— Вы сняли всего четыре фильма, которые, как принято считать, образуют тетралогию. Оглядываясь назад, вы выделяете в ней самый важный фильм?
— Сложно сказать. Мне всегда больше нравятся мои последние работы. А «Девиц в беде» мне пришлось еще и защищать от критики, потому что он очень личный, я много всего от себя вложил в картину. Каждый мой фильм отражает какой-то период моей собственной жизни, но «Девицы» — это еще во многом такой фантазийный фильм, не реалистичный, однако внутри этой фантастики очень много вещей, которые я принимаю близко к сердцу. И в двух фильмах, над которыми я сейчас работаю, тоже есть такой фантазийный пласт стилизации, важный для меня. А сценарии, создаваемые мной для телевидения, больше похожи на кино в старом, классическом понимании.
— Любите пересматривать свои фильмы?
— Обожаю. Но итог от просмотра может быть непредсказуем, во всем диапазоне между раем и адом. Если я в хорошем настроении, я могу получить большое удовольствие, если в дурном или в компании, где кому-то не нравится фильм, — могу быть очень критичным к себе и застыдиться.
— Ваши фильмы принципиально несовременны, старомодны, в них всегда возникает чувство ностальгии, а герои — зачастую аутсайдеры, даже если они и закончили Гарвард. Можно сказать, что и вы себя чувствуете такой белой вороной в современном кинематографе?
— Как любитель всего старомодного, я всегда пытаюсь найти ситуации, где старомодность становится актуальной. Есть целая традиция в кино, где аутсайдеры — двигатели сюжета, потому что на самом деле любой человек в чем-то аутсайдер. Когда в фильмах есть аутсайдеры, это привлекает публику. Если в коммерческих фильмах аутсайдеры, как правило, критикуют какую-то социальную группу, то в нашем кино это двусторонний процесс, определенные сообщества тоже могут наехать на аутсайдеров.
В последние пару лет я, кстати, стал чувствовать себя более-менее комфортно в мире кино, потому что теперь наконец появились кинематографисты, снимающие небольшие комедии. Раньше независимые режиссеры снимали много серьезного арт-кино про жестокость и насилие, а сейчас все повернулись в сторону иронии, забавных стилизаций.
— Ваше возвращение в кино после долгого перерыва связано с популярностью фильмов ваших фактических учеников — Ноя Баумбаха, Уэса Андерсона?
— Да, я даже завидую их успехам. И я был очень рад задействовать актрису, открытую Ноем, Грету Гервиг — после того как у него снялся мой актер Крис Айгеман, с которым я в свое время начинал, я снимал его в первых трех фильмах, а потом он сыграл у Ноя в «Мистере Ревность».
— Твидовый пиджак, денди, светский круг, Лига плюща, яппи, консерватизм, фильмы с Фредом Астером, мюзиклы Миннелли, Любич, Ивлин Во, Фицджеральд, Сэлинджер — за вашими фильмами закрепились такие тэги, и вы сами представляетесь такой герметичной и аккуратной фигурой, что мне даже кажется: если при вас произнести имя Жоржа Батая или Питера Гринуэя, то у вас как минимум разойдется по швам пиджак.
— (Смеется.) Вы слишком интеллектуальный критик. Про Жоржа Батая мы очень много спорили с моей бывшей женой, но я, как Том Таунсенд, самого Батая не читал, однако знаком с критикой и основными идеями. А Питера Гринуэя я действительно терпеть не могу.
— Героиня «Последних дней диско» говорила, что не выносит критики. Можно сказать, что она транслировала вашу позицию?
— Я не помню этого момента! Я бы никогда не стал критиковать критиков.
— Вы часто обращаетесь к колледжу и студенческому образу жизни. Не является ли это своего рода метафорой невозвратимости молодости как некоего беззаботного «золотого» времени? Что для вас молодость?
