«В горизонте 10 лет мы увидим эскалацию интереса к местному искусству на всех национальных рынках Восточной Европы»

В Вене завершилась международная ярмарка современного искусства viennacontemporary — десятая по счету под управлением российского предпринимателя Дмитрия Аксенова и его Aksenov Family Foundation. В этом году ярмарка переехала из помпезного Marx Halle в небольшое полуразрушенное здание Старой почты (Alte Post) в самом сердце Старого города. И такое перемещение пошло ей на пользу. Юбилейная viennacontemporary получилась по-хорошему неамбициозной и камерной — всего 25 галерей из 10 европейских стран, включая Россию. Здесь нет суперзвездных имен и впечатляющих ценников, зато много новых имен, которые прежде мало где можно было увидеть. Дмитрий Аксенов прогулялся по ярмарке с Ольгой Мамаевой и рассказал о влиянии пандемии на арт-рынок, недооцененных художниках и влиянии буржуазии на развитие национального искусства.

— То, что viennacontemporary все-таки состоялась в нынешних ковидных условиях, когда большинство художественных ярмарок проводится онлайн или вовсе отменяется, кажется чудом. Насколько трудно было все организовать?

— Решение проводить ярмарку офлайн было принято за два месяца до ее открытия. Ситуация менялась буквально каждый день: в июле Австрия внесла Россию в красный список стран по распространению коронавируса, мы были вынуждены сидеть шесть дней на карантине, по этой же причине возникли проблемы у галерей. Кроме того, нам было важно не пересечься с «Арт-Базелем» (ежегодная ярмарка современного искусства в швейцарском Базеле. — Ред.). Но решение провести ярмарку «на земле» было принципиальным. Именно поэтому мы снизили стоимость участия — всего 3000 евро за стенд, и галеристы особо не рисковали и привезли недорогие работы. Самый дорогой лот — картина группы AES+F из цикла «Allegoria Sacra», привезенная московской галереей «Триумф», — продавался за 35 тысяч евро. Средний чек составил около 20–25 тысяч евро.

— На двух этажах разместилось всего 25 галерей — почти домашний формат. Собрали тех, кто успел приехать, или это прицельный выбор?

— То и другое. Выбором галерей занимался наш новый арт-директор Борис Ондрейчка, который придерживался нашей основной линии — показа актуального искусства Восточной Европы. Кто успел отреагировать и собраться меньше чем за полтора месяца, тот и получил стенд.

— Русские оказались быстрее других, судя по тому, что пятая часть всей ярмарки представлена нашими галереями.

— Так получилось, да. Видимо, вопрос мотивации. Австрийские галереи мы намеренно не приглашали, потому что есть Curated by (специальная программа в рамках ярмарки для венских галерей. — Ред.), места у нас мало, стало понятно, что мы сможем поместить максимум 25–30 стендов.

— А почему вы переехали сюда? Здание Старой почты в самом центре Старого города находится на реконструкции, кругом строительные леса, зрители ходят не без опаски провалиться сквозь настилы досок, места действительно мало…

— Мы хотели провести ярмарку в центре города, в первом районе (во Внутреннем городе. — Ред.), чтобы связать площадку с Curated by. Стали подыскивать подходящую площадку. Меня привел сюда Маркус (арт-директор площадки. — Ред.), я увидел эти окна, стены и понял — то, что нужно. Это здание десять лет меняло владельцев, постепенно разрушаясь. Полтора века здесь находился центральный офис австрийской почты, а в прошлом году его выкупил миллионер и основатель SAP Хассо Платтнер. Реконструкция закончится летом 2022-го, здесь появятся жилье, офисы, рестораны, фитнес-клуб. В следующем году снова переедем, куда — пока сами не знаем.

— Трудно не заметить на ярмарке фокус на экологической повестке, которая так или иначе мелькает на каждом втором стенде. Это специально или совпадение?

— Этой повестки не избежать, она сейчас повсюду. Наряду с другими важными социальными темами, такими, как гражданские движения, миграция, феминизм.

— Хорошо продаются?

