Разговор c оставшимся
Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20244859Проект «Устная история» при поддержке Фонда Михаила Прохорова продолжает оцифровывать и публиковать архивные и новые беседы с представителями науки и культуры XX века. 11 мая 1989 года по просьбе «Устной истории» Ульяна Напастникова записала воспоминания изобретателя терменвокса Льва Сергеевича Термена (1896—1993). COLTA.RU публикует фрагменты воспоминаний Термена, посвященные тому, как ученый показал терменвокс Ленину, десять лет демонстрировал свои изобретения в США и заодно изучал, как развивается наука за океаном. В канун Второй мировой войны Термен вернулся в Советский Союз, а через несколько месяцев был арестован. В заключении он работал в «туполевской шараге», создал подслушивающую систему «Буран» и был награжден Сталинской премией. Полностью материал доступен на сайте «Устной истории».
Меня пригласили на этот съезд, который был в Политехническом институте, чтобы я показал свои устройства. Это было сделано в Москве [1] примерно в 1921 году. Как музыкальный инструмент, так и это имело большое поощрение. Очевидно, Владимир Ильич узнал о моем докладе. И ему рассказал также заведующий связью Николаев. Через некоторое время мне был звонок по телефону, что Владимир Ильич сказал, чтобы я привез аппаратуру в его кабинет в Кремле и показал. Я срочно привез эту аппаратуру к Владимиру Ильичу Ленину. Он пришел туда позже. Мы в кабинете Владимира Ильича поставили как инструменты по охране, так и музыкальный инструмент. Через некоторое время пришел Владимир Ильич вместе с сотрудниками, с которыми он до этого времени был на заседании, и я показывал им свой инструмент. Сначала сигнализация, охрана цветка, которая была им очень хорошо принята, а затем показан был мой инструмент.
Владимиру Ильичу очень понравилось, и он сказал, чтобы я дал ему самому попробовать. Я взял его за руки сзади, потом подошел к инструменту, и его руками мы начали играть.
Аккомпанировала его секретарь Фотиева, хорошо игравшая на рояле. Оказалось, что у Владимира Ильича очень хороший слух. Вначале я почувствовал, что он руки чувствует, куда надо двигать для получения правильной интонации (вперед или назад), спину отпустил. Ему очень понравилось, и все другие сильно аплодировали. Он сказал, что очень важно этот инструмент показать, показывать эти возможности не только у нас, но и в разных городах и селах, чтобы знать, какие чудеса может сделать электричество, как можно дальше заниматься для художественных или для практических целей, сигнализации и так далее. Этот мой показ был сделан в 1922 году. Мы потом с ним много разговаривали. Он произвел на меня чрезвычайно большое впечатление хорошим отношением ко мне и познаниями в музыкальных вопросах. То есть он разговаривал не как теоретик, а как будто сам экспериментатор, знающий, как и что устроено, не только написанное в книгах. Он представляет, как на самом деле. Так что на меня он произвел очень сильное впечатление по сравнению со многими людьми, особенно из тех, которые работали только по теории, а не по практике. Владимир Ильич сказал, чтобы, если мне будет нужно, я позвонил ему в Кремль и он тогда мне поможет. К сожалению, он умер через год, и нам не пришлось больше видеться.
Я продолжал работать в Физико-техническом институте Иоффе. И было решено, что очень хорошо делать не только усовершенствование имеющихся аппаратов, но и совершенно новые аппараты. И я тогда решил сделать совершенно новое устройство, которое еще нигде не было действующим, — телевизионное устройство. То есть возможность видения с помощью электроники на расстоянии. Я такое устройство сделал. И Абрам Федорович сказал это оформить как защиту моего нового устройства. Была специальная демонстрация сделана [2]. И сам Абримов, заведующий отделом в Политехническом институте, написал по этому поводу документ, как это существенно, как это является новым русским изобретением по телевидению.
Через некоторое время было мною выяснено, что устройством очень интересуется заведующий военной частью Советского Союза и что очень хорошо применить мой инструмент для охраны границ. Я был приглашен комиссаром военной части туда и сделал такой инструмент для военных целей. Я получил большую премию за это. Для Ворошилова все это показывал. И он сказал, что это все хорошо и очень важно для охранных целей — видеть, если кто переходит границу, но мою работу нужно засекретить. И действительно моя работа была засекречена.
