Арт Бумиллер: «Все посетители “Лабиринта” хранили тайну пять или шесть лет»

Сегодня в московском Центре документального кино открывается небольшой фестиваль фильмов о Берлине. Картина открытия — док «Oh Yeah, Berlin». Автор фильма Арт Бумиллер отвечает на вопросы Анны Меликовой.

— Насколько я знаю, «Oh Yeah, Berlin» — не первый ваш фильм о Берлине?

— Да, я до этого снял «Berlin-Parterre» (Parterrewohnung — квартира на первом этаже. — Ред.), его главные герои — люди, к которым ежедневно в окна заглядывают незнакомые прохожие. В Берлине очень много таких квартир. На улице, где я жил, была квартира, чьи окна были полностью заставлены цветами. Из-за них нельзя было заглянуть внутрь. А рядом — квартира, полностью выкрашенная в розовый цвет. Там продавали одежду, покупатели входили туда через окна. Тогда я решил снять об этом фильм и отправился также в дорогие районы, чтобы показать контраст. Там на первых этажах живут эстеты в таких квартирах с керамическими каминами и прочими изысками.

— Вы изучали исторический контекст перед тем, как делать док о берлинских клубах? Ведь Берлин был центром ночной жизни Европы еще во времена Веймарской республики.

— Честно говоря, нет. Идея снять фильм возникла спонтанно, из-за моей любви к ночной жизни. Я довольно много времени провел в клубах. В Берлин я впервые приехал в 2000 году — вообще-то я жил в Гамбурге — и был совершенно очарован городом. После падения стены прошло совсем немного времени, и в городе происходило много чего интересного. В любом подвале мог возникнуть клуб; напротив дома, где я жил, было заведение Eschschloraque, известное своим диким дизайном — там стоял сделанный из металлолома монстр. Я еще тогда подумал, что хочу снять об этом документальный фильм. А потом и вовсе переехал в Берлин. Потому что Гамбург — это скука, там все чопорные, застегнутые на все пуговицы, консервативные. А берлинцы меня очаровали своей непринужденностью и индивидуализмом. Этим очень быстро заражаешься.

— Берлин сильно изменился за те 17 лет, что вы там живете?

— Раньше Берлин был не насколько коммерциализирован. Стоимость аренды была очень низкой, поэтому в город переехало много молодежи. Это был город для бедных. Можно было найти дешевые помещения и подвалы для клубов и галерей. Было много сквотов.

— Самый известный пример — наверное, «Тахелес»?

— Да. Но вот «Тахелесу» не повезло, и когда рынок недвижимости стал расти, а городские власти занялись выселением сквотов, им пришлось съехать. Так произошло со многими. Сейчас какие-то особые клубы можно найти разве что на окраине. Там еще есть несколько ниш, но с каждым годом все меньше. В центре города все стало слишком дорогим — это могут себе позволить только конвенциональные клубы. И, к сожалению, стало не хватать креативности.

— То есть Берлин постепенно теряет «берлинский дух»?

— Да, процесс уже начался. Но при этом вокруг Берлина еще существует хайп, о нем все отзываются очень позитивно. Говорят: «Берлин — это круто». Но вот этот ажиотаж уже как-то сильно раздувается. Именно из-за того, что все так о нем говорят, Берлин теряет свою крутизну. Чем больше сейчас сюда приезжает туристов, тем менее интересным он становится. Понятно, туристы — это здорово и необходимо. Но из-за них растут цены. Жизнь становится дороже, и это сдерживает творческую энергию. И все-таки основная черта берлинского менталитета остается неизменной.

— Вы имеете в виду открытость всему и всем?

— Да, берлинцы очень easy going. Так было всегда. Берлинцы всегда наслаждались жизнью, у них всегда было классное чувство юмора. И это не изменится.

