Коллеги из редакции телеканала «Настоящее время», имевшие только что непосредственное общение с официальными представителями православных церковных властей Крыма, сообщают, что отжимающие аккуратно подстилают в основу своих притязаний не какую-нибудь там мединскую писулю, а ссылку на указ Святейшего синода Российской империи № 4141 от 4 мая 1850 года. Согласно этой реликвии российского государственного делопроизводства, на мысу между Карантинной и Песочной бухтами было постановлено первоначально соорудить три монастырские кельи, а также небольшой храм в честь княгини Ольги.
Почему из всех нормативных документов, когда-либо изданных Синодом, немедленному приведению в действие подлежит именно этот, за № 4141, в нынешнем епархиальном управлении не объясняют. А только многозначительно молчат, намекая этим молчанием на то, что сам факт существования такого мощного документа является достаточным основанием для окончательного закрытия вопроса о принадлежности Херсонеса и никаких дополнительных пояснений, собственно, не требуется.
И все бы хорошо, если бы в фондах архивных документов того времени не имелось ничего, кроме этого указа. А это, конечно, не совсем так.
Дело в том, что среди специалистов, давших себе труд поинтересоваться историей монастыря в Херсонесе, в последние дни стал пользоваться особенной популярностью один дивный документ, относящийся ко времени, непосредственно последовавшему за передачей этой территории в ведение церкви. Впрочем, еще в прошлом году, например, его подробно цитировали в одном имевшем большой успех у публики докладе на Уваровских Таврических научных чтениях в самом же Херсонесе.
Речь идет об отчете, представленном зимой 1887 года императору Александру III тогдашним авторитетнейшим специалистом, председателем Московского археологического общества графиней Прасковьей Сергеевной Уваровой (между прочим, вдовой другого великого археолога, одного из основателей русской археологической науки графа Алексея Сергеевича Уварова). Графиня Уварова за несколько месяцев до того посетила Херсонес на пути из Константинополя. И по возвращении в Москву направила на августейшее имя подробный отчет об увиденном. Заметим, что между предоставлением ценной археологической территории в ведение монастыря и появлением этого отчета по Крыму прокатилась разрушительная и кровопролитная война.
Так вот, Уварова пишет императору:
«...Французы заняли Херсонес и устроили здесь свою главную квартиру, с войсками были ученые, которые хотели извлечь ценности Херсонеса, с которыми познакомились по трудам графа < … >.
Но что судьба спасла от иноземцев, то должно погибнуть от рук тех, которые должны более других дорожить первыми христианскими древностями народа русского < … >.
Всем известно, как архимандрит здешнего монастыря Евгений расхищал Херсонес и, нагружая ночью полные баржи, сбывал свою добычу на фабрику шипучих вин в Севастополь.
С тех пор прошло несколько десятков лет, а положение Херсонеса все более и более ухудшается, из древностей времен графа Уварова уже ничего не осталось, храмы и могилы расхищены, город и могильники стоят не огороженными, раскопки производятся полуграмотными монахами без всякого контроля и научного плана, древние стены взламываются и употребляются на нужды монастыря.
Можно предвидеть время, когда от древней Корсуни останется одна груда камней никому не нужных, ни о чем не говорящих < … >».
На полях против этого абзаца собственной рукой императора Александра III оставлена пометка: «Да!!!»
Уварова тем временем продолжает: «Запустение это увеличивается с каждым годом, поражает даже чужестранца и не может не служить укором всякому истинно русскому человеку».
«Согласен», — пишет на полях государь.
Читаем дальше: «Вашему Императорскому Величеству угодно было прошлым летом посетить древний Херсонес, и нам нет надобности распространяться на счет того запустения, в котором Херсонес предстал перед Вашими Августейшими глазами».
«Действительно, я был поражен этим безобразием!» — подтверждает Александр III тут же, напротив этого абзаца.
Что именно случилось при том знаменитом императорском визите в заповедник, выяснил и подробно описал в специально посвященной этому событию статье саратовский историк Владимир Кац (вот эта его статья полностью):
«…Посещение императором Херсонеса закончилось “скверным анекдотом”, как назвали произошедшее некоторые газетные фельетонисты.
