«Драматург — это рок-звезда»

Завтра в Москве стартует XXX фестиваль молодой драматургии «Любимовка», который продлится до 12 сентября. В этом году у него полностью сменилась арт-дирекция: Анна Банасюкевич, Михаил Дурненков и Евгений Казачков передали руководство новой команде, которую по традиции «Любимовки» сами же и собрали. Сейчас фестивалем управляют семь человек — драматурги Нина Беленицкая, Полина Бородина, Олжас Жанайдаров, Андрей Иванов, Мария Огнева, театровед Полина Пхор и режиссер Юрий Шехватов. Трое из них — Жанайдаров, Пхор и Шехватов — рассказали Антону Хитрову, куда движется «Любимовка» и что происходит с русскоязычной пьесой.

— Почему вас так много? Семь человек в арт-дирекции!

Олжас Жанайдаров: Это вопрос не к нам, а к Мише, Ане и Жене. Я так понимаю, они руководствовались тем, что «Любимовка» разрастается, функций и задач становится все больше. А потом, чтобы понять, справится человек или нет, его нужно сначала проверить. Троим фестиваль поручать рискованно, а вот семерым — в самый раз.

Полина Пхор: Мы, кстати, сами не знали, кого собирают. Нас собрали в бильярдной, посадили за один большой стол…

— А кто у вас главный? Или вы за горизонтальный театр?

Юрий Шехватов: Скажу за себя: я не верю ни во что горизонтальное, ни в какие горизонтальные театры. Я 15 лет что-либо организовываю, начиная от ночных игр Encounter и заканчивая чемпионатами по алтимат фрисби. Я на практике убедился, что это все — прекрасная утопия. Так что у нас есть люди, которые занимаются таск-менеджментом, следят за стратегией. Но, когда нужно принять решение, мы стараемся избежать вертикальных отношений. По спорным вопросам голосуют все. Такого ни разу не было, чтобы кто-то что-то решил и других не спросил.

Жанайдаров: За каждое направление работы отвечает один человек, он в этом направлении главный и может остальным что-то поручать.

Пхор: По факту это и есть горизонтальность. В бизнесе это называют «бирюзовой системой управления».

Шехватов: При этом у нас остается возможность обратиться за советом к Мише, Жене и Ане. Мы на связи.

— Что скажете о пьесах этого года?

Жанайдаров: Я доволен шорт-листом, он показывает все текущие тенденции. Есть мокьюментари (художественное произведение, которое мимикрирует под документальное. — А.Х.) и другие игры с формой. Есть пьесы на самые разные острые темы — о насилии, о судьбе женщины. Или вот пьеса Каси Чекатовской «Деликатно» о психоневрологическом интернате.

Пхор: Я в этом году была ридером Fringe и смотрела на тексты с иной оптикой. Программа Fringe — это пьесы, которые предлагают новую театральность. Мы искали для нее какие-то внетекстовые формы. Но оказалось, что литературные тексты сейчас тоже могут выглядеть очень авангардно. Большая часть Fringe в этом году — довольно большие литературные тексты. Какие-то обращаются к традициям обэриутов и драмы абсурда, какие-то — к стилю дневниковой литературы, как «Коммуналка на Петроградской» Романа Осминкина и Анастасии Вепревой: они вели дневник своей жизни в коммунальной квартире.

Шехватов: Разумеется, первый и единственный критерий, на который мы смотрим, — художественная ценность текста, нам неважно, откуда автор. Но так получилось, что и в списке пьес, отмеченных отборщиками (но не вошедших в шорт-лист. — А.Х.), и в основной программе много пьес из Казахстана и Азербайджана. В Казахстане уже который год идет работа по развитию драматургии. Олжас, в первую очередь, там активно работает, проводит фестиваль «Драма.KZ». Театр «ARTиШОК», конечно, вносит огромный вклад. Приятно видеть, что все это приносит плоды, что драматургии становится больше — разной и интересной. У ребят из Казахстана и Азербайджана социальный и культурный бэкграунд не такой, как у россиян. Например, пьеса «Big Japan» Исмаила Имана из Баку — она очень любопытная, она написана с непривычной для нас оптикой.

