Катя Павлова: «Благо переживания мои стали более зрелыми»
Лидер «Обе две» — о новом альбоме «Мне это не подходит», песнях как способе психотерапии и инициации «Уралмашем»
10 декабря 20212013Как я ни искал в Екатеринбурге сувенирную продукцию с гостиницей «Исеть», так и не нашел (если не считать специально сделанных для Уральской биеннале дизайнерских украшений, но это другая история). Вряд ли это связано с тем, что это конструктивистское здание — часть Городка чекистов. Вроде бы бок о бок с двусмысленным осуждением репрессий идет мягкое, но уверенное протаскивание в официальный дискурс всего, что связано с советскими карательными органами, иногда даже можно встретить прямое их восхваление и попытку перевернуть историю с ног на голову (например, ситуация с АНО «Пермь-36»). Скорее дело в аллергии на советское — вернее, ту его часть, что не вписывается в круг интересов нынешней власти. Имперское, милитаристское, этатистское, смутно народное — пожалуйста, а вот авангардное, революционное — спасибо, не надо. Если обратить внимание на сюжеты уральских магнитов на холодильник, то единственными связанными с десятилетиями советской истории оказываются построенный в 1980 году цирк и металлургическая промышленность, главная ценность которой — танки, если судить по тому, как это преподносится. Массовые действа, зачаровывающие публику, и вооружение сейчас очень актуальны, действительно. В ходу церкви, прочие дореволюционные строения, современные офисные небоскребы — и никакого конструктивизма, которым славен Екатеринбург.
Тем загадочнее были и решение провести главный проект III Уральской биеннале в гостинице «Исеть», и слова разного калибра чиновников на пресс-конференции, предшествовавшей открытию, о том, как все это важно и нужно. У меня создалось впечатление, что в большей мере в таком местоположении были заинтересованы не местные власти, а организаторы выставки, хотя у последних, по моим наблюдениям, головной боли было явно больше с «Исетью», чем с площадкой прошлой биеннале (1, 2). Бывшая гостиница — многоэтажное здание с отдельными комнатами, за которыми не уследишь. Уже в первые дни биеннале там что-то украли, стали появляться несанкционированные граффити. Да и монтировать выставку там очевидно нелегко. С другой стороны, плюсом стало то, что дезорганизованность, вызванная сложной архитектурой здания, позволила состояться несанкционированным акциям художницы, которая посчитала себя тоже достойной попасть на биеннале.
Стержень биеннале — две выставки: первые три этажа «Исети» отданы Бильяне Чирич, куратору родом из Сербии, давно работающей в Шанхае; следующие три — живущему между Базелем и Пекином художнику Ли Чженьхуа. Два этих кураторских высказывания совершенно разнородные, что заметно — даже несмотря на то, что сделаны они в практически идентичных пространствах, далеких при этом от «белого куба», сильно диктующих кураторам и художникам, как и что делать, и влияющих на зрительское восприятие. У Чирич и Ли, насколько я понимаю, изначально были значительные расхождения в понимании кураторства и вообще искусства. Чирич — такой куратор-куратор: она видит перед собой задачу рассказать историю, цельный нарратив, чего и достигает всеми доступными средствами, местами довольно жестко по отношению к художникам (да и к команде ГЦСИ), хотя при этом она не авторитарна и прислушивается к тем, кого позвала участвовать в проекте, но, что называется, всегда гнет свою линию. В отличие от нее, у Ли больше свободы для художников, что иногда кажется вызванным недостаточным его к ним вниманием, но и такой подход довольно распространен: anything goes, ребята, давайте каждый что-то сделает, мы вместе — это главное (очень похоже на концепции выставок активистского искусства типа «МедиаУдара»). Ли не занимает позиции, он постоянно лавирует и задает пространные вопросы. Такие полярные подходы задали динамику нынешней Уральской биеннале, чего в прошлые ее выпуски не было. Первая биеннале была сделана коллективом единомышленников (Екатерина Деготь, Давид Рифф, Космин Костинас и художники, которых кураторы могли в буквальном смысле назвать товарищами и друзьями), вторая — одним куратором Ярославой Бубновой и близкими ей художниками. Теперь же был хоть и не конфликт, но все же заметное соревнование.
