Тридцатилетний немец Ян Золдат уже десять лет снимает документальные фильмы про секс. В 2010-м его героями были зоофилы. Сейчас — постояльцы «тюрьмы», которые добровольно спят в клетках, ходят в наручниках и едят из собачьих мисок. После премьеры «Prison System 4614» в берлинской программе «Панорама» Инна Денисова поговорила с Яном Золдатом о ненормативных сексуальных практиках и людях, вовлеченных в это.
— Вы снимаете фильмы уже больше 10 лет?
— Да, у меня около сорока короткометражек. Когда я начал, то снимал по пятиминутному фильму в месяц. Первый — в 2006-м. А в 2010-м я впервые участвовал в конкурсе здесь, в Берлине.
— А какой был первый фильм?
— Трехминутный. Обо мне. Я сижу в комнате, а потом беру карандаш и — выкалываю себе глаз.
— Не по-настоящему, надеюсь?
— Нет, но выглядело как по-настоящему.
— Как вам удалось это снять?
— Мы пришли на скотобойню и попросили глаз. Они дали. Мы приготовили фальшивую кровь. Получилось натурально. С тех пор я снял уже кучу всего: художественный фильм, трэш-муви, документальные портреты друзей. Пошел учиться в Академию кино и телевидения в Потсдаме. Подрабатывал в больнице, ухаживал за инвалидами с умственными отклонениями. Я всегда любил снимать просто так, для себя. Так вышло и с этим фильмом про тюрьму для садомазохистов — мне просто хотелось его снять.
— Ваш фильм «Geliebt», который впервые участвовал в Берлинале в 2010-м, был о зоофилах. Где вы нашли героев?
— В интернете. Были берлинские интернет-комьюнити вроде FreeForms — сейчас их закрыли, на них была хакерская атака, — так вот, заходишь туда, выбираешь тему, пишешь сообщение. Я написал: «Привет, я молодой человек, хочу снять кино о зоофилах». В теме оказалось двадцать человек. Я встретился с двумя, которым предложил: «Давайте сделаем фильм?» И они согласились.
Кадр из фильма «Geliebt»© Berlinale
— В интернете есть только начало этого фильма — где два парня смешно танцуют с Wii, а потом один гладит немецкую овчарку. Вы снимали их секс с этой собакой?
— Только прелюдию. Когда герой раздевается и овчарка залезает к нему в кровать. Они обнимаются, целуются — присутствует сексуальное настроение, но без проникновения. Я совершенно не боялся снимать секс — я хотел его снять. Но они не стали при мне заниматься сексом, и, может быть, к лучшему — зрителям было бы слишком тяжело на это смотреть. А так — получилась чувственность на экране. По-моему, фильм ломает стереотипы: то, что заведомо кажется людям ужасным и отвратительным, может оказаться совсем не таким ужасным в реальности. Мне важно было понять, что за люди передо мной, и уже потом вынести о них суждение: они мне нравятся, не нравятся, мне скучно на них смотреть или я их осуждаю?
— Ну и как они вам, понравились? Вы их не осудили?
— Уж точно не осудил. Мне вообще неинтересна дискуссия о зоофилии в контексте «хорошо это или плохо». Она идет и без меня. Мне это явление интересно с точки зрения того, что оно существует в нашем мире. Что эти люди живут среди нас, ходят в булочные, на почту и ничем от нас не отличаются. Я спрашивал: как вы можете описать ваши отношения с вашей овчаркой? В каких выражениях опишете вашу собаку? В тот момент, когда я задавал эти вопросы, у меня не было вообще никакого представления о зоофилах.
— И каково в итоге оказалось ваше впечатление?
— Что у нас одни и те же стремления, что наша страсть выражается одинаково. Они описывали свои отношения с собакой так же, как я бы сейчас охарактеризовал отношения со своей девушкой. Когда они говорили о своих эмоциях и страхах, я чувствовал, что понимаю их. То есть я не понимаю их выбора, почему собака в качестве сексуального партнера, — но я могу приблизиться к пониманию. В абстрактном смысле это такие же отношения, как любые другие.
— Ваш фильм «Endlich Urlaub» («Последний праздник») участвовал в Берлинском порнофестивале?
— Да, в 2010 году. Это трехминутный фильм о мужчине, который мастурбирует в трех разных комнатах. Занимается сексом с собственным телом. В этом фильме очень важны комнаты: кто-то говорит, что в одной комнате он радостный, а в другой — уже грустный. Я же не придавал интерьеру большого значения, я наблюдал только за сексуальностью героя.
— Мужская сексуальность для вас интереснее женской?
— Наверное. Потому что я мужчина. И могу идентифицировать себя с мужчинами. С геями немного сложнее, поскольку я не гей. Но так получалось, что геев я снимал чаще: они более раскрепощены сексуально, чаще соглашаются показывать себя. Гетеросексуальные пары я тоже снимал, но их обычно труднее уговорить.
— А фильм про женщину у вас есть?
— Есть одна короткометражка: об очень одинокой женщине, неспособной выразить себя как женщина и, таким образом, оскорбляющей собственную сексуальность. «Оскорблять», возможно, неверное слово: точнее будет сказать, что она неправильно использует свою сексуальность, не знает, что с ней делать. Увы, с женщинами это нередко случается.
— А когда вы заинтересовались сексуальными играми с элементами насилия?
— Вообще я еще до киношколы хотел снимать людей, которые занимаются сексом. С годами интерес прогрессировал. В 2011 году здесь, в Берлине, в «Панораме» показали мой фильм «Unbenannt» («Без названия») — о пятидесятилетнем мужчине, практикующем БДСМ. Я искал героя для фильма про старое тело: как оно движется во время сексуального акта, как и на что реагирует. В общем, я искал старичка и старушку. Старушки не реагировали на мои сообщения. А старичок написал: «Приходи, поговорим».