Еще один момент: когда началась организационная работа, мы увидели, что где-то треть пьес написана в Санкт-Петербурге. Во Fringe — половина практически. В этом году прямо массовая интервенция Петербурга на «Любимовку». Огромная часть этих авторов — воспитанники Натальи Степановны Скороход: это любопытно и очень здорово. Наталья Степановна приедет на фестиваль и будет с нами.

Троим фестиваль поручать рискованно, а вот семерым — в самый раз.

— У учеников Скороход есть что-нибудь общее? Что это за школа?

Жанайдаров: Если мы говорим об уральской школе [драматургии], это, как правило, пьесы о тяжелой жизни в коммуналках, о страдающих женщинах. А в питерских пьесах есть какая-то легкость, странность, они по форме всегда очень интересные. Те же уральские пьесы в целом традиционные — а в школе Натальи Степановны очень приветствуются эксперименты с формой, игры со словами, с речью, с подачей.

Шехватов: Я бы здесь отметил пьесу Лидии Головановой «Дыры» — это одна из топовых пьес этого года. Она написана максимально любопытным языком, там чувствуется дыхание питерской школы. Глеб Колондо, Лидия Голованова, «deinosдина» Даниила Гурского — пьесы, отражающие то, о чем Олжас говорит.

— Было бы здорово, если бы каждый из вас рассказал об одной пьесе, которая его особенно впечатлила.

Пхор: «Витя в стране картонных человечков»: Глеб Колондо пытается достичь максимальной простоты, документальности, честности в театре — хотя, казалось бы, на сцене это невозможно — через постоянное самокомментирование. Там такое сказочное повествование: персонаж попадает в мир, где все говорят только прозой, а он хочет говорить стихами. Так вот, автор создает один слой текста, а потом начинает сам себя поправлять: вот здесь я был неправ, на самом деле все было так. Сначала пишет ручкой, потом сканирует и поверх ручки пишет фломастером. При этом на каждом этапе он сохраняет удивительную непосредственность.

Жанайдаров: Пьеса Елены Щетининой «Свинья в стене» — история о насилии над ребенком, оформленная в виде детской страшилки. Все рассказано деликатно, без подробностей, большую часть времени ты только догадываешься о том, что происходит, — но вот это как раз на самом деле и пугает. Мы видим все глазами маленькой девочки, детское сознание очень точно передано — когда читаешь, иногда кажется, что пишет ребенок. Ощущение, что идея витала в воздухе, но я, пожалуй, впервые вижу такое точное воплощение.

Шехватов: Я схитрю и расскажу про две пьесы — как режиссер читки и как арт-директор. Как режиссер я буду делать «Туарегов» Светланы Петрийчук. Это, безусловно, многослойная пьеса. У нее уже была одна читка в Санкт-Петербурге, она очень любопытно работает на практике. Первый слой — тема, от которой у многих бомбит: феминизм, свержение патриархата. Это то, что сразу бросается зрителям в глаза. Но там есть и второй план, и третий. Это пьеса о свободе и несвободе, о решимости, о внутреннем подвиге, внутренней надежде. Там три главные героини, три женщины: когда начались события в Беларуси, мы со Светой удивились, как это все начинает отзываться. Действие происходит в селе Отруб Владимирской области — эта деревня правда существует, хотя на первой читке зрители говорили: мол, автор не знает, о чем пишет. Текст достаточно классичен по форме, это хорошая трехактная пьеса, которую можно ставить на большой сцене хоть в Москве, хоть в регионах.

Вторая пьеса, которую я не могу не отметить, — «Республика» Сергея Давыдова, ей мы будем закрывать фестиваль. Я ее читал вслух и прямо рыдал. Это пьеса о гражданской войне в Таджикистане: тоже хороший пример, когда автор на своем опыте знает, о чем говорит.

— Сколько пьес из программы должно попасть на сцену, чтобы фестиваль считался успешным?

