Разговор c оставшимся
Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20244945Что нужно фотокорреспонденту, чтобы пойти на войну? Прибор ночного видения, защитное белье, бронежилет, мужество, вера в Бога… Что нужно, чтобы пройти сквозь «Situation Rooms» («Комнаты оперативного реагирования») группы Rimini Protokoll? Наушники, планшет и четкая ориентация на местности. Самостийность исключается. Тебя — голосом, указательными значками — инструктирует планшет. Непременно двадцать человек — по числу рассказчиков сюжетов, инсталлированных в двадцать комнат, — расходятся по своим тропам, становясь персонажами «театра войны». Ты бродишь по сложносочиненной декорации, как в кино, очень прихотливо смонтированном. Под присмотром реальных людей в ролях режиссеров сверяешь свои телодвижения с экраном. Ты — актер, примеряющий множество масок, ролей (идентификаций). Например, изобретателя перчатки, оснащенной детекторами взрывчатых веществ, или администратора наркокартеля, или хирурга из организации «Врачи без границ», депутата бундестага, хакера, оператора дрона, получившего записку ЦРУ об уничтожении террористов в Пакистане, правозащитника и так далее. Жертв и преступников. Пацифистов и министров. Живых и мертвых. «В мире нет ни одной войны, где мы бы не принимали участие» — читаем на планшете перевод закадрового голоса в одной из комнат. Мы смотрим в «зеркало» планшета и перевоплощаемся в двойников — а точнее, дублеров реальных людей, обитателей этих комнат.
Авторы (Даниэль Ветцель, Хельгард Хауг, Штефан Кэги, сценограф Доминик Хубер и множество других спецов) «Situation Rooms» вопрошают каждого участника сеанса: «Как твоя война?» Такой вопрос американские журналисты задавали в одной из комнат немецкому врачу в Ираке.
Наша война ограничена десятью, кажется, историями — избирательными для каждого участника сеанса, но и пересеченными. Пока ты разбирался один на один с перчаткой, кто-то вошел и надел пуленепробиваемый жилет. Некто побывал в столовой военного завода в Кирове и налил себе борщ, а кого-то эта чаша миновала. Кто-то прошпионил в шляпе, а кому-то не пришлось. Нетиражный личный опыт зеркалится его же универсальностью (сегодня ты, а завтра я) и становится нервом «ситуационистской» — камерной и тотальной — режиссуры «Situation Rooms».
Ты, усевшись в кресло переговорной для министров обороны Германии и Чили либо в кресло директора банка, продающего оружие, несмотря на заверения и проверки; ты, улегшись на кушетку в операционной палатке в ожидании наклейки, сигнализирующей о помощи (ее лепит к твоей руке вдруг вошедший в декорацию незнакомец); ты, передвигая джойстик, чтобы поразить враждебный объект, — не проходишь все выгородки, лестницы, лифты, коридоры инсталляции. Но и такая часть вместо целого в закоулках лабиринта вовлекает каждого в напряженную и простодушную игру. Так мальчик-солдат (в одной из комнат) сравнивал бойню, в которой участвовал, с игрой в войну, хотя видел, как коммандос ели натуральную человечину.
Эксперты, убийцы, юристы, журналисты, рабочие на военных предприятиях… рекрутируют тебя, новобранца, на роль активиста театрализованного процесса. Послушный технологичным предписаниям, ты играешь в глобальном реэнактменте. Другие агенты современного искусства реконструируют, документируют более конкретные события, как например, эпизоды Французской революции или забастовку английских шахтеров.
Твоя безопасность не то чтобы срифмована с презумпцией твоей виновности. Теперь твоя безопасность вообще возможна только в кино, только в игре.
Амбициозный проект Rimini Protokoll вынуждает побывать в зоне неразличения войны и мира, травмируя твоей же способностью надавить на кнопку в кабине дрона и одновременно подумать о меню для ужина в итальянском ресторане, а еще по дороге домой не забыть купить жене цветы. Или же — соответствовать просьбе сирийского беженца не отводить глаз от разгрома его сограждан (на экране), но и «утешить» себя повелением не высовываться «за угол», где может затаиться снайпер. А вот, действительно, и он сам.
Твоя безопасность не то чтобы срифмована с презумпцией твоей виновности. Теперь твоя безопасность вообще возможна только в кино, только в игре.