— И что эти старички делали друг с другом?
— Ну-у-у… Немножко электричества…
— Им больно?
— Конечно, ток к гениталиям — это больно! Но на самом деле они играют.
— Эти старички — гей-пара?
— Ну, такая относительная пара, встречаются по выходным. Закончив этот фильм, я стал искать людей, которые не просто иногда играют в это, но постоянно существуют в БДСМ-мире. Хотелось понять, что заставляет их быть такими. В итоге я нашел шестидесятилетнего героя и снял про него «Der Unfertige». Этот человек ездил в специальное место в Саксонии, где несколько дней можно было побыть рабом. Такой slave camp. C виду — обычный дом в лесу, с гостиной и другими комнатами (как раз теми, где наказывают), похожий на любой другой клуб по интересам.
— И сколько вы обнаружили еще таких «гостиниц»?
— Две. Эту и еще одну тоже в Саксонии, сделанную как тюрьма. Prison camp.
— А это законно?
— В смысле? Это частная собственность. В своем частном доме ты можешь делать что угодно, если это добровольно, делается по соглашению сторон и не причиняет никому вреда.
— Я имела в виду официальную регистрацию предприятия.
— Там все по-другому устроено: деньги берут только на кормление «узника»: ему же нужно есть. Это не требует налогообложения.
— То есть это не бизнес?
— Нет, не бизнес. Это — event, мероприятие частного характера.
— У «тюрьмы» есть сайт?
— Нет, конечно! Но их несложно найти. Впрочем, считать, что это открытое сообщество, тоже не стоит.
Кадр из фильма «Prison System 4614»© Berlinale
— Из вашего «Prison System 4614» следует, что устроители подобных ивентов не скрывают род своей деятельности. Это иллюзия?
— Разумеется, иллюзия. Мир не настолько толерантен. «Ивенты» могут вызывать агрессивную реакцию общества. Ну да, они вынуждены прятаться. И лица тоже показывать не хотят: а вдруг шеф с работы увидит? Или дети родственников? Для меня же, напротив, важно, чтобы фильм увидело как можно больше людей. И сделало выводы, что герои — нормальные люди, не причиняющие никому вреда. Что какие-нибудь госчиновники вредны обществу гораздо больше садомазохистов.
— Герои рассказывали вам о реакции, с которой сталкиваются?
— Ну, я довольно часто сам с ней сталкиваюсь. С негативом даже своих близких людей. Мне говорят: «Я не буду смотреть, это слишком тяжело». Некоторым я пытаюсь объяснить, что тяжело точно не будет: максимум — будет немножко скучно.
— В «Prison System 4614» мы видим двух «тюремщиков», мистера Авида и Денниса, пожилую гей-пару. Вы снимаете их уже не первый раз?
— Да, это мой третий фильм о них. Еще есть один фильм о другом клубе, сконцентрированном на военных фетишах: там хозяева гонят своих «пленников» в лес и заставляют отжиматься.
— Они давно вместе?
— Три года. Но вообще-то это distant relationship, они живут в разных немецких городах, один с севера, другой с запада, встречаются только в «тюрьме». Какого рода их отношения, мне, впрочем, было не так важно, это другая история. Я хотел показать их нежность друг к другу на фоне жестких игр. Мне очень нравилось, как они обнимаются. Они познакомились, когда Авиду было за сорок, это был его первый секс. Деннис и вовсе — человек с ограниченными возможностями, у него всегда были проблемы, из-за его физических недостатков он не мог устроиться на работу, его не брали в нормальные компании, максимум, на что он мог рассчитывать, — разносить кофе. Вообще, когда они играют вдвоем, маленький Деннис доминирует над огромным Авидом. Но в фильме мы видим другое: здесь Авид выступает тюремщиком для «гостей».
— В фильме «Der Besuch» («Визит»), который показывали на фестивале в Роттердаме, в тюрьму приходит столетняя бабушка Авида в розовой кофточке — садится на кровать с фиксаторами, смотрит на все эти клетки и наручники с удивлением. А потом замечает собачью миску и радуется, что ее внук ухаживает за домашними животными.
— Она — подарок, попала в кадр случайно! Очаровательная старушка. Пришла навестить внука — и я снял ее на айфон. Авид был не против.
— Она поняла, что там происходит?
— Ну да. С любопытством на все это посмотрела, покачала головой. Что мне больше всего в ней понравилось, так это искренность: ей 94, и она даже подкинула Авиду идею, как еще можно мучить пленников!
— Вы поняли, почему люди получают удовольствие, когда их мучают?
— Нет, так и не понял... Да я и не собирался понимать. Человеку нравится — я могу разделить его радость, хоть это и не имеет никакого отношения к моей собственной сексуальности. Ему нравится, если его бьют, — да ради бога. Меня пугает другая вещь: когда людям не нравится, а они себя принуждают. Как в случае с той женщиной, о которой я рассказывал вначале. Которая мучает себя только ради того, чтобы попробовать нечто новое, но ей совсем не хорошо.
Иногда я спрашивал их о первом опыте. Когда они впервые осознали, что хотят быть прикованными или побитыми? Они рассказывали — но не так много. Как в детстве, когда играли в Räuber und Gendarm, им нравилось не побеждать, а быть взятыми в плен. Нравилось стоять связанными и ждать победителя, который выберет им наказание.
— Авиду и Деннису понравился фильм?
— Очень. Авид был в восторге. Такой большой фестиваль, как Берлинале, согласился показать фильм — значит, кто-то относится к нам серьезно, по-человечески, значит, мы не просто отбросы общества. Это очень-очень важный момент для них.
Понравился материал? Помоги сайту!