Осталось известно, что я делал музыкальный инструмент и так далее, а про телевизор обо мне ничего не говорилось.
Говорилось о разных дальнейших готовых телевизионных инструментах, которые были уже для общественного применения. У меня показывалась телевизионная картина на большом экране, а там были показывания внутри специальных ламповых устройств, как телевизионных, так и осциллографических устройств. Правда, появились улучшения большие, много было сделано разработок по увеличению резкости, по увеличению цвета — не только в черном и белом цвете, но и в красном. Так что эти вещи уже существенными были и некоторыми из моих помощников сделаны. Один из моих помощников, который у меня работал в лаборатории, сделал по моему указанию… Это был Константинов Анатолий Павлович.
Ульяна Напастникова: А потом вас пригласили в Америку, да?
Лев Термен: Да. По линии музыки меня пригласили в Америку. Должно было состоятся большое заседание во Франкфурте-на-Майне, в Германии. И я был туда вызван, чтобы показать свой инструмент и сигнализацию. Большие телевизоры, конечно, не показывали. Во Франкфурте-на-Майнебыл мною большой доклад сделан в связи с разными другими изобретениями, не только по музыке… Некоторые по музыке тоже, а главным образом — по коммерческим устройствам для технических целей. У меня был большой успех. Были приглашения в разного рода оркестры, учреждения, города, столицы, из Франкфурта-на-Майне в Берлин, Лондон, Париж и так далее. Так что мною было сделано много демонстраций инструмента, в разных странах даны концерты, которые пользовались большим успехом. Очень много было написано к этому времени.
В это время американские фирмы хотели выпустить терменвоксы и музыкальные инструменты. Для этого они связались с институтом Иоффе и с нашим правительством, чтобы выслать меня в Америку для помощи в постройке этих музыкальных инструментов. И я получил командировку от Советского Союза. Командировка была двойная: с одной стороны, она была связана музыкальной целью, а с другой — с реальным вопросом, интересующим наше ведомство по авиации, и с другими вопросами, которые имели отношение к моим разработкам. Я был послан в Америку. Командировка была сделана на десять лет.
Значит, чтобы иметь возможность им показывать инструменты, чтобы можно было входить в связь с разработками по другим направлениям, мне дали в аренду большой дом в центре Нью-Йорка высотой около семи этажей. Дом дали в аренду на девяносто девять лет, максимальный срок аренды. У меня там была сделана большая лаборатория, я жил там. Было много разного: новые мастерские, новые исследовательские. Одним словом, на многих этажах было много интересных вещей. И там многие разработки дальнейшие мною были проведены.
Напастникова: Вы там показывали свой инструмент, давали концерты? А потом ведь вы изобрели другой инструмент?
Термен: Да. Был там у меня инструмент. Сначала две тысячи инструментов было выпущено. Чтобы их продавать в больших магазинах музыкальных в Нью-Йорке и в других городах, нужны были специальные продавцы, которые бы умели играть на этом инструменте. Поэтому был заключен договор, чтобы выучить тридцать продавцов, играющих на этом инструменте. Это у меня в студии было сделано. Были организованы учителя и ученики. Для этих целей потребовалось нам около трех недель, они уже достаточно хорошо играли. Затем получилось недоразумение: когда уже у нас они кончили, они должны были пойти в продавцы, а они так хорошо играли, что могли сами играть в небольших оркестрах в ресторанах и так далее. И они отказались. Только двое пошли в продавцы. Так что просили, что раз у нас такой случай, к сожалению, чтобы еще тридцать человек новых мне прислали. Сказали, что будет заключен договор, чтобы выучить еще тридцать человек на этот инструмент. Кроме такого случая, у меня было очень большое количество людей, которые интересовались музыкой и танцами. Я разработал новый танец, который мог играть…
Напастникова: Новый инструмент.
