Кристина Норман: «Понятно, что Дворцовая площадь — территория власти»

20 июля в рамках публичной программы «Манифесты 10» состоялось открытие скульптуры «Сувенир» эстонской художницы Кристины Норман и был представлен фильм «Железная арка», снятый ею при участии украинской художницы Алевтины Кахидзе. Скульптура «Сувенир» представляет собой модель искусственной городской елки в натуральную величину — одной из тех, что устанавливают в новогодние праздники на городских площадях в России и Украине. И фильм, и скульптура — части единого проекта, в котором символически накладываются друг на друга топографии главных площадей двух городов — Петербурга и Киева.

По рождению Кристина Норман — наполовину русская, наполовину эстонка. В 2009 году ее работа «После войны», центральной частью которой был прославившийся «Золотой солдат», выставлялась в эстонском павильоне на Венецианской биеннале.

Работа для «Манифесты» вызвала неожиданную реакцию в руководстве Эрмитажа. Михаил Пиотровский посчитал нужным прокомментировать «Сувенир», высказав попутно свое мнение о «хаосе» Майдана и о том, что «веселая площадь превратилась в бандитскую помойку». И поскольку заявление исходит от руководителя музея, который показывает эту работу, то его проблематично рассматривать как всего лишь одну из интерпретаций, как предлагает куратор публичной программы «Манифесты» Иоанна Варша (ее комментарий — в конце текста). Скорее это навязывание «правильной» интерпретации, поскольку, как выразился Пиотровский, «современное искусство имеет свойство менять свои смыслы, иногда — очень быстро», и, конечно же, свидетельство страха, охранная грамота от чиновников, нервно реагирующих на любые упоминания Майдана. Такая тактика, естественно, отличается от цензуры, но приятного в ней мало.

Кристина Норман дала интервью до публикации заявления и позже по просьбе COLTA.RU прокомментировала его. Также свое мнение о ситуации высказала Иоанна Варша.

— Как родилась идея вашего проекта для «Манифесты 10»?

— Меня пригласила Иоанна Варша принять участие в публичной программе «Манифесты». Она предложила мне сделать исследование на месте и создать на его основе проект. А все это время мы следили за развитием событий на Украине — и эта медиакартинка Киева, Майдана словно стояла перед глазами. Мы уже стали узнавать отдельные места, хотя на самом деле там и не были. Я никогда до этого в Киеве не была. Когда, приехав в Петербург, я пришла на главную площадь города — Дворцовую, у меня включилось сценарное мышление. Мы уже начинаем визуально узнавать места одних городов, находясь в других. Я вышла на Дворцовую площадь и вижу: ну, это точно как в Киеве. Само пространство площади организовано похожим образом. Самый главный объект обеих площадей — столб. Здесь это — Александрийский столп, на Майдане — стела, монумент Независимости. В Киеве есть арка Дружбы народов, здесь — арка Главного штаба.

Кристина Норман. Железная арка. 2014

— А я в фильме не поняла сразу: какая арка, при чем здесь дружба народов?

— Она была построена в 1982 году: вот, два братских народа. Потом, в Киеве рядом художественный музей (Национальный художественный музей Украины. — Ред.), а здесь — Эрмитаж. И я поняла: с этими аналогиями надо работать. Украина — это самая больная тема, и надо заниматься тем, что вот сейчас болит, говорить об этом. Конечно, эта задача очень сложная, потому что постоянно приходилось следить за развитием событий; мы же не знали, что реально будет война. Ты выбрал какой-то метод, символ, с которым решил работать, но его значение постоянно меняется, каждый день; новости все время добавляют какие-то значения. Что-то становится менее значимым, что-то, наоборот, более важным.

Давайте вникать, давайте выслушивать, давайте узнавать — иначе же невозможно, иначе все ненавидят всех.

— Это было в марте?

— Мы приехали в Петербург в конце февраля — начале марта. И тогда, конечно, было понятно, что Крым отходит к России и что этот конфликт — уже не просто украинский.

В апреле мы поехали в Киев. Я уже думала: мы делаем наложение топографии — потому что у меня в прежнем проекте был немного похожий принцип. Я решила, что свяжусь с Алевтиной Кахидзе. Я никогда с ней раньше не встречалась: у меня вообще с постсоветским пространством очень мало связей — почти никаких. Я приехала в Киев и говорю: вот, Алевтина, я — такая-то, расскажи, пожалуйста, как здесь все это было! Мы пошли с ней на Майдан, и я попросила: ты можешь мне рассказать о здешних объектах? Потому что мы слышим только про отдельные кусочки, отрывки в связи с происшествиями, которые там были: пожар, что-то еще. Топография была, но она была неполной. Я попросила Алевтину: проведи нас, пожалуйста, и расскажи про твою личную связь с этими объектами. И она мне рассказывала, как развивались события и как она об этом слышала, что она чувствовала. Мы все это снимали на камеру. Когда я приехала домой, я расшифровала весь текст. Там было несколько часов материала, я все слово в слово расшифровала и на базе этого сделала сценарий. В этом месте она должна рассказать про это — по принципу визуальных аналогий (в фильме Алевтина идет по Дворцовой площади и, показывая на разные объекты, произносит текст, рассказывающий о Майдане, причем зритель начинает это понимать не сразу. — Ред.). Я ей дала задание: Алевтина, тебе нужно рассказывать таким образом, чтобы была видна твоя субъективность, чтобы были живые детали.