Чирич вначале говорила, что хочет «экспериментировать собственно с форматом биеннале», но на первый план у нее все же вышла не эта обычная для современных кураторов и художников задача, а рамочная тема всей биеннале — мобилизация. Честно говоря, не до конца понятно, что именно имели в виду организаторы, когда решили использовать это слово. С одной стороны, они говорили о том, что хотят «понять, в чем состоит специфика современных мобилизационных сценариев», в том числе внутри культурной индустрии, но с другой стороны, учитывая, что предыстория III Уральской биеннале совпала по времени с «гибридной войной» и прочими тревожными новостями, «мобилизация» звучала, мягко говоря, зловеще, тем более что исходила такая постановка вопроса от Государственного центра современного искусства. И это второе значение, наиболее актуальное, на выставке как-то не проговаривалось, хотя одна работа — видеоинсталляция швейцарской группы Baltensperger+Siepert о вымышленной террористической организации — была к тому близка, но все же не напрямую, если сравнить с прямотой сегодняшнего разговора о войне. Но тут, конечно, понятно: то, что возможно на «Киевской школе» или антивоенной выставке в Кельне, в российской госинституции вряд ли покажут.
Чирич решила вполне серьезно провести мобилизацию. На первом этаже у нее разместилась просторная комната с множеством стульев, рисунков и иных объектов — это конференц-зал, созданный сербским художником Синишей Иличем, который называет его «публичным местом», а «посетители приглашаются использовать его в любое время» — на их усмотрение, конечно. Далее, поднявшись на два следующих этажа, зрители получают все новые и новые заряды этой мобилизационной логики: картины Светланы Шуваевой с главным персонажем — бесчисленными безликими толпами; видео Полины Канис, в одном из которых она бодро руководит группой людей, занимающихся в парке зарядкой; фильм сербских художниц Марты Попиводы и Аны Вуянович про масштабное празднование Дня молодежи в Югославии в 1987 году, когда эта страна уже дышала на ладан, но пропаганда работала все так же; фильм и инсталляцию Марыси Левандовской из Польши о том, как модернистский призыв к «новому быту» работает в реальном мире (на примере австрийского архитектора Маргарете Шютте-Лихоцки); истории на тему самоорганизации бедных крестьян из Латинской Америки от бразильского художника Джонатаса де Андраде и многое другое. А скрепляется это все двумя проектами — панк-агитацией Алисы Йоффе, расписавшей стены в коридорах, и перформансом французского дуэта Les gens d'Uterpan: группа молчащих людей медленно перемещается по гостинице, выбирает жертв среди зрителей и начинает за ними пристально наблюдать. (Был еще и третий такой проект, но очень специфический, поэтому о нем позже.)
Этажи с четвертого по шестой, где куратором был Ли Чженьхуа, выглядели совсем иначе. Здесь номера бывшей гостиницы были как острова в архипелаге или как государства, каждое со своими законами; связь между ними имелась, но очень отдаленная. Для Ли, который больше размышлял о медийных стратегиях и о жизни художника как вызове (в личной беседе он сказал мне, что ему не нравятся стандартные карьерные истории — художники, по его мнению, должны быть дерзкими и ломать ход вещей), это было очень органично. Впрочем, особой дерзости тут не найти. В этом смысле все опять же очень сильно похоже на выставки «активистского искусства». Наверное, главной составляющей проекта Ли был его собственный, правда, специально не подписанный проект об Ай Вэйвэе: несколько экранов с многочисленными видео о художнике, который подвергся репрессиям со стороны властей. Такой оммаж Ай Вэйвэю — в экспликации сказано, что он «является полноценным участником проекта, несмотря на отсутствие работ художника». В большинстве работ в проекте Ли было именно такое символическое указание, то есть расплывчатое и эластичное. Например, норвежец Кнут Асдам рассказывает о миграции и новом глобальном мире с помощью множества тематически связанных картинок, а екатеринбуржец Слава ПТРК, вырезавший лица звезд отечественной эстрады из афиш по городу и обклеивший ими отведенный ему номер, сообщает нам нечто важное о насилии масс-медиа. Справедливости ради, ПТРК вызвал все же бурю негодования у владельца афиш, который грозил во время открытия руководству ГЦСИ многотысячным штрафом. Другой екатеринбургский художник Сергей Рожин, например, разыграл сюжет о черепашке-ниндзя, оказавшейся в столице Урала и борющейся тут с преступностью. Впрочем, в видео китайского художника Чэн Шаосюна «Тушь как медиа», в котором говорится о давней, но осовремененной традиции использовать эту художественную технику в протестных целях, можно увидеть довольно четкий и вовсе не символический посыл; в Китае, думаю, эта работа смотрится довольно живо.