Термен: Не только управление руками, как терменвокс, но управление всем телом. Этот инструмент был назван «терпситон». И нужна была платформа для него специально. В зависимости от движения на этой платформе, движения рук, ног и всего тела, получалось влияние на звук. Это дало возможность получать исполнение музыкального произведения, музыкальной мелодии посредством танца. Это имело очень большой успех, у меня были ученики и по танцевальной части. Из очень хороших учеников у меня были Люси Розен, которая давала концерты на моем инструменте, и Клара Рокмор, которая была моей первой ученицей на инструменте. Она раньше была скрипачкой, еще девочкой, а потом стала очень хорошей… Ну, еще некоторые ученики там были.
Термен: Я в это время занимался также вещами, которые связаны были с самолетами и с некоторыми вопросами технического характера, которые я сделал по указанию нашего ведомства. Через некоторое время, хотя изобретение было в большом успехе, началось осложнение с военными связями. Разного рода вести были, что может быть объявлена война. Особенно в фашистском направлении на Советский Союз. Я это почувствовал и решил, что хотя я приношу пользу по музыке и по разным техническим сведениям, которые я даю, но это считаю недостаточным. Надо, чтобы я приехал в Советский Союз и сделал специально новые разработки в помощь нашей военной силе. Ну, я попросил. Меня наше ведомство уверило, что я сейчас занимаюсь в Америке очень полезной работой, что этого достаточно вполне для Советского Союза. Но я все-таки продолжал настаивать, настаивание мое продолжалось почти целый год. В конце концов в 38-м году мне было разрешено уехать.
Напастникова: Вернуться.
Термен: Меня назначили тогда помощником капитана теплохода «Старый большевик» и отправили в Советский Союз. Некоторые инструменты я мог с собой взять.
В это время был очень большой раскол мнений и по организационным вещам. Это было в конце 30-х. Оказалось, что некоторые были уже арестованы за то, что они имели другие мнения и так далее. Через некоторое время, до того как меня назначить куда-нибудь, решили выяснить полностью вопросы, интересы, которыми я занимаюсь. Для этой цели меня посадили в тюрьму. И там был специальный человек, который допрашивал меня в течение примерно двух-трех недель по определенному списку, по разным вопросам, которые нужно было узнать. Когда кончился допрос, он меня поздравил, что все будет хорошо, что у него очень хорошее мнение по этому, но что еще должен второй такой же его…
Напастникова: Коллега.
Термен: Допрос, который еще будет со вторым. Та же самая история была со вторым. Я благополучно кончил, меня благодарили, сообщили, что все будет хорошо. После этого меня не освободили, а сказали, что сейчас вас со всеми посылают в Сибирь на работу. И все это было среди заключенных, и меня тоже среди этих людей…
Напастникова: А сколько времени вы были в Сибири?
Термен: В Сибири я был немножко меньше года.
Напастникова: А когда вы попали в Бутырскую тюрьму?
Термен: В Бутырскую тюрьму я попал сразу же, как приехал, то есть примерно месяцев через пять после моего приезда.
Напастникова: Это после Сибири?
Термен: Нет. После этого я уже в Бутырской тюрьме не был. Когда я был послан в Сибирь среди заключенных, не было никакого определенного мне указания, что за то-то, за то-то заключенный. Там были всякие политические и уголовники.
Напастникова: А после Сибири куда вас отправили?
Термен: После Сибири меня отправили в Москву, в военное ведомство, тоже к заключенным. Это были Туполев и другие. Туполев мне дал помощника своего, которого только что прислали, Королева. У меня работал Королев. Потом всех заключенных авиаторов освободили, которые по авиационной части работали. А я работал не по авиационной части, а по электронике и другим вещам. Меня тогда официально не освободили, а отправили как заведующего лабораторией в учреждение КГБ военно-технического и электронного характера.
Напастникова: И чем вы там занимались?
Термен: Хотя я считался официально заключенным, я занимался там новыми вещами, которые были существенны для КГБ. Я был послан в очень хорошее большое учреждение, которое находится примерно в ста километрах от Москвы.
Напастникова: А со Сталиным вы встречались когда-нибудь?
Термен: Нет, со Сталиным я не встречался, лично — нет. Когда я был в КГБ, то в дальнейшем довольно много я занимался по культуре звукозаписи. Когда были плохие звукозаписи, давали мне, чтобы почистить от шумов, исправить. Так что у меня было много записей секретных, которые были в разных домах, и довольно много записей было из квартиры Сталина.
