1 сентября 2016Театр
154

«Художественная правда в сегодняшней России — опасная территория»

Михаил Дурненков о «Любимовке»-2016

текст: Дмитрий Ренанский
Detailed_picture© cinemotionlab.com

Московский театральный сезон традиционно начинается с «Любимовки» — крупнейший и самый авторитетный в России фестиваль современной драматургии пройдет в этом году с 3 по 10 сентября в «Театре.doc». О том, какие вызовы стоят сегодня перед «Любимовкой» и перед российской драматургией в целом, COLTA.RU рассказывает член арт-дирекции фестиваля Михаил Дурненков.

— Нынешний фестиваль — четвертый по счету для арт-дирекции, возглавившей «Любимовку» в 2013 году. Тогда ваш коллега Евгений Казачков в интервью COLTA.RU говорил о том, что «фестивалю требуются перемены», и декларировал желание «сломать устоявшиеся представления о формате “Любимовки”». Получилось?

— Фестиваль делается все-таки разными руками, и отвечать за слова Казачкова мне не с руки: в нашей команде я республиканец, и мне было важно сохранить привычные цели и задачи «Любимовки» — помочь новым авторам начать профессиональную деятельность и ввести драматургов в театр. Жене (Казачкову. — Ред.) хотелось, чтобы о «Любимовке» узнало как можно больше людей, и в этом смысле мы то и дело восклицаем: «Горшочек, не вари!» — «Театр.doc» уже которую осень не способен вместить всех желающих послушать фестивальные читки. У меня до сих пор стоит перед глазами прошлогодняя картина — на улице идет дождь, у входа в «Театр.doc» перед открытой дверью стоят человек десять и, вытянув шею, слушают то, что происходит внутри.

— За три последних года аудитория изначально узкоцеховой «Любимовки» действительно существенно расширилась — это очевидно хотя бы по все более громкому информационному шуму вокруг фестиваля, причем прирост публики происходит главным образом за счет людей со стороны, не имеющих к театру прямого отношения. С чем, на ваш взгляд, связан этот феномен — с успехом фестивального менеджмента или, скорее, с возросшей популярностью гонимого, полузапретного «Театра.doc», посещать который с недавних пор стало чрезвычайно модно?

— У меня куда более тривиальная версия: успех нашего фестиваля — это история эпохи соцсетей. Раньше «Любимовки» не было в Фейсбуке — а теперь мы присутствуем там довольно активно. Одновременно произошла легализация жанра читки, «театра в голове» — из маргинального феномена, интересного разве что профессионалам, он превратился во вполне самостоятельную часть театрального процесса, и обычный зритель прекрасно его воспринимает. Собственно, весь современный театр, с каждым годом все больше и больше передвигающийся в зрительный зал, — это и есть «театр в голове». Со временем читка оказалась таким же привычным медийным форматом, как, допустим, коубы или гифки, с помощью которых мы общаемся сегодня в соцсетях.

— С чем связано основное новшество «Любимовки»-2016 — появление куратора у офф-программы, которую в прошлые годы формировала арт-дирекция фестиваля?

— Разделение на основную и внеконкурсную программы существовало на «Любимовке» более-менее всегда — дебютантов и состоявшихся авторов невозможно судить по одним и тем же законам. И каждый год, придумывая офф-программу, мы вставали перед необходимостью выбора между пьесами, условно говоря, Пряжко и Вырыпаева. Пытаться ответить на вопрос, какая из них лучше, — занятие глупое. Мы решили делегировать свои полномочия куратору (в этом году им будет Елена Ковальская), который — точь-в-точь как это происходит в современном искусстве — будет формировать афишу офф-программы, объединяя пьесы какой-то единой мыслью.

— Со стороны кажется, что ваша команда особенно последовательно нацелена на обновление пула драматургов «Любимовки», — фестивальный шорт-лист, иными словами, очень сильно помолодел. Это результат усилий организаторов или тенденция в отечественной драматургии?

— Это традиция. «Любимовка» всегда была фестивалем молодой драматургии. Программа формируется следующим образом: мы, безусловно, отмечаем ярко дебютировавшего автора, мы стараемся включить его в афишу, даже если через год он присылает пьесу не столь интересную, — но если на третий год участия в «Любимовке» он не перепрыгивает самого себя, мы дадим шанс кому-то другому.

— История «Любимовки» помнит несколько этапов взаимоотношений театров и «новой драмы» — долгое время государственные стационары плевать хотели на современные пьесы, потом их в какой-то момент начали ставить повально, от МХТ до Александринки. Что происходит на этом фронте сегодня, в эпоху реакции?

— Современных авторов не ставят. Вообще. Или, точнее, так: не ставят тех, кто производит цепляющий продукт, где присутствует критический взгляд на реальность. Не ставят тех, кто честно работает с понятием «художественная правда»: в сегодняшней России это опасная территория.

Как драматургия ответит на вызов режиссуры? Вот главный вопрос «Любимовки»-2016.

— Кто эти авторы? Не могли бы вы назвать конкретные имена?

— Не могу, потому что это примерно 95 процентов драматургов, пишущих на русском языке. Остальные пять процентов — это крепкие профессионалы, рассказывающие вечные истории про любовь, ненависть и т.д. Проблема самоцензуры — одна из главных сегодня: каждый худрук или директор театра понимает — взяв в репертуар «проблемную пьесу», он рискует столкнуться после премьеры с доносом, разбирательством. Современная пьеса сегодня — это…

— …токсичный актив?

