Против интерпретации

3 и 4 февраля петербургский «театр post» при поддержке Фонда Михаила Прохорова выпускает премьеру спектакля «Поле» Дмитрия Волкострелова по пьесе Павла Пряжко. О выдающемся белорусском драматурге и об одном из ключевых его текстов — Ольга Шакина.

Начну с признания, похожего на отпущение собственных авторских грехов: писать о Павле Пряжко довольно трудно — потому таких текстов практически и нет. Есть разборы спектаклей — то есть критические интерпретации режиссерских интерпретаций; самого же драматурга особо не поинтерпретируешь. Пьесы его вследствие загадочности и многослойности поддаются трактовке легко — но эта легкость и подозрительна: там, где трактовок бесконечное множество, смысл их стремится к нулю. Как писал в лучшем тексте об ускользающем феномене Пряжко критик Андрей Пронин, «нелепее пламенных обличений только славословия в его адрес». Если мы захотим найти там любимый всяким критиком символизм — мы его там найдем. Но не таится ли под стройным символическим раскладом малоинтерпретируемый абсурд, а под отдернутым за краешек абсурдом — что-то совсем уж неинтерпретируемое?

Регулярное онлайн- и офлайн-общение с драматургом тоже дает немного: человек Павел — одно, автор — разумеется, другое. Неплохо иллюстрировал это эпизод в постановке псевдосамокопательного авторского монолога о природе творчества «Хозяин кофейни»: как бы в попытке помочь публике сориентироваться в авторском мире Пряжко зрителям раздавали распечатки переписки драматурга с режиссером Дмитрием Волкостреловым — которые, разумеется, ничуть не проясняли смысл. Которого, разумеется, не было. Спектакль, как написала после в Фейсбуке профессор ГИТИСа Анна Степанова, «не посягая на внутреннюю свободу человека из публики, запускал в отдельно взятом каждом параллельный действию механизм самопознания и саморефлексии; для зрителей, не испытывающих инфантильной потребности в патернализме со стороны театра, это превеликое счастье». Целью был не смысл, но поиск смысла, движение ради движения.

Так убедительно иллюстрировалась известная критическая максима: не имеет никакого значения, как объясняет собственные действия сам автор. Павел Пряжко — единственный крепко связанный с русскоязычной логоцентричной традицией художник, который успешно ускользает от мира, как популяризировавший этот принцип философ Сковорода. Не драматург, но как-бы-драматург, на самом деле создающий синтетические, как им и положено, произведения актуального искусства на стыке всего на свете. В них есть место просто музыке (чуть ли не в каждом тексте есть ремарки из серии «звучит такая-то песня») и музыке слова (читать тексты Пряжко — совсем не то, что их слушать), да и визуального хоть ложкой ешь (автор вовсю использует видеоряд — как описывая картинки, так и попросту создавая из них пьесу, как в практически бессловесном фотоперформансе «Я свободен»). Но в приемах своих Пряжко практически не повторяется — потому что чуть ли не единственный из пишущих по-русски понимает: суть актуального искусства — в немедленном перечеркивании всего, что достиг, в немедленном побеге от только что завоеванной и отмеченной флажком высоты.

Пряжко — автор, который заставляет нас идти против элементарной психологии, изучать себя, как бы изучая нечто другое; убегая от интерпретаций, он отменяет эффект наблюдателя, уравнивает субъект и объект.

Так, петляя меж флажков, Пряжко бежит к абсолютной неинтерпретируемости. «Доктор, мы теряем его», — подытожил попытку анализа метода антипатерналиста Пряжко тот же критик Пронин, имея в виду и героя, и автора, и смысл. Провоцируя нас на изучение его текстов, зеркалящий реальность Пряжко (недаром на том этапе, когда он писал успешнейшие псевдореалистические пьесы вроде «Жизнь удалась», он считался самым жизнеподобным из новых драматургов) заставляет нас изучать себя. А этого — в отличие от изучения других — мы инстинктивно боимся. Пряжко — автор, который заставляет нас идти против элементарной психологии, изучать себя, как бы изучая нечто другое; убегая от интерпретаций, он отменяет эффект наблюдателя, уравнивает субъект и объект.