— Это впечатление — в какой-то степени результат совпадения. Я снял «Золотую молодежь», потому что мне действительно просто понравилась эта история. Но в «Девицах в беде» студенты стали моими персонажами случайно: я собирался снимать фильм про Уолл-стрит, а мне сказали, что кто-то уже снимает фильм про Уолл-стрит и мне нужно поменять тему. На это дали всего шесть недель — чтобы полностью переписать сценарий. Я вспомнил историю про компанию из шести девушек из моего колледжа, которые пользовались французскими духами, — они перевернули с ног на голову всю социальную жизнь в колледже. Студии не было особого дела до второго варианта сценария, они хотели соблюсти дедлайн и получить оплату. Так что все, что было в моей истории, — это четыре девушки с цветочными именами, которые до одури любили духи. За 10 лет с «Последних дней диско» у меня было несколько амбициозных телепроектов, которые не получились (среди них политическая сатира «Зеленые человечки» Кристофера Бакли и фильм о ямайской церковной музыке), поэтому на этот раз я должен был запуститься хоть с чем-то. В компании я обратился к одной даме, которой нравятся мои фильмы, и сказал, что есть такая идея. Она сказала — отлично, пишите сценарий.
А вообще для независимого режиссера есть несколько плюсов в том, чтобы снимать кино о молодежи, — есть очень много действительно хороших молодых актеров, которые еще не вовлечены во все эти структуры с агентами и менеджерами, они не требуют заоблачных гонораров. Им нужен шанс, и ты даешь им шанс.
— Вы следите за карьерами ваших актеров? В российский прокат, например, вышел фильм «Милая Фрэнсис» с Гретой Гервиг — вы, наверное, видели постер в холле кинотеатра.
— Мне очень нравится работать с одними и теми же актерами на разных картинах, и я с интересом слежу за тем, как развивается их карьера. Вуди Аллен взял в свой фильм Миру Сорвино после того, как увидел мою «Барселону». Он попросил у меня копию «Барселоны» еще до премьеры — хотел посмотреть на эту актрису, после этого она сыграла главную роль в «Великой Афродите». Потом он снял Хлое Севиньи в фильме «Мелинда и Мелинда». Я знал, что Грета Гервиг тоже хотела бы поработать с Вуди Алленом. Поэтому, когда мы уже сняли «Девиц в беде» и фильм был на стадии монтажа, вместе с Гретой мы сделали нарезку сцен с ее участием, и мой ассистент отнес DVD в офис Вуди. Он его посмотрел, и так Грета получила роль в «Римских приключениях».
Тут продавались лимонная и перцовка, которых у нас не было.
Со вступительными титрами из-за этого у нас вышла дурацкая история. Бойфренд Греты делал для нас дизайн титров, но он поехал в Рим, чтобы быть вместе с ней на съемках фильма Вуди Аллена. Поэтому работали мы с ним дистанционно, он присылал нам готовые варианты по интернету — это все было довольно дико, когда у тебя 6 часов разницы во времени и нужно выкачивать куски титров с файлообменников. Но иногда эти неформальные отношения в киномире на самом деле помогают. Я долго не мог найти хорошего дизайнера, а Грета просто привела с собой его на звукозаписывающую студию, где мы с ней писали песню Гершвина для фильма. Оказалось, что он уже делал титры для других картин, поэтому мы в него сразу вцепились.
— Не могу не спросить: что вы думаете о «Великом Гэтсби» База Лурманна? И вообще как вы относитесь к буквальным экранизациям романов Фицджеральда в наши дни?
— Я не смотрел «Гэтсби». Есть много режиссеров с убедительной точкой зрения, чьи фильмы я не хочу смотреть. Я действительно нежно люблю Фицджеральда, я сам хочу снимать по его произведениям. Поэтому я не хочу, чтобы чье-то восприятие конкретной его вещи затуманило мое собственное. Мне как автору сценариев важно сохранить чистоту собственного взгляда, не хочется погружаться и много думать над чужими.