— Сильно охлаждающий пыл самых прогрессивных руководителей театров. Мне очень интересно, как на эту ситуацию будет реагировать драматургия, — история учит тому, что в подобных случаях пьеса обращается в литературу, становится «пьесой для чтения», как было в конце 90-х — начале 2000-х: в период «малокартинья» пьеса становилась самостоятельным художественным произведением. При этом современный театр провоцирует автора производить как раз не литературу, а текст — разобранный, бесструктурный, который может состоять, скажем, из одних гласных или из одних нот. В этом году, например, читая один из присланных на конкурс текстов, я только ближе к концу пьесы понял, что два ее персонажа озвучивают чат про шизофрению, где участвует полторы сотни пользователей. Это вполне показательный случай: текст как piece of art, который довольно трудно отнести к тому, что мы привыкли называть «пьесой для чтения».

— Институциональная проблема ясна, но как развиваются сегодня взаимоотношения «новой драмы» с теми, кому в этих самых институциях так или иначе приходится работать, — с режиссерами? Не секрет, что именно драматургия спровоцировала режиссерский бум рубежа 2000-х — 2010-х: чтобы появился, к примеру, режиссер Дмитрий Волкострелов, ему нужно было встретиться с текстами Павла Пряжко…

— Мы каждый год привлекаем для участия в «Любимовке» молодых режиссеров, надеясь, что они найдут своего автора — или, что более правдоподобно, найдут себя. Но вообще-то это неторопливый, медитативный процесс, похожий на рыбную ловлю.

— Нa прошлых фестивалях нередко случались конфликтные ситуации, когда ставивший читку режиссер занимался не пьесой, а самим собой. Школа «Любимовки» как-то повлияла на новое режиссерское поколение?

— Театр довольно сильно изменился за последние лет десять. Такое понятие, как «режиссерское решение» — скажем, я сейчас прочитаю только ремарки и выброшу из пьесы все диалоги, потому что мне кажется, что в ремарках соль, а диалоги мне не нужны, — это все-таки феномен старой режиссерской школы. Сегодня на «Любимовку» приходят режиссеры, которые уже за годы учебы усвоили какие-то элементарные профессиональные правила: они выстраивают свои взаимоотношения с текстом, не используя его как мостик для эгоистичного трамплина. Как вы знаете, мы когда-то сформулировали режиссерскую хартию «Любимовки» — как относиться к тексту, почему «режиссерские решения» на этом фестивале не нужны, почему они мешают воспринимать текст (а мы представляем прежде всего драматургию) — ну, элементарные какие-то вещи. Так вот сейчас мы побаиваемся рассылать эту хартию нашим режиссерам — если раньше она была чем-то вроде пассажирской памятки в самолете, то сегодня она выглядит для молодого режиссерского поколения просто оскорбительно: вы что, думаете, нас плохо учили?

— «Любимовка» всегда писала историю «новой драмы» и обозначала ее тренды. Что происходит с отечественной драматургией сегодня — куда она идет, в каком направлении меняется, как мутирует?

— «Новую драму» можно сравнить с феминистским движением — по сути, мы боролись за права драматургов в театре. Сегодня же мы, кажется, находимся в ситуации петли, которую театр, как мудрое существо, сам создает и сам же регулирует. Раньше драматургия выходила из привычного формата, чтобы сделать режиссуру менее формализованной, — она ставила перед театром задачи, которые режиссеры старой школы решить не могли. В этом «новая драма» вполне преуспела, а теперь пошла обратная реакция. Режиссура ответила на наш вызов и развилась настолько, что изменилась до неузнаваемости, лишившись всех традиционных элементов: условно говоря, раньше режиссеру нужно было по отношению к драматургии найти какой-то ход — а сейчас можно вполне сделать спектакль не только без всякого хода, но даже и без актеров. В современном театре режиссуру я вижу, а драматургию — не очень: когда смотришь спектакли по-настоящему актуальных режиссеров, часто возникает ощущение, что они могут вполне обойтись и без драматургов — не очень понятно, нужны ли они вообще сегодняшнему театру. Мне-то кажется, что нужны, просто меняются формы участия драматурга в создании спектакля. Нет вообще никаких границ, феномен театра трактуется максимально широко: режиссура ушла вперед, а драматургия как будто осталась на месте. Сможем ли мы удовлетворить этот обратный запрос? Как драматургия ответит на вызов режиссуры? Вот главные вопросы «Любимовки»-2016. В этом смысле мы возлагаем особые надежды на fringe-программу «Спорная территория» — с текстами, про которые никто не знает, как их ставить и что вообще с ними делать: петь их, читать, танцевать? Сообща мы попытаемся понять, кто такой современный драматург, кто такой режиссер — и кто вообще все эти люди.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Разговор c оставшимсяВ разлуке
Разговор c оставшимся 

Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен

28 ноября 20244971
Столицы новой диаспоры: ТбилисиВ разлуке
Столицы новой диаспоры: Тбилиси 

Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым

22 ноября 20246528
Space is the place, space is the placeВ разлуке
Space is the place, space is the place 

Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах

14 октября 202413106
Разговор с невозвращенцем В разлуке
Разговор с невозвращенцем  

Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается

20 августа 202419586
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”»В разлуке
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”» 

Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым

6 июля 202423657
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границыВ разлуке
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границы 

Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова

7 июня 202428960
Письмо человеку ИксВ разлуке
Письмо человеку Икс 

Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»

21 мая 202429616