Текст «Поле» интересен как раз тем, что посвящен именно этому тотальному самоизучению, которое — с определенной обусловленной всем вышенаписанным натяжкой — можно назвать сутью творчества Павла Пряжко. Центром повествования о белорусских комбайнерах, сталкивающихся со вселенским абсолютом, служит вычитанная драматургом у воздухоплавателя Михаила Ефимова фраза: «Возможно, мы — это сознание Вселенной, которая пытается понять сама себя». Именно таков, в общем, авторский метод: Пряжко пытается стать нашим сознанием, с помощью которого мы попытаемся понять самих себя. Легким ключом к написанному можно считать то, что человек по имени Павел увлекается квантовой физикой: недаром минская беднота из легендарного социально-гуманистического текста «Три дня в аду» пытается понять, что такое нелокальные квантовые корреляции, оленеводы из филологического опыта «Чукчи» рассуждают о черных дырах и проч. Эти вопросы тем сильнее выделяются на бытовом, простецком повествовательном фоне, что задаются ими герои совершенно внезапно — как будто какой-то бес самопознания на секунду вселился в них да и вылетел обратно.

Сюжет «Поля» — тот, что на поверхности, — подчеркнуто мылен. Пряжко любит жанровое lowbrow — по его собственному признанию (которое, как мы уже договорились, ничего не определяет, но как минимум интересно), с его помощью можно избежать буржуазности, то есть перестать нравиться всем подряд. Названная строчкой из песни Надежды Кадышевой «Налетела грусть, боль незваная, вот она, любовь окаянная» слеплена в эстетике дневного сериала, «Печальный хоккеист» посвящен наивной мужской поэзии, этакому самодеятельному шансону. «Поле» поначалу прикидывается вышедшим из-под пера современного деревенщика опереточно-почвенническим мылом о жизни комбайнеров. Есть две пары — главная (задумчивая Марина и мужественный Игорь) и второплановая (лихая-шалая Алена и мрачный Сергей). Плюс насквозь положительный рекордист Пашка и отрицательный, морально распущенный Водитель грузовика. Все, как положено, работают — косят, возят, доят, убирают, вяжут снопы и возводят стога. В какой-то момент оказывается, что в колхозе намечается редкое, мало кому нужное перепроизводство — хлеба уродились, каких давно не бывало, коровы сумасшедше телятся, а куры несутся наперегонки. Тогда герои начинают работать еще интенсивнее. И еще немножко. И еще. Не вполне понимая, зачем.

В конце тучных нулевых Пряжко написал серию пьес, которые условно можно назвать псевдопроизводственными. Герои их упорно занимаются неким трудом, не вполне осознавая его смысл, с не вполне понятным результатом. Волонтеры в «Миссионерах» развозят деревенским пенсионерам импортные презервативы, студенты в «Урожае» никак не могут собрать яблоки в разваливающийся ящик, охотники в «Чукчах» никак не могут уйти на охоту. И усилия трудолюбивых вроде комбайнеров в «Поле» пропадают втуне — они не вполне понимают, чей хлеб собирают, кто в какой стороне работает да и вообще где они, стороны, — север, юг, запад, восток? «Абсурд!» — этим словом разбавляет матерную тираду пытающийся разобраться с собственным целеполаганием мужественный Игорь. Деструкции в псевдопроизводственной серии подвергается все человеческое, все, что держит у земли: в «Миссионерах» — потребность творить добро, связь с ближним, в «Чукчах» — связь с традицией, в «Поле» — связь с почвой. Вместо них, оборванных, устанавливается странная, зыбкая связь с космосом, с абсолютом. И это, кажется, и зовется самопознанием.

В «Поле» приведены все возможные модели отношений с миром в отсутствие смысла: «не думай, делай что должно» (Игорь, который все косит и косит — неважно что), экзистенциальная растерянность (Марина, которая бесцельно бродит по полю), мятеж в попытке понять и упорядочить хаос (рекордист Павел, который бежит искать мифических норвежских комбайнеров). «Поле» — воспримем его так — текст о мировосприятии, о поиске схем, с помощью которых можно сосуществовать с холодным абсолютом, о том, какой костер развести на краю Ничто, чтоб, немного согрев, превратить его в нечто. Руководствуясь же тем, что мы предположили об авторе Павле Пряжко, «Поле» — текст о поиске собственного места в мире, служащий инструментом по поиску собственного места в мире. Которое, очевидно, нужно искать — несмотря на то, что оно вряд ли существует, как и мифические норвежские комбайнеры на границе белорусских колхозных полей.

Премьерные показы спектакля «Поле» пройдут 3 и 4 февраля на «Эрарта-сцене».

Понравился материал? Помоги сайту!