Стиль Сталин

31 октября на пресс-конференции в Москве были объявлены номинанты «Золотой маски» 2020 года. Отсутствие в коротком списке конкурса одного из самых очевидных фаворитов минувшего театрального сезона — «Славы» Константина Богомолова спровоцировало ожесточенную дискуссию в профессиональном сообществе. COLTA.RU приглашает всех заинтересованных участников продолжить ее. Сегодня к полемике вокруг невыдвижения «Славы» присоединяется Алексей Гусев.

На минувшей неделе, когда экспертный совет «Золотой маски» оглашал список номинантов, вошедших в шорт-лист, случился скандал. Председатель экспертного совета Дина Годер объявила, что спектакль Большого драматического театра «Слава» в этот шорт-лист не попал. Его профессиональные качества сомнений не вызвали; не вошел же он «по этическим соображениям». Нет в этой постановке образцово-сталинистской пьесы Виктора Гусева 1936 года этической оценки. И Богомолов, само собой, не сталинист, и спектакль, само собой, не сталинистский — вот только этической оценки там нет. А Дина Годер убеждена: чтобы спектакль попал в шорт-лист, она там быть непременно должна. Потому что главная театральная премия страны создает, так сказать, канон. А спектакль «Слава» должен «вернуться в дискуссионное поле», а не, по выражению почтенного председателя, «забронзоветь». Его должны обсуждать, а не чтить. Короче говоря, бывают спектакли, которые настолько недвусмысленны, что их нужно канонизировать премиями, а бывают те, которые настолько двусмысленны, что им, наоборот, больше подойдет скандал. И те, и другие могут быть профессионально добротными и успешными, но судьбу им необходимо уготовить разную. Вот председатель по премиям и отказала в премии спектаклю, достойному скандала, чем вызвала скандал. Что ж, это последовательно. Как бы добавил Маленький принц, «и даже поэтично».

Скандал получился; строгость авторского замысла, однако, претерпела в процессе осуществления некоторый ущерб. То есть вышел не столько скандал, сколько шкандаль. Доброхоты зашумели, что дубравушка, стороны пошли меряться апломбами. Сторонники Годер уличили Богомолова в подростковом имморализме; сторонники Богомолова одарили в ответ экспертный истеблишмент симметричным «-измом» — этическим реализмом (дескать, именно к нему критики принуждают отечественный театр). В общем, как это обычно бывает, перепалка донельзя упростила исходные позиции что одной, что другой стороны. Одни строго радеют за этику и ответственность, другие пренебрегают и вальсируют. Одному и больно, и смешно, другая грозит ему в окно. Всё по-семейному, все же всё же свои: Годер уважает Богомолова (его же «Преступление и наказание» получило целую гирлянду номинаций), Богомолов уважает Годер (надеясь, что это «временная аберрация»), и вся эта дискуссия даже в упрощенном своем виде навряд ли выплеснулась за пределы собственно театрального мира. Просто повздорили как-то раз сын трудового народа и трудового народа дочь.

…Здесь нет нужды заново рецензировать «Славу» в свете открывшихся обстоятельств. От «Славы» славы и так не убудет. Однако в очередной раз свившийся клубок банальностей — «цензура», «имморализм», «этическая оценка», «эстетическая ценность» и проч. — требует, чтобы с ними со всеми разобрались по существу, тезисно и без пыли. Ну да, тоже — в очередной раз. И — в два, скажем, этапа.

Поскольку:

1.

«…Я считаю, что этот спектакль этически двусмысленный, — объяснила Дина Годер журналу «Театр.». — Он манипулирует зрителями в этическом поле».

Годер — критик профессиональный. Говорит именно то, что имеет в виду. Подозревать у нее ошибки словоупотребления оснований нет.

Так вот: так не бывает.

В искусстве не бывает манипуляций, обеспечивающих двусмысленность. Цель манипуляции — приведение зрителей к нужному выводу/эффекту. Одному, единому. К эмоциональному, сюжетному, этическому — к какому угодно, но — единственному. Манипуляция, создающая двусмысленность, называется режиссурой. Вообще — художественным творчеством.

И вот почему.

Искусство по определению есть создание произведений (объектов или явлений), статус реальности которых равен статусу реальности самого автора. Картина, фильм, поэма и спектакль становятся фактами объективной действительности наряду и наравне с человеком, деревом, звездой или камнем. Они — не фантазм, не абстрактная формула, не протуберанец воображения. Они обретают подлинность, становятся независимыми от обстоятельств своего создания и оказываются частью мира. На вечер или на вечность — это уж как придется, но они объективны. На этих правах они становятся объектами критики, на этих — корректируют облик и историю человечества. Они есть.

Это формула настаивает на чем-то одном, это идея зовет и ведет из опостылевшей точки A в манящую точку Б. Они могут стать предметом этического разбирательства, ибо настаивать, звать и вести суть глаголы человеческого поведения, сопряженного с выбором. Дерево ни на чем не настаивает. Птица, летящая над ним, ни к чему не призывает. И даже звезда, какой бы путеводной она нам ни казалась, в общем-то никуда вести не собирается. «Сам собою камень, — писал Твардовский, — он не бывает ни добром, ни злом».

Если спектакль «Слава» «имморален», то не как подросток, а примерно как Нева.