— Что вы думаете о надвигающейся на творчество Сэлинджера машине Голливуда? Присоединиться не хотите?
— Да, я бы хотел снять что-то по Сэлинджеру, но я противник буквальных адаптаций. Я бы хотел снять фильм по Сэлинджеру, но с другой историей.
— А об экранизации какой-нибудь русской классики никогда не думали? Надеть на Раскольникова твидовый пиджак?
— Нет. За это с удовольствием взялся бы Брет Истон Эллис. Есть одна восхитительная вещь в русской литературе, над которой я бы поработал в кино: это «Крейцерова соната». Но, по-моему, уже есть киноадаптации этой повести. Что мне интересно было бы сделать — так это взять линию, связанную с мужскими эмоциями, и перенести ее в другую историю.
— В единственном русскоязычном интервью вы говорите, что вам нравятся ранние фильмы Джима Джармуша и Спайка Ли.
— Да, мне очень нравятся фильмы, которые они снимали еще до того, как я сам стал снимать: «Более странно, чем рай» Джармуша, «Ей это нужно позарез» и «School Daze» Спайка Ли, а вот его знаменитый «Делай как надо» мне уже не нравится. Мне даже кажется, что «School Daze» и «Девицы в беде» в своем роде как-то связаны.
— Кого из молодых американских режиссеров вы можете выделить?
— Из недавнего я посмотрел два отличных фильма: один — комедия Алекса Карповски «Красный флаг», он к тому же актер, кажется, он сам снимался у Лины Данхам. Второй фильм — «Собутыльники» Джона Свонберга. Он, кстати, тоже работал с Гретой. Сейчас выходит много комедий, которые мне нравятся. У братьев Дюпласс есть хорошие работы.
— Совпало ли ваше заочное представление о России с тем, что вы увидели здесь сейчас, во время своего визита?
— Вы не поверите, я уже был в России — в 1983 году. В то лето я писал первую версию сценария «Барселоны». Я всюду носил с собой небольшой блокнот, куда все время записывал какие-то идеи. Когда я приехал в 83-м, то обнаружил, что здесь продается такая водка, которой у нас не было, и я решил купить лимонную и перцовку. Я положил бутылки в ту же сумку, где была моя записная книжка. И вот я приехал домой, вышел из лифта на своем этаже, поставил сумку у двери и понял, что в этот момент бутылка с лимонной водкой разбилась. Все мои записи, которые я делал внизу страницы, размыло. А это было фатально, потому что самые лучшие свои мысли я записывал в нижней части страницы. Это, конечно, абсолютно идиотский случай.
Но вообще у меня осталось очень сильное впечатление от России после того приезда. Время было очень напряженное, как будто на дворе была вторая холодная война, президентом Штатов был Рейган, в СССР был, кажется, Черненко (генсеком был еще Андропов. — Ред.). Я приехал в рамках пресс-тура, и у меня такое впечатление, что все, с кем мы тогда общались с российской стороны, были из КГБ. Опыт очень неоднозначный.
Но каждый вечер мы ходили смотреть советское кино. Мне понравились военные фильмы — они были очень хорошо сняты и были довольно реалистичными вплоть до того момента, когда в конце они все внезапно становились мелодраматичными, вдруг начинала играть странная музыка и все умирали. Фильмы замечательные, но только до финала. Я не помню ни имен режиссеров, ни названий фильмов — у меня плохо с именами. А вообще здорово смотреть военные фильмы, когда не понимаешь диалоги.
— А с современным российским кино вы знакомы?
— Да, в последние 10 лет на разных фестивалях я смотрел много российских картин. Мне очень понравилась одна, она, кажется, про девушек, которых отправляли на экспорт в другие страны. Самое замечательное в этом фильме было то, что во многих сценах там появлялись ангелы. Я очень люблю ангелов в кино. Но я говорил, у меня плохо с именами… (Улыбается.)
Понравился материал? Помоги сайту!
Ссылки по теме