«Это метафора происходящего в левом лагере»

На следующей неделе, 15 ноября, на фестивале «Новое британское кино» в Москве состоится премьера черной комедии Салли Поттер «Вечеринка» (в конце декабря фильм должен выйти в российский прокат). Людмила Погодина встретилась с участниками «Вечеринки» сразу после ее показа на Берлинале (там фильм получил приз Гильдии кинематографистов) и поговорила с ними о тогдашних, но еще не утративших актуальности новостях: о Трампе, Brexit — ну и об отличиях этого фильма от спектакля.

— Салли писала сценарий во время американских выборов, а прямо во время съемок фильма случился Brexit. Как вы восприняли эту новость и как часто вы обсуждали политику (учитывая сюжет фильма)?

Патришия Кларксон: Все мы тогда отправились спать с мыслью: «О, да мы никогда не выйдем из Евросоюза, ха-ха-ха». Ха-ха-ха (иронично). Что касается Салли Поттер — это политически активный человек, умный и хорошо проинформированный. Но, мне кажется, в основе этого фильма — глубокое изучение персонажей. Это фильм о семи жизнях, которые судьба свела вместе. А политическое прочтение — это уже выбор зрителя.

Кристин Скотт Томас: На самом деле это было ошеломляюще. Когда произошел Brexit, мы почувствовали себя сбитыми с толку: кто-то из нас подозревал, что все еще может обернуться хорошо, другие же — пессимисты вроде меня — были уверены, что случится что-то ужасное. И вот оно произошло! Это был настоящий шок: отправляться на работу, видеть вокруг себя аргентинца, который живет во Франции (я сама живу во Франции), французских звукооператоров, русского оператора-постановщика, американцев — и у всех в глазах один вопрос: как такое могло произойти, как мы могли такое допустить? Что за люди проголосовали за выход из Евросоюза? С другой стороны, мы видим радостных, возбужденных людей: «Наконец-то!!! Свобода от ужасов Европы!» Было так странно встретиться лицом к лицу с реальностью альтернативного взгляда на мир. И наши персонажи в фильме встречаются с альтернативными мнениями. Со зверем, живущим внутри. Со своим неподконтрольным инстинктивным гневом, ревностью и чувством отвращения и ненависти — все это отображено с помощью разных характеров.

— Как вы пережили опыт скоростных съемок — и самого рабочего процесса, и стремительного развития событий внутри фильма?

Кларксон: Громче, быстрее, смешнее!

Киллиан Мерфи (одобрительно мычит): Нам нужно было всегда быть наготове.

Кларксон: Да, действительно, наготове!

— У вас вообще было время на импровизацию?

Кларксон: С Киллианом это иногда случалось, потому что он находился в таком состоянии…

Мерфи: Довольно странном. Представьте себе — быть под кайфом две недели.

Кларксон: В кокаиновом тумане! (Смеются.)

Мерфи: Было немного экспромта, но в целом действия, сценарий и диалоги были готовы заранее.

— У вас было ощущение, что вы не снимаетесь в кино, а играете длинную пьесу?

Кларксон: Это больше напоминало реальность, чем театр.

Мерфи: Действительно, ничего театрального в этом не было. Театр — это совершенно другая динамика, другой род напряжения. По ощущениям это был гребаный фильм (смеется).

Скотт Томас: Первое время меня одолевала паника, страх, что мы выйдем на сцену неподготовленными. Я была в ужасе, пыталась вытащить всех из гримерок, чтобы репетировать, но все сопротивлялись. Я не могла понять, что с ними не так. Мне снились типично актерские кошмары — как я в полной растерянности оказываюсь перед зрителем. А потом мы сняли первую сцену, затем вторую… и все было в порядке. В первые дни снималась в основном я. И это было легко, поскольку мы снимали последовательно — я готовила ужин, потом появлялся один человек, потом еще один. Таким образом, сюжет постепенно развивался.

Тимоти Сполл: А мне очень легко было представить себя внутри театральной пьесы, потому что все снималось в одном месте и в реальном времени и время было ограничено. Но у Салли исключительно кинематографический подход и визуальный язык. Многие классические голливудские картины из 40-х были основаны на пьесах — в «Касабланке» всего три вида декораций. «Вечеринка» немного смахивает на фильм 40-х или на французское кино 50-х.