Любое произведение искусства двусмысленно. Так же, как у любой медали две стороны и у любой палки два конца. Оно обладает объемом, оно этически неопределенно, оно уничтожает моральную ясность, почерпнутую нами из идей и формул, и вносит смуту и сомнения в человеческое сознание. Двусмыслен «Гамлет», двусмыслен «Иван Грозный», двусмысленны «Девочка на шаре» Пикассо и «Рождественский романс» Бродского; все они качаются вправо, качнувшись влево. Это не зависит от того, хорош автор или плох, дурны или благи были его намерения; это зависит лишь от профессионального качества выполненной им работы. Если спектакль не является этически двусмысленным, он недостоин профессиональной премии, потому что это значит, что как произведение искусства он неполноценен. Несбалансирован. Чтобы мир оказался построен из атомов (а он как раз из них), в каждом из них число протонов должно быть равно числу электронов; атом обязан быть нейтрален, чтобы существовать. Манипуляция, создающая этическую двусмысленность произведения искусства, есть отладка внутреннего баланса, гарантирующего его подлинность. Если спектакль «Слава» «имморален», то не как подросток, а примерно как Нева.

И коли уж премия обладает способностью делать награжденные спектакли «забронзовевшими», то награждать ею нужно именно те спектакли, которые находятся «в дискуссионном поле». Те, которые настолько не имеют этической оценки, что существуют.

Даже самую этически безупречную формулу нельзя отлить в бронзе. Она — знаки, условность, бесплотная фикция.

Неву в граните — можно.

2.

Все это не означает, что понятия «этика» и «искусство» несовместимы вовсе. Просто первая во втором располагается не там, не на уровне «оценки». Как и у людей, у произведений искусства этика означает индивидуальную логику устройства, определяющую способ существования в мире. И именуется стилем.

Когда Дина Годер, сталкиваясь с наследием сталинизма, вспоминает про репрессированных дедов и испытывает «эмоционально-этическую реакцию», она, коротко говоря, в своем праве. Премия «Золотая маска» — не труд Буркхардта по античному искусству, она существует здесь и сейчас. Гражданин России в 2019 году, вероятно, не имеет морального права не испытывать такую реакцию. Возможно, когда-нибудь отдельные произведения сталинистского искусства и смогут восприниматься «отстраненно», вне травматической родовой памяти; так ныне «Триумф воли» и «Олимпия» Лени Рифеншталь, фильмы выдающиеся, служат обличению нацизма столь же успешно, как 80 лет назад служили его воспеванию, ибо являются образцовыми произведениями стиля, позволяя эстетически анализировать нацистский феномен и тем самым выявлять его структуру, культурные связи, антропологическую специфику и т.д. Но это же сколько надо преодолеть и от сколького отречься. Со сталинизмом этот труд, по всему судя, едва начат.

Однако ведь в том-то и дело, что в спектакле Константина Богомолова «Слава» ничего сталинистского нет. В пьесе Виктора Гусева, по которой он поставлен, — есть. А в спектакле — нет.

Стиль другой. Тихий стиль.

В искусстве не бывает манипуляций, обеспечивающих двусмысленность. Манипуляция, создающая двусмысленность, называется режиссурой. Вообще — художественным творчеством.

Память о сталинизме, эмоциональная реакция на его суть обязаны пробуждаться при каждом взгляде на любую из сталинских высоток, на ВДНХ, на изумительную скульптуру Мухиной, на кадры из «Волги-Волги» и «Александра Невского», при звуках марша из «Веселых ребят»… В стиле каждого из этих произведений — та громогласная бодрость, тот триумфальный штурм, та устремленность в светлое будущее, которые потребовали жертв в виде жизней миллионов и достоинства всех остальных. Словно в прозрении героя ланговского «Метрополиса», в торжественном фронтоне гостиницы «Ленинградская» можно увидеть разверстую пасть Молоха, пожравшего судьбы и нацию. И всякий раз, как актер на сцене становится величав, статен и концертен, как его взор, устремленный с авансцены куда-то вдаль, провидит наступление грядущего всеобщего благоденствия, а его речь гулко раскатывается под колосниками, у любого сколько-нибудь чуткого отечественного зрителя перед глазами встают штабеля, штабеля, штабеля лесосплава. Не имеют права не вставать. Даже если в спектакле вынесена какая-нибудь очень правильная этическая оценка.

Особенно — если вынесена.

Сталинизм, как и любая другая тоталитарная система, дал так мало сколько-нибудь полноценных произведений искусства именно потому, что настаивал на однозначности произведений, а искусство — см. пункт первый — этого не выносит. Он же вовсе не был чужд этике; просто этика у него была людоедской. Взятый как стиль — будь то в «Петре Первом» или в «Двух капитанах», — он демонстрировал, как ход истории, безжалостный и непреложный, словно рок античной трагедии, сам выносит приговор всем реакционным элементам, пытающимся затруднить всеобщее движение к наступлению коммунизма. Логика развертывания сюжета, налаженная автором, выносила однозначную этическую оценку всем его участникам.

Это именно то, чего недостало Дине Годер в спектакле Константина Богомолова.

Отсутствие в нем этической оценки сталинизма есть этическая оценка сталинизма.

И если эксперт «Золотой маски» поощряет наличие этической оценки, значит, премию начинает кренить в сторону Сталинской. А спектакль не для того поставлен по сталинистской пьесе «Слава», чтобы ему была суждена слава этого же рода. Это означало бы, что Богомолов пьесу Гусева не остранил, не взял лишь как материал для выработки иного стиля, позволяющего взглянуть на пьесу безоценочно, то есть противоположным ей способом, — а это ведь не так. О том, что именно благодаря этому взгляду оказалось в пьесе «увидено», уже было написано на COLTA.RU: не меньше, чем современный аналитик увидит в «Триумфе воли». Что ж, значит, автор спектакля уже смог — и преодолеть, и отречься. И качнулся вправо, качнувшись влево.

Немудрено, что им так многие недовольны.

Ишь, торопыга.

ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ НА КАНАЛ COLTA.RU В ЯНДЕКС.ДЗЕН, ЧТОБЫ НИЧЕГО НЕ ПРОПУСТИТЬ

Понравился материал? Помоги сайту!