Stereoscope Ukraine — Украина. Пять голосов

COLTA.RU объявляет о начале нового совместного проекта, который задуман и осуществлен коллегами из N-OST (Союз журналистов, освещающих события в Восточной Европе) при поддержке Frankfurter Allgemeine, и польского еженедельника Tygodnik Powszechny. Английскую версию материалов можно будет прочитать на сайтах www.ostpol.de и Transitions Online. Мы рады стать русской площадкой для публикации этих текстов.

Что думают на Украине о том, что происходит со страной сегодня? Один раз в неделю пять украинских авторов будут отвечать на вопросы художника и журналиста Евгении Белорусец. Проект Stereoscope Ukraine начинается накануне 21 февраля, первой годовщины падения Януковича, вопросом о том, что значил и что изменил Майдан.

Stereoscope Ukraine — Украина. Пять голосов

Евгения Белорусец

Сейчас мы с уверенностью можем говорить о том, что начавшееся полтора года назад в Киеве протестное движение, Майдан, кардинально изменило не только нашу политическую жизнь, но и нашу повседневность. Майдан является границей, отделяющей наше прошлое от настоящего, в котором мы продолжаем существовать. Есть ли у нас силы и есть ли необходимость в том, чтобы сегодня оглянуться назад и понять, что значит для нас этот протест? Каким он для нас был? Может ли разговор о нем бросить свет на войну, которая постепенно подчиняет себе все аспекты нашего с вами существования?

Итак, вопрос первый. Что остается после Майдана?

Иван Яковина

Украинская революция стала не просто политической, а цивилизационной. Я, живущий во Львове гражданин России, почувствовал это в первый же ее день — 21 ноября 2013 года. Несколько сотен людей, пришедших на главную площадь «столицы украинского национализма», встретили меня — русского — исключительно приветливо.

Ранее важные вопросы идентичности и языка внезапно стали иррелевантны. Их место заняла тема приведения политических, социальных и культурных стандартов Украины в соответствие с европейскими стандартами. Сам Майдан стал примером: люди собирались вместе не по приказу сверху и даже не по призыву оппозиции, а самостоятельно, благодаря впечатляющей самоорганизации.

Той осенью родилось инклюзивное, чуждое ксенофобии движение, основанное на горизонтальных связях и либеральных, европейских ценностях. Что не менее важно, его идеология была оппозиционной по отношению не только к действующей власти, но и к сложившейся в стране клептократической системе в целом.

Даже лидеры парламентской оппозиции воспринимались с недоверием: они были слишком интегрированы в существующую систему. Особенно от Майдана пострадали радикальные националисты, чьи идеи под напором революционного эгалитаризма рассыпались в прах. Ультраправая партия «Свобода», прошедшая в парламент при Викторе Януковиче, после Майдана почти полностью утратила популярность даже на «националистическом» западе страны.

Вместе с тем резкая смена цивилизационного (не только и не столько политического!) вектора развития Украины очень напугала жителей восточных ее регионов, увидевших в Майдане угрозу своему традиционному образу жизни. Неспособность лидеров движения объяснить его значение и истинные цели жителям Донбасса во многом стала причиной развития конфликта там. Я бы тут поспорил с Оленой Степовой, которая считает, что в этом по большей части виновата активность пророссийской пропаганды. Мне кажется, пассивность украинских политиков и СМИ в этом смысле заслуживает не меньшего осуждения.

Иван Яковина — москвич, живущий во Львове и работающий в Киеве. Международный обозреватель журнала «Новое время» и ведущий телепрограммы «Громадское на русском». До весны 2014 года работал обозревателем крупнейшего в России интернет-издания «Лента.ру», откуда уволился после смены главного редактора на подконтрольного Кремлю человека. Специализируется на аналитических материалах об Украине, России и международных отношениях.

Борис Херсонский

Начиная с первого Майдана я симпатизировал этому протестному движению. Майдан казался мне чем-то вроде экспериментальной площадки, на которой происходит испытание действующей модели украинской демократии, несколько примитивной, быть может, но реальной — в отличие от запрограммированного подсчета голосов после фальсифицированных выборов.

Может быть, я отвлекаюсь, но как-то в период выборов я ехал в маршрутке и слышал разговор двух возбужденных и возмущенных женщин, учительниц, судя по всему: их заставили в субботу заполнять фальсифицированные избирательные бюллетени — они «работали» целый день. Главное не сам сюжет, а то, почему женщины возмущались. Им не дали отгула за ту субботу! Женщины говорили громко. Никто из пассажиров не реагировал.

Я подумал, что пока такие учителя готовят наших детей, что бы они им ни говорили, у страны нет шансов... Майдан показался мне альтернативой.

Я всегда был сторонником евроинтеграции, но, говоря честно, расценивал ее скорее как идеал, как направление, чем как реальную цель. С Россией меня связывали культура, к которой я принадлежу, язык, на котором я говорю и пишу стихи и прозу, религия. И у меня были иллюзии: движение в Европу в паре с Россией — почему бы нет?