Вот ты передвигаешь крошечную модель танка (ее собираются купить в Саудовской Аравии) в немецком «павильончике» — пардон, на сценической площадке, встроенной в павильон ВДНХ. А в другой комнате с альпийским задником слышишь рассказ менеджера предприятия по производству систем ПВО о подарках клиентам и берешь (по его подсказке) в руки игрушечный самолет-бомбардировщик. В такие моменты стираются границы видимого и воображаемого — а само безграничное пространство метится простыми, если не банальными, и оттого беззастенчивыми постановочными средствами.
Клише формулы «театр войны» здесь буквализируется и в то же время подвергается деконструкции. На территории взаимной встряски pro и contra (войны) твое участие в гонке вооружений и возгоняется, и сменяется более-менее спокойным восприятием театральных объектов. Технообеспечение такого ритма — в идеальном монтаже внутри эпизодов и между ними.
Так, например, декорация мексиканского «кладбища» с кукольными трупиками, искусственными цветочками и табличками с именами неудачливых перевозчиков наркотиков монтируется с мягким голосом администратора наркокартеля, вспоминающего, как он этих людей сживал со свету. Или, скажем, ты вперяешься в военную обстановку на мониторе в закутке (имея возможность с помощью джойстика разгромить объект), а расслабляешься в другом пространстве, где происходят сделки по продаже/покупке оружия, совершенно точно не имеющие к тебе отношения. То есть чем дальше находится фрагмент опасной реальности, защищенный от тебя мониторами, тем более активным посредником между театром и миром ты оказываешься. А когда ты заходишь в комнату, где происходят закулисные гешефты, и даже можешь потрогать бутылочки с водой на столе, то чувствуешь себя всего лишь наблюдателем.
Монтажные сцепления запрограммированного военного похода не имеют ни начала, ни конца. Сказать, что авторы бросают актеров (ну и, конечно, акторов, хотя слово очень противное) такого трипа то в жар, то в холод, значит минимизировать спецэффекты «Situation Rooms».
Главное в этом походе — ловушки, которые должно обойти. Но именно они провоцируют напряжение, беспокойство (впрочем, предусмотрен и выход — помощники найдутся в громадном, как военный полигон, павильоне ВДНХ): авторы «Situation Rooms» тематизируют превращение «глобальной деревни» в глобальную сеть, сокращенную (изощренную) до локальной театральной модели.
Посетитель сеанса одновременной игры находится в двумерном пространстве: картинка в навигаторе (планшете) повторяет декорацию комнаты. Трансгрессия виртуального и материального миров образует крутой маршрут, ведущий к удаленному и тактильному доступу на площадки театра военных действий. Пережив становление актерами и персонажами, полежав на койке в госпитале, постреляв, поев, угробив «террористов» и спасшись от снайпера, посетители «Situation Rooms» как бы вооружаются опытом — или защитой от обманки мирной жизни. В этот момент в названии фестиваля «Вдохновение», приютившего Rimini Protokoll, нельзя не расслышать сарказма.
Проект «Situation Rooms» на фестивале «Вдохновение» можно увидеть до 29 июля.
Запрещенный рождественский хит и другие праздничные песни в специальном тесте и плейлисте COLTA.RU
11 марта 2022
14:52COLTA.RU заблокирована в России
3 марта 2022
17:48«Дождь» временно прекращает вещание
17:18Союз журналистов Карелии пожаловался на Роскомнадзор в Генпрокуратуру
16:32Сергей Абашин вышел из Ассоциации этнологов и антропологов России
15:36Генпрокуратура назвала экстремизмом участие в антивоенных митингах
Все новостиМария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20244945Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым
22 ноября 20246496Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах
14 октября 202413083Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
20 августа 202419567Социолог Анна Лемиаль поговорила с поэтом Павлом Арсеньевым о поломках в коммуникации между «уехавшими» и «оставшимися», о кризисе речи и о том, зачем людям нужно слово «релокация»
9 августа 202420232Быть в России? Жить в эмиграции? Журналист Владимир Шведов нашел для себя третий путь
15 июля 202422880Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым
6 июля 202423640Философ, не покидавшая Россию с начала войны, поделилась с редакцией своим дневником за эти годы. На условиях анонимности
18 июня 202428816Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова
7 июня 202428943Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»
21 мая 202429597