— Кто-нибудь из вас когда-нибудь думал о том, чтобы заняться политикой?

Скотт Томас: Упаси господи!

— Но кто-то из ваших родственников, кажется, был «черным жезлом»...

Сполл: «Черный жезл»! Представляю, как он кричит: «Черный же-е-е-езл!» — и стучит в двери парламента.

Скотт Томас: Это такой госслужащий. Его, кажется, избирают. Потому что королеве не дозволено появляться в палате лордов. Или нет, постойте, палате общин… я плохо в этом разбираюсь. Мой дядя, правда, занимал эту церемониальную должность.

Сполл: Кристин, я впечатлен!

— И, насколько мне известно, мать мисс Кларксон была политиком. Патришия, это каким-то образом повлияло на вашу жизнь?

Кларксон: Политическая карьера моей мамы началась, когда мы — в нашей семье пятеро детей — уже были более-менее взрослыми. Сейчас ей 81 год, и она завязала с политикой только в 2015-м. Конечно, это сказалось на моей жизни. Она работала в Новом Орлеане, но чаще всего местные органы — это самая трудная работа. Я помню, как моя мама была в городском совете во время урагана «Катрина» и страдала днями и ночами в попытках вернуть город к жизни. Я видела в политике хорошее, плохое и злое. Но именно из-за моей матери у меня все еще есть надежда. Я точно знаю, что среди политиков есть честные и хорошие люди, те, кто искренне любит свой город и свою страну.

— Ваша очередь, мистер Мерфи!

Мерфи: Я происхожу из династии педагогов. Мой дед был директором, мои дядя с тетей — учителя, так что я четко понимал, что не хочу быть учителем (улыбается). Но при этом я испытываю огромное уважение к учителям: мы все знаем, что, если нам попадется хотя бы один хороший учитель в жизни, он может изменить все. Будем надеяться, что у каждого в жизни был хотя бы один такой педагог.

— А как по-вашему, помогает ли интеллект добиться влияния? Мозги открывают путь к власти?

Скотт Томас: Иногда. В случае, про который я сейчас думаю, скорее всего, нет (имеется в виду победа Трампа на выборах. — Ред.). Но я не эксперт, я всего лишь актриса. Я только произношу слова, которые Салли Поттер написала для меня, у меня нет ответов на эти глубокие и ужасающие вопросы.

Сполл: По-моему, это хороший вопрос, потому что прямой. Но если вас интересует общая картина, а не специфика сюжета, можно сказать, что герои «Вечеринки» — это группа интеллектуалов, чей ум возвышает их в собственных глазах. Они используют интеллект, чтобы помогать большему количеству людей наилучшим способом. Эта группа представляет определенный тип интеллектуального движения. Но что происходит внутри этого интеллектуального мира? Он начинает стремительно разваливаться. И этот распад высвобождает животные инстинкты, провоцирует каннибализм. Так что если вам нужны громкие выводы, то можно сказать, что этот фильм — метафора того, что происходит в левом политическом лагере. Здесь толком не знают, что делать, как противостоять новому правому популизму — совершенно антиинтеллектуальному.

— То есть стоит случиться чему-то плохому, как наша дикая природа берет верх?

Скотт Томас: По-моему, именно это и происходит в фильме. И все участники этой истории шокированы собственным поведением. К тому же это характерная английская черта — отрицание в духе «я так не делаю!»

Сполл: Есть мнение, что в англичанах присутствует своего рода сдержанность. Но тут все зависит от происхождения. Возвращаясь к вопросу — кажется, так говорил Ницше: ресентимент, негодование внутри человека — это существо, которое жаждет возмездия, и оно всегда у поверхности. Вот почему нам нужно быть осторожными, когда начинаются волнения по всему миру. Наверх выносит фальшивых философов, лжепророков, которые начинают предлагать простые решения для сложных проблем. Такое уже бывало лет 100 назад. И за 100 лет до того. Я не интеллектуал, но мне интересно за этим наблюдать: я и не надеялся увидеть на своем веку такие перемены, не думал, что будет спрос на экстремальную политику. Наш фильм хоть и не стремится буквально обсуждать актуальные события, но напрямую связан с ними.