Однако развитие событий в России, окостенение путинского режима отчетливо показали мне, что путь в Европу возможен не вместе с Россией, а вопреки России. И что поворот в сторону Европы может вызвать неумеренный гнев северного соседа. Многие мои стихи после 2008 года полны предчувствий военного столкновения.

Майдан сам по себе стал невыносимым для России, его сейчас преподносят публике как источник всех бед.

Между тем Евромайдан был всего лишь реакцией на невозможный поворот политики Януковича от Европы к Таможенному союзу. И все дальнейшее было реакцией на насилие режима Януковича, включая принятие антидемократических законов и, как теперь уже совершенно ясно, приказ стрелять по майдановцам. Война на Востоке Украины кажется мне продолжением тех роковых ночей и дней на Майдане.

Херсонский Борис Григорьевич родился 28 ноября 1950 г. в Черновцах. Окончил Одесский медицинский институт в 1973 году. Работал в районной больнице, в областной психиатрической больинце. В семидесятые годы был активен в диссидентском движении. В годы перестройки параллельно работал как журналист в городской, а затем областной газете. С 1996 года работает в Одесском национальном университете, с 1999 года — заведует кафедрой клинической психологии. Первые литературные публикации за рубежом — в восьмидесятые годы. Пишет стихи, эссеистику, прозу. Автор 22 книг, изданных в Москве, Санкт-Петербурге, Вене, Нью-Йорке, Амстердаме, Одессе, Киеве. Стихи переведены на многие европейские языки. Лауреат нескольких литературных премий, в том числе премии фонда им. Бродского, Русской премии, премии «Антология».

Роман Дубасевич

Должен признаться, что вопрос «что остается после Майдана» как-то неприятно режет ухо. Он кажется реквиемом по Майдану, чьи лозунги уже призабыты, а наследие в очередной раз разбазарено.

И все же то, как часто собирались люди, как упорно они стояли и умело сотрудничали, свидетельствует о его превращении в общественное движение, трагично прерванное войной.

После гражданских акций времен Майдана осталось неописуемое чувство общего дела, настоящей res publica, сообщества-громады, которой удалось, пусть временно, преодолеть страх, отчуждение и безысходность.

Но почему вопреки огромному заряду добра события в Киеве закончились трагедией, кровавым противостоянием? Этот вопрос тоже остается и не дает покоя. Почему за первой «небесной сотней» в Киеве последовали вторая, третья, десятая и пятидесятая на Востоке Украины?

Как подчеркнул Борис Херсонский, основная ответственность за эскалацию лежит на власти тех времен, которая демонстративно пренебрегала требованиями мирных граждан и всячески провоцировала вспышки насилия, мобилизуя банды «титушек». Но, кажется, для сохранения идей Майдана не менее важно понять: был ли вместе с солидарностью и человечностью в нем заложен и вирус будущей войны?

После нескольких месяцев безрезультатного стояния то и дело вспыхивало недовольство и разочарование лидерами украинских оппозиционных партий, звучали обвинения в их несостоятельности, даже предательстве! Они в самом деле казались довольно беспомощными. На этой почве и возник миф о «последовательном» и «эффективном» «Правом секторе» (организация, запрещенная в РФ), прошло факельное шествие праворадикальной «Свободы».

За неделю-две до кровавых событий на Майдане я имел долгий разговор с одним львовским другом, который настаивал на необходимости наступления, обращая мое внимание на жестокость власти и возросшее число жертв на стороне демонстрантов. Пытаясь убедить его в необходимости мирного протеста, я, раздавленный фактами государственного насилия, наконец устало сдался и согласился с ним.

Через несколько недель произошло неотвратимое.

Остальное — уже история, и то, что осталось, — долг перед Майданом: попытаться понять, что vox populi не всегда vox dei.

Роман Дубасевич родился во Львове. Изучал немецкую филологию. После учебы работал переводчиком в издательствах и экскурсоводом. С 2002 по 2005 год проходил программу «Cтудии Восток-Запад» Регенсбургского университета со специализациями «Теория литературы» и «Политическая философия». 2007—2013 гг. — докторантура в Венском университете на тему «габсбургского мифа» в современной украинской культуре. Параллельно в 2009—2013 гг. работал ассистентом на кафедре западно- и восточнославянской филологии Грайфсвальдского университета по специальности «украинистика». Сферы научных интересов: культура памяти, теория постмодернизма и постколониализма, психоанализ, украинская, русская, польская, еврейская и австрийская литература. Публикации в прессе.

Олена Степова

Сколько раз я пыталась найти день начала войны, ее точку отсчета, ее причину?

С первого митинга у нас, в Свердловске Луганской области, с первого выстрела вопрос «почему» бил по нервам страшнее электрического разряда. И это не только мое ощущение.

В дни Майдана я разговаривала со своими соседями, шахтерами, и слышала: «Правильно. Надо гнать Януковича и его прихвостней» — но потом, буквально через месяц, я услышала другое: «Майдан — это причина всех бед» или «Все было бы хорошо, если бы не Майдан».