Шехватов: У нас в программе 38 пьес вместе с Fringe, так что, если реалистично, — 12 премьер в сезоне в разных театрах, и в регионах, и в Москве. На «Любимовку» сложно пробиться, из 800 пьес отбирается чуть меньше 40 — хочется, чтобы работа отборщиков была оправданной.

В прошлом году мы запустили проект «Любимовка.Продакшн», чтобы поддерживать независимые спектакли по нашим пьесам. Мы помогаем с рекламой, продажей билетов. Для меня одинаково ценны премьера в Центре им. Мейерхольда и спектакль Александра Кудряшова «Жизнь» по пьесе Васи Шарапова, которая состоит из одного слова. Важны все постановки, потому что они охватывают разную аудиторию.

— Что в «Любимовке-2020» будет особенного?

Шехватов: Мы с самого начала решили, что у нас нет такой задачи — делать принципиально другую «Любимовку», непохожую на ту, что была раньше. С другой стороны, кое-что мы поменяли. Например, увеличили внеконкурсную программу до шести пьес, чтобы наравне с [Иваном] Вырыпаевым и [Павлом] Пряжко туда могли попадать авторы, которые уже вышли за рамки шорт-листа, но еще не доросли до весовой категории условного Вырыпаева. Вообще из-за пандемии все новшества диктуются нам извне. Мы будем вести какую-никакую онлайн-трансляцию для тех, кому не хватит места в зале, — шахматную рассадку никто не отменял. Будем подключать авторов по Zoom — не все смогут приехать. Раньше мы выкладывали видеозаписи читок спустя долгое время после фестиваля, а сейчас будем это делать оперативно, по возможности день в день.

Пхор: В какой-то момент появилось ощущение, что простая видеотрансляция — это не так перформативно, не так весело. Так что мы решили параллельно вести канал в Telegram. Причем вести его будут разные люди. Пока план такой: канал периодически захватывает кто-то из друзей фестиваля — драматургов или организаторов — и любыми доступными способами рассказывает о происходящем на фестивале. Да, и еще мы переносим Fringe в Центр Вознесенского, так что география фестиваля тоже расширяется.

Шехватов: У нас запланирован спецпроект на тему карантина и коммуникаций — не хочется пройти мимо того, что с нами происходило последние полгода. У нас есть пьеса «Аллели» литовских авторов Ингриды Рагяльскене и Андрюса Даряла. Мы собираемся сделать Zoom-читку — то есть зрители-то будут сидеть в зале, а вот артисты будут говорить по Zoom.

Вдобавок ко всему в этом году мы с издательством «Вездец» надеемся выпустить сборник пьес «Любимовки» за последние семь лет. Там 14 текстов, которые мы кропотливо выбирали. Издательство пока определяется, какой тираж выпустить — тысячу или две. Постараемся, чтобы было две.

Эволюция «Любимовки» похожа на судьбу рок-н-ролльной команды, начинавшей в маленьком подвале.

— Как «Любимовка» будет развиваться дальше? Какая у вас стратегия?

Пхор: Мне безумно нравится тот факт, что «Любимовка» — один из самых масштабных фестивалей драматургии в России, организованных самими драматургами. Они посмотрели вокруг, захотели поменять индустрию, свое место в ней, объединились и запустили процесс, который продолжается по сей день. Здорово, что большая часть арт-дирекции — по-прежнему драматурги.

Что такое драматургическое мышление? Это умение мыслить нарративами. Драматург строит каналы общения между человеком и окружающим миром. Сейчас драматургия нужна почти для всего — чтобы создать дизайн, компьютерную игру, гаджет, научное исследование, курс. «Любимовка» занимается, в первую очередь, драматургией театральной — но мне было бы интересно разобраться, как драматургия может быть полезна для других направлений человеческой деятельности.

Шехватов: Я спрашивал себя, зачем я хочу заниматься «Любимовкой». Может, это не так очевидно со стороны, но это абсолютно волонтерский проект. Хотя при ответственном подходе он реально превращается в работу: ты круглый год живешь фестивалем. Для того чтобы этим заниматься, нужны мощные причины. Мне очень ценно то, что со мной происходило благодаря «Любимовке» и «Театру.doc». И мне хочется, чтобы это происходило с как можно большим количеством людей.