Напастникова: То есть это были записи с подслушивающих устройств, да?
Термен: Подслушивающих жизнь Сталина. То есть было много врагов, не то что врагов… Считалось, что за Сталиным, как за всеми подозрительными людьми, надо смотреть, как он там себя ведет, мало ли… Говорилось, что он хочет жену убить и все вот эти вещи. Мне приходили записи, иногда более-менее скверные по техническому характеру, некоторые исправленные. Так что я представляю себе на самом деле, и у меня о Сталине не создалось скверного впечатления. Потому что я эти записи смотрел. Я говорю «как бы скверные», а потом дальше из них скверного впечатления о нем не создалось.
Напастникова: А когда вас отпустили официально? Когда закончился ваш арест?
Термен: Записи закончены были в конце 1946-го — начале 1947 года.
Напастникова: А потом Сталин вам выдал премию?
Термен: Да. Как раз к этому времени, когда закончил, у меня уже было сделано разведывательное устройство, официально называвшееся «Буран». Это было устройство, которое давало возможность с помощью новых акустических способов услышать, что говорится в других домах на расстоянии нескольких километров, по отражению звуков внутри окон комнат. Иначе говоря, окна комнат становятся как бы микрофонами, они тоже при разговоре дрожат. И вот исследование этого разговора, усиление вибрации стекол может переходить как микрофонное действие для слушателей. Это мною было сделано, очень хорошее впечатление произвело. Разработка была сделана в лаборатории, которой я заведовал в Комитете государственной безопасности: хотя я там считался заключенным, но все равно был заведующим лабораторией.
Вообще в это время заключенными становились люди, которых на всякий случай нужно держать не вполне известными. Не заключенные за что-нибудь скверное, а чтобы они не могли ходить куда угодно и делать что хотят. Вот такое заключение называлось. И там я таким образом работал и делал всякие вещи. Обо мне была написана бумажка Сталину на подпись, но было написано вдвое меньше, чем нормально. Сталин переправил тогда, сам зачеркнул и написал вдвое больше сумму, то есть 50 тысяч долларов [3]. Такую премию я получил тогда. И получил квартиру в новом доме на улице теперешней Ломоносовской… Сталинской, проспект Сталина. Получил мебель всякую и премию, само собой, и жену. Такая штука была. И остался там же работать.
[1] Абзацем выше Лев Термен говорит, что съезд был в Петербурге.
[2] Академик А.Ф. Иоффе рассказывал корреспонденту журнала «Огонек» 21 ноября 1926 года: «Открытие Л.С. Термена огромно и европейского размаха… Лучшим доказательством практической удачи сконструированного прибора является демонстрационный опыт Л.С. Термена, показанный им в физической аудитории нашего института. Мы видели на экране движение человеческой руки, проходившее в те же моменты за стеною в соседней комнате!»
[3] Наверное, все-таки 50 тысяч рублей.
ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ НА КАНАЛ COLTA.RU В ЯНДЕКС.ДЗЕН, ЧТОБЫ НИЧЕГО НЕ ПРОПУСТИТЬ
Запрещенный рождественский хит и другие праздничные песни в специальном тесте и плейлисте COLTA.RU
11 марта 2022
14:52COLTA.RU заблокирована в России
3 марта 2022
17:48«Дождь» временно прекращает вещание
17:18Союз журналистов Карелии пожаловался на Роскомнадзор в Генпрокуратуру
16:32Сергей Абашин вышел из Ассоциации этнологов и антропологов России
15:36Генпрокуратура назвала экстремизмом участие в антивоенных митингах
Все новостиМария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20244859Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым
22 ноября 20246420Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах
14 октября 202413016Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
20 августа 202419506Социолог Анна Лемиаль поговорила с поэтом Павлом Арсеньевым о поломках в коммуникации между «уехавшими» и «оставшимися», о кризисе речи и о том, зачем людям нужно слово «релокация»
9 августа 202420176Быть в России? Жить в эмиграции? Журналист Владимир Шведов нашел для себя третий путь
15 июля 202422828Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым
6 июля 202423584Философ, не покидавшая Россию с начала войны, поделилась с редакцией своим дневником за эти годы. На условиях анонимности
18 июня 202428754Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова
7 июня 202428891Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»
21 мая 202429545