— В начале вашего фильма коротко упоминается о нелегальности всего происходящего в кадре. Но потом вы больше не возвращаетесь к этому вопросу, в отличие, например, от фильма «Бар 25 — дни вне времени», где кроме всего прочего речь идет о противостоянии клабберов и полиции.

— Да, потому что, когда я снимал фильм, я не мог развивать эту тему. Клуб «Лабиринт»…

— Он ведь сейчас закрыт?

— Сейчас — да, но тогда мы не знали, что его собираются закрыть. И клубу могло навредить, если бы я акцентировал внимание на его нелегальности. Я пообещал художникам и владельцам клуба этого не делать.

— Сейчас все стало серьезнее с проверками?

— Намного. Сейчас уже вряд ли существуют нелегальные клубы. Поначалу полиция просто не доходила до клубов. Клубов было слишком много, а полицейских — слишком мало. Город был совершенно не упорядочен.

— О каком времени вы говорите?

— Сразу после падения стены, то есть где-то в 1990-м и до 2006—2007 годов. Тогда было много подпольных клубов: например, знаменитейший Berghain был изначально тоже нелегальным. Его выселили из здания под предлогом постройки «Арены». И тогда они решили сами купить здание, чтобы их не смогли выгнать. Нашли огромный фабричный зал и организовали полностью легализованный клуб. И так теперь стараются поступать многие, кто начинал в андеграунде. Лучший способ продолжить существование — это выкупить помещение.

— Вы прежде знали художников, которые появляются в вашем фильме, или вы познакомились с ними уже во время съемок?

— Я знал всего двоих, и они уже связали меня с остальными. Например, в фильме есть две группы, которые занимаются скотч-артом: Tape Over и Die Klebebande. Мне достаточно было одного примера, но мои знакомые сказали, что я обязательно должен показать и других, ведь они такие крутые. И, кстати, за это время они стали очень известными в Берлине. К ним обращаются большие концерны: BMW, Mercedes, Audi. Благодаря этим знакомствам у меня была возможность снимать в клубах, хотя вообще-то это запрещено. Я был единственным человеком, кто снимал в «Лабиринте». Телевизионщики из Arte тоже хотели туда попасть с камерами, но их не пустили.

— А как был устроен «Лабиринт»? Он ведь находился внутри другого клуба?

— Да, внутри Salon — zur Wilden Renate, который существует до сих пор. Им принадлежит здание. Они отдали «Лабиринту» трехкомнатную квартиру и подвал, и за полгода там был построен лабиринт. Но там, конечно же, были нарушены нормы пожарной безопасности. Они даже не пытались легализовать его, потому что сама идея лабиринта не предполагала наличия запасных, аварийных выходов. Изначально это был скорее арт-проект, не предназначенный для большого скопления людей. Но затем туда стало ходить все больше и больше посетителей — и все должны были держать это в тайне, потому что иначе власти сразу бы закрыли этот клуб. И так они проработали пять или шесть лет.

— В Берлине существует организация Club Comission, комьюнити владельцев клубов. Они утверждают, что клубная культура не обязательно должна быть связана с потреблением алкоголя и наркотиков. И в вашем фильме одна из героинь, Белла Берлин, говорит, что стала «чистой» и больше ничего не употребляет. Если честно, в обоих случаях это звучит не очень убедительно.

— Я тоже так думаю! Невозможно разделить клубную культуру и вещества, легальные и нелегальные. Раньше я, естественно, тоже принимал наркотики, но с тех пор, как я переехал в Берлин, я употребляю только алкоголь. Наркотики меня перестали интересовать, потому что город сам по себе достаточно увлекательный. Что касается Беллы Берлин... я встретил ее недавно, и она снова подчеркнула, что все еще не курит и не принимает наркотиков. Но я слышал, что раньше она действительно была известна как активный наркопотребитель. Поэтому хорошо, что она нашла способ завязать. Теперь она, кстати, стала шаманкой — после поездки в Южную Америку.

Понравился материал? Помоги сайту!