Почему же поменялись их стремления, почему Майдан, ставший нашим национальным Рубиконом и достоянием чести, не был массово поддержан в Донбассе?

Все просто. Майдан — это начало информационной войны. Я видела, как информационные игры превращали настоящих патриотов Украины в Донбассе в зомби, ненавидящих все украинское, как подменялись понятия, как работала информационная блокада и пропаганда.

Местные газеты, находящиеся под контролем Партии регионов, выходили под заголовками «Лидеры Майдана готовятся уничтожить Донбасс», «Турчинов отменит пенсии шахтерам», «Чтобы пополнить бюджет, у украинцев будут принудительно изымать органы для США», «Майдан требует закрыть все православные церкви».

Подобное читали в Донбассе все. И вот вчерашние друзья, уже враги, с хмурым выражением лица говорят о необходимости создания ополчения. И я уже слышу: «Мы не отдадим им наши шахты».

Почему нужна была эта ложь? Те, кто был тогда у власти, боялись, что шахтеры Донбасса, узнав правду о социальной позиции Майдана, поддержат его. Свободный, единый и умеющий принимать самостоятельные решения народ был не нужен ни олигархам, ни, безусловно, России.

Осознание проигрыша в информационной войне — это послевкусие Майдана. Горькое ощущение того, что люди стали жертвами информационных манипуляций, настигло меня уже в дни войны.

Горькое послевкусие лжи настигло и тех, кто стал на сторону сепаратизма. Донбасс увидел, что Крым ничего не получил от России. Да и Донбасс получил «гуманитарные» «Грады», «Смерчи» и «Ураганы».

Олена Степова (до войны Елена Степанец) родилась в 1971 г. и живет в г. Свердловск Луганской области. До войны занималась правозащитной деятельностью и общественной работой в области защиты окружающей природной среды и экологии Донбасса. С начала военных действий и оккупации Донбасса ведет страницу в ФБ, а также ряд блогов на украинских и российских интернет-ресурсах, описывая сложившуюся в Донбассе ситуацию.

Олександра Дворецкая

Пятнадцатого февраля ночью президент Украины объявил режим остановки огня. Прямую трансляцию вел даже канал CNN. Сразу же я начала проверять свой твиттер: «Шахтерск — тихо», «Антрацит — не слышно», «В Дебальцево уже семь минут тихо», «Донецк — спокойно»...

Жители Донбасса ждали этих семи минут тишины уже более полугода.

Каждый раз, когда я читаю сообщения со своей малой родины, а теперь оккупированного Крыма, постоянно мелькает фраза: «Зато у нас не стреляют».

И этими словами могут оправдать любые действия новой оккупационной власти.

Мой друг-антифашист Саша Кольченко вместе с украинским режиссером Олегом Сенцовым 9 месяцев находятся в СИЗО «Лефортово» в Москве по обвинению в подготовке террористического акта от имени «фашистской организации “Правый сектор”». Им грозит 20 лет лишения свободы лишь за то, что они считают территорию Крыма Украиной, а себя — украинскими гражданами. Однако многие крымчане скажут, что Следственный комитет РФ, конечно, перегибает, но у нас не стреляют, как на Востоке Украины.

Крымско-татарский народ, переживший депортацию в 1944 году и лишь в начале 90-х, с обретением Украиной независимости, получивший возможность вернуться домой, вновь подвергается преследованиям. Тихая депортация длится с марта 2014 года.

Я не могу больше приехать домой. Из Крыма я уезжала на неделю, а сейчас уже почти год как не могу вернуться и обустраиваю новый дом в Киеве. И кто думает, что это просто, точно не находился в такой ситуации. Вам начинают сниться знакомые улицы, города, Черное море и еще какая-то белиберда из жизни, уже прошлой.

Я уехала в день, когда в Крыму пропали первые общественные активисты, мои друзья — Анатолий Ковальский и Андрей Щекун. 9 марта 2014 года их взяли в плен российские военные. Тогда это было жутко — сейчас привычно. В Крыму из 38 пленных 34 были освобождены, четверо — все еще не найдены. Из тысяч людей, попавших в плен в Донбассе, мы знаем об освобождении нескольких сотен.

У меня дома не стреляют. В момент, когда я пишу этот текст, в Донбассе не стреляют уже 1 час и 30 минут.

Oлександра Дворецкая — украинская общественная активистка, глава Крымского правозащитного центра «Действие». Является сокоординатором гражданской инициативы «Восток SOS» с мая 2014 года, координируя правовое направление. Инициатива занимается помощью переселенцам, пострадавшим от конфликта на Востоке Украины, а также тем, кто вынужден переехать в связи с аннексией АР Крым Российской Федерацией, и тем, кто проживает в городах, освобожденных украинской армией от террористов, но разрушенных вследствие обстрелов. 

Фото: Виктор Марущенко
Видео: Александр Запарощенко
Иллюстрация: Анатолий Белов

Понравился материал? Помоги сайту!