Отсмотрев основной проект, я кое-что заметил. Мне уже приходилось писать о переезжающих с биеннале на биеннале художниках, об их «репертуаре», о том, как это выглядит со стороны и какие вопросы вызывает. Но эта же тема становится еще более интересной, если обратить внимание на российских участников российских же биеннале. Одновременно с открытием Уральской биеннале в Москве проходила ярмарка Cosmoscow, и тогда в соцсетях стали появляться фотографии, на которых были видны работы, похожие на то, что показывалось в Екатеринбурге. И когда я вернулся в Москву, это ощущение только усилилось: в галереях я увидел работы тех же художников. Я понимаю, что галереи не могут не использовать возможности, которые дает Московская биеннале (так уж вышло, что открылась она через полторы недели после Уральской) и ярмарка, — например, приток иностранных гостей, им нужно что-то показать. Логично, что выбираются в том числе и те, о ком можно сказать: а вот он или она сейчас участвует в биеннале (Уральской, Московской...). Но какова реакция самой этой целевой аудитории? Они приехали в РФ, видят одни и те же русские фамилии, иногда под очень близкими, если не практически идентичными, работами, сразу в нескольких местах. Вероятно, они думают, что это какое-то навязчивое продвижение нескольких художников, а потому начинают смотреть на них с определенной настороженностью. Сами художники не особо это осознают, просто реагируют согласием на предложение выставиться, поскольку предложений таких не так уж много на сегодняшний день.
Последние этажи «Исети» посвящены арт-резиденциям, ставшим уже традиционными в Екатеринбурге. Здесь был проект петербуржца Александра Морозова, отмечающего полеты птиц, за что однажды получил «Сырную премию», — делает он это давно, но теперь на уральских заводах. Другая художница из Петербурга Женя Мачнева создала шпалеры по мотивам своих наблюдений: она изучала процесс производства на Каслинском заводе архитектурно-художественного литья, где огромными тиражами штампуются интерьерные украшения, а художница попыталась сделать их уникальными, создав лишь одну шпалеру для выбранных ей скульптур. Испанец Хесус Паломино записывал тишину индустриальных ландшафтов, которую можно было послушать в «Исети».
На последнем этаже в одной из комнат разместился книжный магазин, помимо основного предназначения бывший штаб-квартирой группы австралийских художников 3ply — они в рамках проекта «Примечания» при поддержке Чирич разрабатывали альтернативный гид по биеннале, который тоже как бы покрывал сетью обсуждений и расследований все здание. Окружал их, вероятно, главный проект, не относящийся к основной части биеннале, — выставка исследовательской группы, которая занималась историей Городка чекистов (куратор — Илья Шипиловских). Через весь коридор последнего этажа гостиницы идет таймлайн с основными вехами, там же приводятся факты и цифры. Например, о репрессиях, которым в 1930-х подверглись жители этого комплекса — чекисты и их семьи. Тут же лиричные истории — как в случае архитектора Георгия Катугина, бывшего, скажем так, наивным художником по совместительству. На мой вопрос, будет ли эта драматическая история с конца 1920-х по настоящий день как-то зафиксирована в книге, Илья грустно улыбнулся, потому что явно все финансы уже ушли на биеннале; а ведь было бы хорошо, если бы об истории Городка чекистов узнали не только в Екатеринбурге — тем более сейчас.
Запрещенный рождественский хит и другие праздничные песни в специальном тесте и плейлисте COLTA.RU
11 марта 2022
14:52COLTA.RU заблокирована в России
3 марта 2022
17:48«Дождь» временно прекращает вещание
17:18Союз журналистов Карелии пожаловался на Роскомнадзор в Генпрокуратуру
16:32Сергей Абашин вышел из Ассоциации этнологов и антропологов России
15:36Генпрокуратура назвала экстремизмом участие в антивоенных митингах
Все новостиЛидер «Обе две» — о новом альбоме «Мне это не подходит», песнях как способе психотерапии и инициации «Уралмашем»
10 декабря 20212013Юлия Тихомирова размышляет о том, каким будет искусство для первого путинского поколения
10 декабря 2021236«Боже! Как я счастлив, что я не американец!»: аудиовизуальный арт-поп-проект от клипмейкеров-франкофилов
10 декабря 20211860Молодой архитектор Антон Федин представляет себе мир, который весь целиком состоит из одного бесконечного города
10 декабря 20211399Фархат Шарипов — о драме «18 килогерц», посвященной героиновой эпидемии в Казахстане 90-х
9 декабря 20213889Сокураторы одноименной выставки в центре творческих индустрий «Фабрика» Мария Линд и Андйеас Эйикссон рассказывают о ее концепции
9 декабря 2021221Леонид Федоров выпускает сольный альбом «Последний друг» и рассказывает о нем и о «осовковлении мира»
9 декабря 20211939Александр Кустарев о том, каким путем ближе всего подобраться к новой форме демократии — делиберативной, то есть совещательной, чтобы сменить уставшую от себя партийно-представительную
8 декабря 20211864