Когда мы приехали в Питер, были белые ночи, 13—14 июня, и мы пошли снимать ночью. Сначала было очень сложно, потому что Алевтина не могла вжиться в роль. Мне пришлось ее очень сильно разозлить; я объясняла ей, зачем мы все это делаем. Это первая моя работа, когда у меня участвует человек в качестве актера. Мы сделали так, что она как будто бы проводит экскурсию по Дворцовой площади, но на самом деле по карте Киева, Майдана. Она рассказывает о том, что происходило там.

— А откуда в вашем проекте взялась ель?

— Когда мы были на Майдане, был конец апреля, и вдруг — стоит елка! До сих пор там стоит. Елку стали строить в конце ноября, стали украшать. В это время начали развиваться события. Протестующие сняли всю мишуру, ветки и построили из этого первую баррикаду. От елки остался голый металлический каркас. И потом на нее стали вешать флаги, всякие лозунги, и в этом все могли участвовать.

Было понятно, что Крым отходит к России и что этот конфликт — уже не просто украинский.

— То есть вы воспроизвели этот остов ели?

— Да. На Майдане его стали украшать, вешать плакаты; там очень долго висел большой плакат Тимошенко, например. И я подумала, что если мы эти карты накладываем друг на друга, то нужно и елку сюда поставить. Ну и, конечно, мне очень нравится сама идея этой елки: она такая демократичная — она показывает другой образ Майдана, отличный от того, что дает нам телевидение. Мы говорим о медиаимидже, мы говорим о том, как однобоко представляются события. Я считаю, что с этим можно бороться, только привнося субъективность. Возьми Алевтину, возьми любого, кто там был, съезди сам на место, посмотри, что там происходит, почувствуй. У всех складывается впечатление, что мы и так знаем, что там, и мы не хотим ничего знать, потому что и так все знаем. Наша работа именно об этом: давайте вникать, давайте выслушивать, давайте узнавать — иначе же невозможно, иначе все ненавидят всех.

— Ваша елка предполагает какую-то интерактивность; вам бы хотелось, чтобы здесь люди тоже ее как-то украшали, что-то свое на нее вешали?

— Мне бы хотелось, конечно. Но мое дело — поставить. Есть еще одна коннотация, которая тоже важна. Мы видели протесты, проходившие в России в декабре 2011 года; по всей России люди собирались на главных площадях городов под елками (как это было, например, в Вологде) и протестовали против результатов выборов, против их фальсификации. Люди вышли на площади в России — под елки; ситуация похожая. Вышли, потому что были чем-то недовольны. И тогда елки были. И их, конечно же, украшали. Это был интересный знак: а давайте-ка, люди, расходитесь по домам, садитесь к телевизору и смотрите, что вам будут показывать.

* * *

Комментарии по поводу специального заявления М.Б. Пиотровского

Кристина Норман

Понятно, что Дворцовая площадь — территория власти, территория борьбы за власть. За свою историю эта площадь видела не одну революцию, не одну попытку изменить порядок вещей в государстве. Оказавшись на этой территории, моя елка, как видно из самого факта заявления Пиотровского, активизировала это пространство как площадку символической борьбы за власть. Чье высказывание сильнее, какая интерпретация елки победит? Но видно, что не реагировать нельзя, потому что — как высказался сам Пиотровский — Дворцовая площадь уязвима.

Иоанна Варша, куратор публичной программы «Манифесты»

Заявление господина Пиотровского по поводу работы Кристины Норман называется «Люди, будьте бдительны!» (название имеется только в английской версии текста. — Ред.). Конечно же, я рада, что эта работа произвела настолько сильное впечатление на Пиотровского, что он почувствовал непреодолимое желание как-то отреагировать и прокомментировать ее. Не каждый день директор Эрмитажа высказывается о работе из публичной программы «Манифесты». Он видит в этом произведении предупреждение — и, конечно, как любой другой человек, он имеет право интерпретировать его как угодно. Для меня и Кристины Норман эта работа также является предупреждением — предупреждением любому правительству, которое не позволяет своим гражданам быть несогласными, ставить под сомнение действия властей. Это произведение против войны и агрессии. Господин Пиотровский заверил нас, что никакой цензуры в Эрмитаже не будет, а потому мы продолжим показывать в рамках публичной программы работы, которые могут вызвать более обстоятельные дискуссии.

Понравился материал? Помоги сайту!