— Еще как! Финансовые результаты ярмарки превзошли наши ожидания, если учесть, в какой спешке все делалось: мы сами плохо понимали, получилось у нас собрать интересную программу или нет. Тем не менее больше половины участников продали все, что привезли. Посетителей, несмотря на пандемию, много, приятно, что их не пугает сложность процесса: прежде чем прийти на ярмарку, нужно зарегистрироваться на сайте, выбрать свободный временной слот, разумеется, сдать тест ПЦР. Но люди идут. Причем много коллекционеров из других стран. Например, полчаса назад я проводил экскурсию для шейха Бахрейна, он купил несколько работ.

— Сами что-то приобрели?

— Много чего. Вот, например, эту работу. Смотрите, какая интересная вещь: мне нравится сочетание грубой фактуры и полированной поверхности, такой тактильный контраст. Это скульптура Кристофа Вебера.

У меня уже есть одна его работа, решил собрать серию. Мне нравится здесь сочетание. Вот соседний стенд Galerie Iragui, которая привезла графику Павла Пепперштейна, пока присматриваюсь. Зато купил смешную работу Юлиуса Рейхела «Mars 2o21» за пять тысяч евро. Мне понравился метафизический сюжет: тут и Илон Маск, и Иисус Христос, и космос.

— Покупая ярмарку в 2012 году, вы говорили, что хотите выйти за пределы провинциального контекста, выйти на международный уровень. Удалось это сделать? Условно, попадание в топ-20 рейтинга Art Basel — достаточная степень мировой экспансии?

— Дело не только в рейтингах. Дело в содержании. Если бы это была венская ярмарка с местными художниками, мы бы так и остались локальным событием. Уникальный фокус viennacontemporary — современное искусство Восточной Европы. Именно за ним сюда приезжают коллекционеры со всего мира. И мне приятно видеть, что русское искусство востребовано как никогда.

Вот, например, Лиза Бобкова «улетела» за первые два дня, того же Пепперштейна раскупили полностью. На втором этаже первый стенд — Karpuchina Gallery, ее основала наша соотечественница Александра Карпучина, сейчас живет в Праге, год назад стала галеристкой, у нее тоже все раскуплено, а это совсем молодое искусство.

— Вам важно иметь репутацию ярмарки, продвигающей какое-то определенное искусство — социальное, радикальное, буржуазное, просто дорогое, какое-то еще?

— Искусство, которое мы продаем, в первую очередь должно резонировать с моим мироощущением. Например, вот эта картина на стенде будапештской галереи Kisterem — сочетание структурированного мира и абстрактного очень резонирует. Вот галерея Ural Vision Gallery из Екатеринбурга привезла местную звезду — молодого художника Осипа Тоффа. Интересное имя у парня, да?

На самом деле это псевдоним, под которым работают художники Никита Балтинских и Александра Грачева. У них смешная серия работ, такие комиксы с отсылкой к авангарду. Недорогие работы, потому что это нетиражная печать. Цены — от 800 евро за принт. В следующем году они планируют открывать галерею в Вене, уже нашли здание в Старом городе, сейчас реконструируют помещение.

— Что, по-вашему, общего у сегодняшнего искусства Восточной Европы? Как вы сами его понимаете и объясняете потенциальным покупателям?

— Его феномен, прежде всего, в том, что это страшно недооцененное искусство. Связано это с тем, что молодой капитализм в первую очередь занимается подражательством. Только потом приходит осознание своей идентичности, возврат к собственной культурной ДНК, тогда же национальное искусство начинает приобретать большую ценность и цену. А сейчас российская и восточноевропейская буржуазия свое искусство не покупает, поэтому и международный рынок его не знает. Покупателей должно быть много, причем покупателей не случайных, мотивированных, тогда искусство будет ликвидным, и к нему возникнет устойчивый интерес. Это инструменты экономики, а не культуры. В горизонте десяти лет, я думаю, мы увидим эскалацию интереса к местному искусству на всех национальных рынках Восточной Европы.

Понравился материал? Помоги сайту!