Мы стараемся, чтобы зрителям и будущим авторам было как можно проще узнать о фестивале. Скажем, наш сайт был классным семь лет назад, а сейчас устарел. Я исхожу из своих потребностей: если у проекта плохое присутствие в интернете, мне сложнее заставить себя изучить вопрос — особенно когда он для меня новый. Мы много внимания уделяем соцсетям, ищем язык общения с публикой. Если все это получится, адекватных времени пьес станет еще больше.

Жанайдаров: Эволюция «Любимовки» похожа на судьбу рок-н-ролльной команды, начинавшей в маленьком подвале. В первое время читки делали сами драматурги, никаких актеров еще не было. Потом у фестиваля стало больше влияния, это стало интересно не только людям театра, но и зрителям. Зрителям, которые, может, даже и в театры не ходят — но им интересна атмосфера «Любимовки», то, что здесь говорят о времени. Естественное развитие требует от нас соответствующих шагов. Новый сайт — это не наша прихоть, это острая необходимость. Мы организовали краудфандинг и надеемся собрать эти средства.

Мы хотим поменять имидж драматурга. Представление о драматурге, который где-то в тесной комнатушке пишет свои никому не нужные произведения, должно поменяться. Драматург может быть успешным человеком.

Шехватов: Драматург — это вообще-то рок-звезда.

Жанайдаров: Так вот, сайт будет это показывать. Мы заведем каждому автору свою страничку, как на «Кинопоиске», — со списком пьес и записями читок.

— Последний вопрос. Чего вам не хватает в русскоязычной драматургии прямо сейчас?

Жанайдаров: Скажу о своем драматургическом опыте. Одна из моих тем, становящаяся все более и более актуальной для России, — жизнь мигрантов, людей на чужбине, ищущих свою национальную идентичность. Мне, конечно, не хватает коллег, которые бы тоже рассматривали эту ситуацию.

Пхор: Хочется расширения дискурса, поскольку «Любимовка» — еще и пространство спора. Нам присылают прекрасные пьесы о социальных проблемах, но почти все они написаны примерно с одних и тех же позиций. Было бы здорово, если бы на «Любимовку» пришла талантливая пьеса, с которой я категорически не согласна. Я была бы рада, если бы появился какой-то автор-трикстер.

Шехватов: Я постоянно нахожусь в таком споре с пьесами Вырыпаева, он талантливо пишет о чудовищных вещах.

Пхор: Вырыпаев единственный, понимаете?

Шехватов: Нам нужен второй Вырыпаев.

Пхор: Нужно больше «Иранских конференций».

Шехватов: Мне не хватает пьес на табуированные темы — таких, как «28 дней» Ольги Шиляевой. Я наполовину украинец, наполовину русский — для меня очень остро стоит вопрос 2014 года. Но я с удивлением обнаружил, что русские драматурги с этой темой не работают. Есть только украинские и белорусские пьесы.

Жанайдаров: Кстати, межнациональные отношения тоже считаются опасной темой — даже для драматурга.

Шехватов: Еще я хотел бы видеть пьесы в духе сериала «Черное зеркало» — разговор о людях на языке современных технологий. Это могут быть тексты о будущем или о нашем дне. Я такое редко встречаю. Одним [Максимом] Курочкиным сыт не будешь.

Пхор: На самом деле, в этом году приходили такие пьесы. Скажем, Оля Потапова, прошедшая в шорт-лист с пьесой «Спички детям», прислала скринлайф-пьесу (по аналогии со скринлайф-кино, где мы видим только гаджеты героев. — А.Х.), которая крутилась вокруг идеи цифрового бессмертия. Вообще так бывает, когда текст не дотягивает до фестивальной программы, но хочется написать автору: огромный респект за такую тему, пожалуйста, продолжай ее развивать.

Понравился материал? Помоги сайту!