— Выходит, это трагедия в форме комедии?

Сполл: Это трагикомедия, да. Как и вся наша жизнь. Мои любимые фильмы, особенно если речь идет о комедиях, — те, где есть противоречия человеческой натуры. Лучшая комедия вызывает у зрителя смесь возмущения и неловкости.

Мерфи: Мой любимый тип комедии — черная комедия. Когда ты смеешься вместо того, чтобы думать: «Мне не следовало бы над этим смеяться». Это забавно. Но единственный способ этого добиться, по-моему, — правдивость и искренность. Нельзя сыграть шутку, нужно разыграть саму ситуацию.

— А что вам помогает справиться с животным внутри?

Сполл: Работа как раз и помогает. Ты не можешь быть слишком безрассудным, когда работаешь в коллективе. Но если бы каждый сказал правду, если бы каждый признался, о чем он думает, цивилизации пришел бы конец. По сути, это философский вопрос: о чем я думаю? Откуда ты знаешь, о чем ты думаешь? Вот люди часто рассказывают о том, что они сделали, как они все спланировали и как в связи с этим сложилась их карьера. Да ладно! Большинство из нас — заложники удачи. Мы не планируем вещи — мы говорим об этом в ретроспективе. То, что я только что сказал, уже в прошлом. И то, что я сказал про прошлое, уже в прошлом. Где же будущее? А вот же оно только что было, всё — ушло. Такой же сложный вопрос — что в нас животное, а что нет. Я не могу на него ответить.

— Приходилось ли вам сталкиваться с ролями, когда начинаешь думать, что лучше уже не углубляться в такие недра человеческой природы?

Скотт Томас: Много раз.

— И вы все равно к ним возвращаетесь?

Скотт Томас: Не к ним, но к другим ролям, которые имеют что-то общее с предыдущими. И каждый раз думаешь: «В этот раз все будет хорошо!» Когда я снималась в фильме Николаса Виндинга Рефна «Только Бог простит», это было нечто. Меня начинало мутить от собственной роли, из-за изнурительного количество негатива. Я очень обрадовалась, когда съемки закончились. Вот Тимоти сыграл огромное количество злодеев!

Сполл: Да, но я всегда думаю, что в моей работе существует надежный предохранитель: все приобретенные для роли знания помещаются в персонажа, который не является тобой. Он — хранилище, куда можно поместить собственных монстров. Если что-то такое пробуждается в тебе самом, ты просто проецируешь это на персонажа. Задача не в том, чтобы сыграть комплиментарную по отношению к твоим человеческим качествам роль. Это неправильно! Не в этом заключается актерское мастерство.

— Кристин, ваши героини помогли вам относиться лучше к вашей собственной жизни?

Скотт Томас: Мне кажется, что жизнь любого человека или отношения любых людей лучше того, что мы тут разыгрывали. Так что да.

— Попадали ли вы сами в подобные ситуации?

Кларксон: Когда вечеринки превращались в кошмар? Конечно, я вступала в политические споры с людьми.

Мерфи: Я несколько раз спрашивал Салли: почему мой герой просто не уйдет? А потом думал: нет, подобные истории затягивают. Знаете, когда кто-то ругается на вечеринке, свадьбе или во время рождественского ужина, все остаются! Они втягиваются в конфликт.

Кларксон: К тому же это перекликалось с реальностью. День за днем мы все оказывались в одной и той же комнате — актеры, съемочная команда и Салли.

— Согласитесь, что «Вечеринка» — это немного Бунюэль.

Сполл: О да, «Скромное обаяние буржуазии».

— Или «Ангел-истребитель».

Сполл: Ах да. Закрытое помещение, появление овец. Есть что-то абсурдное в любом званом ужине или вечеринке — ты идешь туда получать удовольствие, но его получение строго регламентировано неписаными правилами.

Понравился материал? Помоги сайту!