10 апреля 2018Кино
294

«Чиаурели очень любил прикасаться к женщинам»

Режиссер Марта Месарош — о нравах во ВГИКе 50-х и о порядках в польском и венгерском кино 70-х

текст: Елизавета Михальченко
Detailed_picture© Lillás Reggeli

Марта Месарош, одна из великих женщин в истории послевоенного кино, подруга Ларисы Шепитько и Владимира Высоцкого, бывшая жена Миклоша Янчо, в свои 86 продолжающая активно снимать, приезжала в Москву на недавно закончившийся фестиваль венгерского кино CIFRA; там показывали ее новый фильм «Aurora Borealis». Но в интервью Елизавете Михальченко Месарош рассказала о прошлом — о встречах и работе с другими великими: Чиаурели, Бондарчуком, Вайдой и, конечно, Янчо.

— Вы же выросли в СССР, верно?

— Мой отец был скульптором, он хотел открыть академию художеств в Киргизии — они переехали туда с матерью. Отца расстреляли в 1937 году. Я была маленькая и ничего не знала об этом. Мне повезло, что после войны приехали венгры и забрали нас.

— Как вы потом оказались во ВГИКе?

— В 1949 году из Венгрии отправляли студентов учиться в Советский Союз. У нас тогда боялись тех, кто знал русский язык, а я знала, и меня тоже определили в группу. Нас распределяли по профессиям — мне на листочке написали, что поеду учиться на экономиста. С нами был один молодой человек из крестьянской семьи, которому написали при распределении «режиссер», — он не знал, что это такое, и испугался. Я предложила ему поменяться, потому что я всегда говорила, что хочу быть режиссером, хотя кино почти не видела. Во ВГИК меня взяли попробовать поучиться на полгода, но я там осталась, начала учиться у Чиаурели. Он был таким низким грузином, у него были огромные руки скульптора, он очень любил прикасаться к женщинам. На уроках всегда рассказывал о себе; вел себя как клоун. Он приглашал актрис на наши занятия, а актрисы во ВГИКе были очень красивые — Алла Ларионова, Людмила Гурченко. Он сажал их в первый ряд и, рассказывая, иногда обнимал их своими большими руками. Чиаурели страшно любил Сталина. Когда Сталин умер, он даже похудел за два дня. Тогда он пришел к нам и объявил, что уходит из института и возвращается в Грузию.

— Он был таким искренним сталинистом?

— Для него это была не политическая позиция — это была любовь. Многие люди были влюблены в Сталина. Я помню, как Чиаурели показал нам «Падение Берлина», — мне показалось, что прекрасный фильм, помню, как очень стеснялась ему об этом сказать, но не удержалась. Хотя в финале Сталин оказывается в Берлине, в котором никогда не был.

В общем, доучивали нас другие режиссеры — Довженко, Пырьев, Александров, диплом мне подписывали Герасимов и Кармен. Они не были хорошими педагогами, но они были гениальными людьми. Герасимов мне нравился больше всех. Пырьев так быстро и плохо говорил, что его никто не понимал. Однажды он объявил, что уходит, потому что мы его все равно не понимаем. Из-за того, что не хватало пленки, мы почти не снимали. У нас был один фотоаппарат, и мы делали фотографии. К нам фотографироваться приходил Бондарчук, он был тогда еще очень беден. У меня даже осталась большая фотография, сделанная мной, — он сидит в окопе и стреляет. Мы очень дружили с ним тогда. На курсе было тридцать мальчиков и единственная девочка — я. Через год у нас появилась вторая девочка — Искра Бабич. Она была очень талантлива, но ее трагедией была ужасная влюбленность в очень красивого актера — Афанасия Кочеткова; он всегда играл героев, офицеров. Искра не была с ним знакома, но ходила каждый день в кино на фильмы с ним. Она вышла за него замуж, но их жизнь не была счастливой.

— Как вам работалось в Польше конца 70-х?

