5 сентября 2014Театр
211

Ничего страшного

Берлинский Schaubühne открыл новый сезон премьерой «Запретной зоны» Кэти Митчелл

текст: Ольга Гердт
Detailed_picture© Stephen Cummiskey
Литература

Сначала кажется — это что-то ужасно феминистское. Среди авторов текстов, которые использовал драматург Дункан Макмиллан для композиции «The Forbidden Zone», — Вирджиния Вульф, Симона де Бовуар, Эмма Гольдман и Мэри Борден. Последняя, популярная писательница и сестра милосердия, открыла в Первую мировую госпиталь. У нее не было медицинского образования, но госпиталь ее стал одним из лучших — смертность в нем была довольно низкой. Писательница по этому поводу испытывала противоречивые чувства, отразившиеся в автобиографических заметках, давших название спектаклю Кэти Митчелл — «Запретная зона». Строфы Борден о мужских телах, которые для того только и латают, чтобы снова послать на фронт, звучат с экрана, куда транслируются три истории из жизни трех женщин. Одна из них — медсестра, вымышленный персонаж, чьим отдаленным прототипом является сама Борден.

© Stephen Cummiskey

Тексты Борден так прекрасны, что пугают: как вообще можно испытывать поэтическое вдохновение по поводу оторванных конечностей и кровоточащих дыр с человеческий кулак? Они противоестественны, как продукт психики, справляющейся с чем-то ужасным. В них застыли психическая травма и то, как Борден с нею — художественными средствами — справилась. Нечто похожее производит Кэти Митчелл в своем проекте с историями двух других выдающихся женщин — покончивших с собой жены и внучки создателя химического оружия и нобелевского лауреата Фрица Габера. Жена ученого, Клара, застрелилась на вилле Габеров в Берлине после известий о жертвах первой газовой атаки. Внучка, Клер, работавшая над противоядием химическому оружию после войны, отравилась в общественном туалете в Чикаго раствором цианида калия — после того как узнала, что финансирование лаборатории приостановлено: деньги требовались теперь уже на атомную бомбу. Эти трагические семейные хроники (был еще сын Габера, также покончивший с собой, так что в этой семье трое самоубийц в трех поколениях) Митчелл превращает в хладнокровную, как научное исследование, и стильную, как голливудское кино, сценическую инсталляцию.

Кино

Визуально это «Мост Ватерлоо» — ну или что-то в этом роде. Кино сороковых, когда камера смотрела персонажу в глаза и это «зеркало души» отражало и эмоции, и приступы прекрасных или ужасных «нахлынувших» воспоминаний. У Кэти Митчелл таких крупных планов на киноэкране, установленном над сценой, так много, что зритель быстро отвыкает смотреть вниз, где в четырех павильонах и снимается кино. На переднем плане — поезд метро, за ним — лаборатория в Чикаго, двор и комната виллы Габеров в Берлине, палата военного госпиталя. Актрисам и актерам приходится играть крупно и старомодно, чтобы камера была ими довольна. Курносый нос, огромные глаза и упрямо сжатый рот Дженни Кениг — Клер Габер делают ее похожей на маленьких голливудских золушек вроде Джуди Гарланд, романтичных и бескомпромиссных. Тревожная, с выверенными хрупкими движениями блондинка-аристократка Катлен Гавлич в роли коллеги Клер и бывшей медсестры как будто выпорхнула из фильмов Хичкока. Она так пугливо вытягивает шею, так распахивает глаза и теплеет лицом, вспоминая погибшего от газовой атаки возлюбленного, что, кажется, вот-вот лишится чувств. Рут Мари Крегер — Клара Габер смотрит в камеру так, словно вступает в молчаливую дуэль не только с мужем, но и со всем мировым злом, — в фильмах Фрица Ланга такие уводили мужчин толпами на баррикады. Феликс Ремер — Фриц Габер, наконец, играет гения, который вынужден защищать свое ужасное творение, но по лицу видно — тоже не прочь застрелиться.

© Gianmarco Bresadola

По сцене актеры бегают почти невидимками, занятые только тем, чтобы вовремя оказаться в нужном павильоне и не перепутать, в какую именно камеру смотреть. На экране — становятся огромными, масштабными личностями. Скрюченные актеры внизу изображают телом «качку» в поезде. А на экране в этот же момент они свободно перемещаются во времени — едва глянув на фотографию или прикоснувшись к медальону бабушки. На экране грубая реальность отредактирована, притяжение сцены преодолено, и даже пеной на губах умирающей от цианистого калия Клер залюбуешься: самое ужасное, что она может напомнить, — это зубная паста.

Театр

Было бы на сцене вполне кино, если бы Митчелл иллюзию создавала. Но она ее скорее разрушает — разоблачает, предъявляя зрителю средства, создающие «обман»: видеокамеры, с которыми бегают по сцене операторы, не обращая внимания на то, насколько эстетично они бегают, — работа такая. Снимать им иногда помогают не занятые в той или иной сцене актеры. В павильонах перед съемкой тщательно наводят порядок — ставят на край бассейна пепельницу с недокуренной сигаретой, например, или кладут, а потом быстро убирают матрац, на который падает выстрелившая в себя Клара Габер. Подготовка к таким эпизодам иногда длится дольше, чем сам эпизод, — не хватает только гримеров, чтобы в паузах поправлять макияж, но с этим актеры справляются сами. Клер мажет губы помадой в вагоне поезда, а ее бабушка-самоубийца, прежде чем упасть мертвой в бассейн, долго возится с пуговками на платье — надо застегнуться так, чтобы в воде на мертвом теле мокрое платье морщилось реалистично.

© Gianmarco Bresadola

Интерьеры и предметы постигает похожая участь. На унитаз уже после того, как с него стащили мертвое тело Клер, еще долго смотрит камера — фиксирует и увековечивает. Теперь это не просто унитаз в общественном туалете Чикаго — отныне это музейный, исторический и арт-объект. Такой же, как и комната госпиталя в воспоминаниях медсестры — вся в тумане, романтически размытая, с замедленно флиртующими влюбленными, она снята в духе немых лент эпохи Первой мировой, которую мы почти так себе и представляем. Любую попытку приближения к «запретной зоне» — войне, травмировавшей подсознание нескольких поколений и еще не факт, что закончившейся, — постановка Митчелл классифицирует как потенциальный фейк. Чем больше попыток — тем больше подделок вроде теней на экране или посредничающих между прошлым и будущим, реальностью и вымыслом изображений наподобие тех фотографий мертвых людей, что без конца мусолят в руках персонажи.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Разговор c оставшимсяВ разлуке
Разговор c оставшимся 

Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен

28 ноября 20244938
Столицы новой диаспоры: ТбилисиВ разлуке
Столицы новой диаспоры: Тбилиси 

Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым

22 ноября 20246492
Space is the place, space is the placeВ разлуке
Space is the place, space is the place 

Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах

14 октября 202413079
Разговор с невозвращенцем В разлуке
Разговор с невозвращенцем  

Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается

20 августа 202419563
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”»В разлуке
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”» 

Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым

6 июля 202423637
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границыВ разлуке
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границы 

Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова

7 июня 202428939
Письмо человеку ИксВ разлуке
Письмо человеку Икс 

Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»

21 мая 202429594