После завершения традиционного при визите в Херсонес ритуала — торжественной службы в храме Святого Владимира — император пожелал ознакомиться с вновь открытыми на городище памятниками. Сопровождал его и давал объяснение иеромонах, руководивший в последние годы раскопками. Александр III уже был наслышан о том, что недавно были обнаружены развалины небольшого храма с хорошо сохранившимся мраморным мозаичным полом. Когда подошли к храму, то оказалось, что вокруг его остатков в целях сохранности была сооружена стена из тесаного камня, сделана деревянная дверь с висячим большим замком. Однако попасть в храм не удалось, у сопровождавшего императора чичероне не оказалось ключа. Побежали искать отца-ключаря, но так и не нашли.
Покрутились император со свитой у закрытой двери и удалились ни с чем. Дошлые репортеры выяснили, что если бы даже справились с замком, то с искомой мозаикой познакомиться бы не удалось. Стену-то построили, но забыли соорудить крышу и поставить сторожа. В результате однажды ночью какие-то злоумышленники перелезли через стену, выломали и унесли мозаику…»
Короче говоря, в финале своего отчета графиня Уварова умоляет императора:
«Повели, Государь, и древний Херсонес станет русской Помпеей, заинтересует всю благомыслящую Россию, привлечет к изучению своих древностей не только русских ученых, но и путешественников из Западной Европы < … >.
Эту трудную и на первых порах неблагодарную задачу возможно возложить на одно из археологических обществ, требуя от него устройства на месте отдельной археологической станции, со своим сторожем и работниками, инспектором и консерватором < … >».
Общая резолюция, оставленная Александром III на письме, выглядела так:
«Это необходимо сделать, чтобы не прослыть за варваров. Поговорите об этом деле с кем следует и представьте мне заключение и как можно скорее, чтобы спасти все, что можно спасти».
Отчет графини Уваровой до сих пор хранится в научном архиве Института истории материальной культуры РАН (ф. ИАК. 1/1894, д.250, л. 1—2), и любой желающий — даже и протоиерей Сергий Халюта или, например, глава епархии — митрополит Симферопольский и Крымский Лазарь (в миру Ростислав Филиппович Швец), а там, глядишь, может быть, даже и сам т.н. министр культуры Российской Федерации — может с ним ознакомиться.
Опираясь на высочайшее распоряжение, председатель Императорской археологической комиссии граф А.А. Бобринский в течение следующих нескольких лет добился запрета производить любые раскопки на этой территории монастырским служащим. И 24 июня 1887 года обер-прокурор Святейшего синода К.П. Победоносцев отправил на имя епископа Таврического Мартиниана специальное извещение, в котором сообщил, что «на основании ходатайства Московского археологического общества император повелел запретить производство раскопок служителям монастыря Св. Владимира, а также продажу монахами найденных вещей» (вот здесь можно ознакомиться с академической публикацией этого документа).
Таким образом, нынешний подход Русской православной церкви к отжиму Херсонесского заповедника следует считать все же не вторым, а уже третьим. И неудачей закончились уже целых два: в первый раз вожделенный снаряд не покорился ровно 130 лет тому назад.
Хорошо бы все же не забыть об этом юбилее. И еще лучше отдавать себе отчет, что эпопея грабежей и вандализма, осуществляемых на этой многострадальной территории разнообразными церковно-хозяйственными аферистами, имеет уже долгую, заслуженную историю. И ничто, совершенно ничто, даже отец Халюта или адмирал Меняйло, в этой истории не новость.
Запрещенный рождественский хит и другие праздничные песни в специальном тесте и плейлисте COLTA.RU
11 марта 2022
14:52COLTA.RU заблокирована в России
3 марта 2022
17:48«Дождь» временно прекращает вещание
17:18Союз журналистов Карелии пожаловался на Роскомнадзор в Генпрокуратуру
16:32Сергей Абашин вышел из Ассоциации этнологов и антропологов России
15:36Генпрокуратура назвала экстремизмом участие в антивоенных митингах
Все новостиМария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20245209Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым
22 ноября 20246751Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах
14 октября 202413302Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
20 августа 202419759Социолог Анна Лемиаль поговорила с поэтом Павлом Арсеньевым о поломках в коммуникации между «уехавшими» и «оставшимися», о кризисе речи и о том, зачем людям нужно слово «релокация»
9 августа 202420476Быть в России? Жить в эмиграции? Журналист Владимир Шведов нашел для себя третий путь
15 июля 202423078Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым
6 июля 202423826Философ, не покидавшая Россию с начала войны, поделилась с редакцией своим дневником за эти годы. На условиях анонимности
18 июня 202429032Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова
7 июня 202429126Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»
21 мая 202429775