— Это были очень хорошие времена для польских театра и кино: работали великие режиссеры — Анджей Вайда и Анджей Жулавский. Очень много ставили Чехова и Достоевского, у них в спектаклях как раз играл Ян Новицкий. Он был потом моим мужем 20 лет. Тогда я придумала фильм «В пути» — героиня едет в Польшу в поиске своих корней. В Польше она встречает Новицкого, он актер, играет Ставрогина (он, конечно, и в жизни ужасный Ставрогин был). В фильме снята постановка Анджея Вайды, как они играли Достоевского в Кракове. Даже не надо было ничего придумывать — я ставила камеру и снимала. Так мы ехали к морю. Там не было никакого искусства, никакой фантазии, это была такая острая правда, которую нужно было просто снимать.

— Когда вы снимали в 80-х «Дневник для моих детей», где речь идет как раз о событиях в СССР 1930-х и трагедии ваших родителей, вы еще испытывали давление цензуры?

— Да, в Венгрии тогда было очень трудно делать фильм о репрессиях, потому что это все-таки была социалистическая страна. Когда я показала сценарий, его сразу запретили. Миклош Янчо помог добиться разрешения на съемку. Потом фильм сразу закрыли, сказали, что он уничтожен и негатива нет. Янчо, кстати, всегда шутил, что он — режиссер короткометражных фильмов, потому что все его фильмы в СССР резали наполовину — из-за цензуры. Мне повезло, что в руководство Будапештской киностудии тогда пришел человек, который очень хотел сделать карьеру и решил показать мой фильм отборщикам из Канн. Я получила Гран-при и стала первой женщиной, получившей эту награду, — фильм стал жить в мире, и мне дали делать второй. Первый фильм меня не пустили снимать в Киргизию. В Киргизии мы снимали третью часть трилогии («Дневник для моих детей», «Дневник для моих любимых», «Дневник для моих родителей». — Ред.); оператором был мой старший сын, играли мои внуки. Я вовлекла в эту очень больную историю моей жизни своих детей и внуков.

— Приходилось ли вам испытывать трудности как женщине-режиссеру?

— Нет, трудностей не было, но было время, когда нас было две женщины, которые получали призы на кинофестивалях, — Ванда Якубовская и я. Мне не было тяжело, но я жалею, что не родилась мужчиной. Кстати, свой следующий фильм я хочу снять как раз о Ванде Якубовской и Лени Рифеншталь. Лени была влюблена в Гитлера и сняла о нем «Триумф воли», а Ванда сняла свой великий фильм «Последний этап» об Освенциме. Обе жили по сто лет — Ванда была как мумия, у нее были седые волосы, а лицо Лени было как маска, — и я хочу сделать картину о том, как они встретились.

— Вы следите за тем, что происходит в российском кино?

— Я смотрю фильмы на русском, но сейчас я от этого немножко устала. Новых русских фильмов я вижу мало, у нас их не показывают в кинотеатрах. Я очень любила Тарковского, я его знала, это был очень страдающий человек. Люблю Павла Чухрая, первые фильмы Глеба Панфилова, Герасимова, Ромма, Бондарчука. Его «Война и мир», может быть, и не очень хороший фильм, но Толстого он затронул там. Когда-то Никита Михалков был хорошим режиссером, это сейчас он — просто хорошо одетый мужчина. Андрон мне ближе. Сейчас для меня лучший российский режиссер — Звягинцев. «Нелюбовь» у нас показывали неделю, она прошла очень слабо.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Разговор c оставшимсяВ разлуке
Разговор c оставшимся 

Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен

28 ноября 20245147
Столицы новой диаспоры: ТбилисиВ разлуке
Столицы новой диаспоры: Тбилиси 

Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым

22 ноября 20246694
Space is the place, space is the placeВ разлуке
Space is the place, space is the place 

Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах

14 октября 202413250
Разговор с невозвращенцем В разлуке
Разговор с невозвращенцем  

Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается

20 августа 202419712
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”»В разлуке
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”» 

Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым

6 июля 202423784
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границыВ разлуке
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границы 

Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова

7 июня 202429079
Письмо человеку ИксВ разлуке
Письмо человеку Икс 

Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»

21 мая 202429730