Пионер и ветеран российской артхаусной кинодистрибуции Сэм Клебанов, открывший когда-то для российского зрителя Триера, Китано, корейское кино и шведский артхаус (плюс ко всему, компания Клебанова «Кино без границ» прокатывала экспериментальные, невообразимые сегодня в российском кинотеатре секс-фильмы «Капризное облако» и «Запрещено к показу»), вышел из бизнеса в 2014-м. «Кино без границ», которой в последние годы Клебанов владел вместе с Александром Роднянским, сейчас медленно движется к банкротству — за ходом дела можно следить здесь. А сам Сэм неожиданно возвращается: неделю назад стало известно, что Клебанов запускает новую кинопрокатную компанию и VOD-платформу «Артхаус». О том, как возможно прокатывать авторское кино в наше бедное время, с Сэмом Клебановым поговорил Василий Корецкий.
— На что вы с партнерами рассчитываете, открывая новую прокатную компанию в это время? Разве обстоятельства для кинопроката сегодня не сложнее, чем в конце существования «Кино без границ»?
— Мы рассчитываем на то, что не все живое в России окончательно умерло, что поле не до конца заасфальтировано и что даже в такие тяжелые времена у людей по-прежнему есть спрос на качественное искусство — не только кино. При этом мы отдаем себе отчет в том, что объективно ситуация сейчас очень плохая. Она гораздо хуже той, что была в 1998-м, когда я пришел в дистрибуцию с первым фильмом, «Фейерверком» Китано. Тогда рынок был гораздо меньше, чем сейчас, — я помню, что фильм у нас шел тремя сеансами даже не в день, а в неделю в Музее кино. Потом мы долго ограничивались единственной площадкой — кинотеатром «Стрела». Но в 90-х было предвкушение неограниченного роста рынка. К примеру, когда мы прокатывали «Идиотов» Триера, билеты в «Стреле» были постоянно распроданы на несколько дней вперед. У касс был ажиотаж, а мы были такими культурными героями (смеется). С тех пор рынок вырос, в том числе и для арт-кино, и, начав с одной картины, мне в итоге удалось создать компанию с библиотекой из более чем 400 фильмов.
Сейчас, особенно весь последний год, есть ощущение не роста, но бесконечного падения. Понятно, что в ситуации милитаризации страны, милитаризации сознания заниматься таким кино будет все тяжелее. Но в то же время мы видим, что самые радикальные прогнозы пока не оправдались. Стремительного падения сейчас нет, все — пока — стабилизировалось. И мне кажется, что именно в этот момент — понятно, что мы говорим о меньшинстве, — у этого меньшинства зрителей может возникнуть острый спрос на другую культуру, на альтернативу господствующему официальному мейнстриму.
— Под альтернативой ты подразумеваешь арт-мейнстрим?
— Ну, слушай, все эти определения очень плавающие. Нет же заборов, отгораживающих арт-мейнстрим от остального кинематографа.
— Я как раз хочу уточнения — что именно ты имеешь в виду под альтернативой? Ведь понятие «неголливудское кино» — это широчайший спектр. Где конкретно виден вакуум, чем ты его собираешься заполнить?
— В этом вопросе есть две части: с одной стороны — что интересно нашей аудитории? С другой — что мы в принципе можем себе позволить в этих условиях?
Рынок очень сильно упал, платежеспособный спрос снизился: если человек теряет работу и ему нечем платить ипотеку, в кино он не пойдет. Многие компании, с которыми мы имеем дело, уже понимают, что российский рынок изменился. Раньше он оценивался как очень перспективный, теперь же — как странный, проблемный рынок типа Ирана. Удалось что-то туда продать — уже хорошо.
Мы вернулись к той стратегии, которой следовали в начале работы «Кино без границ». То есть мы решили открыть свой лайнап победителями крупнейших фестивалей. Соответственно среди наших первых фильмов — один из призеров прошлого Каннского фестиваля, «Форс-мажор» Рубена Эстлунда, картина, номинировавшаяся на «Золотой глобус» и ставшая абсолютным чемпионом Швеции по местным кинонаградам: 7 шведских аналогов «Оскара» «Золотых жуков» — столько не получал ни один фильм в Швеции.
— Да, это типичный фильм «Кино без границ».
— Конечно, я же прокатывал и предыдущие фильмы Эстлунда. Как и Роя Андерсона, новую картину которого, «Голубь сидел на ветке, размышляя о жизни», «Артхаус» тоже выпускает в российский прокат. Еще мы прокатываем «Такси» Джафара Панахи, такую сатирическую панораму жизни в Иране, снятую на два айфона и видеорегистратор. Вот эти фильмы как раз относятся к не занятому или, скажем так, слабо занятому на российском рынке сегменту. То есть я вернулся фактически к тому, с чего начинал в 1998 году, когда был кризис и никто вообще ничего не хотел покупать на Россию. А мы купили «Покажи мне любовь», «Идиотов», «Беги, Лола, беги» — легко и недорого, как раз потому, что был кризис.
— А сейчас бы ты купил «Идиотов» и «Покажи мне любовь»?
— (Смеется.) Так я же недавно купил «Любовь» по новой и показывал его (весной 2013 года. — Ред.). Уже тогда это было гражданским поступком, фрондой.
Продолжая отвечать на вопрос «что мы можем себе позволить?» — нас, конечно, интересуют и фильмы со звездами, типа «Бердмена» или «Игры в имитацию». Но на них компании стараются удерживать высокую ценовую планку, плюс есть большая конкуренция со стороны других дистрибьюторов: многие готовы платить много за фильм со звездой, хотя это не всегда окупается. И если у нас будет возможность покупать фильмы типа «Стыда» или «Опасного метода» — то есть с серьезным бюджетом, где есть большие голливудские звезды, но при этом авторские, снятые большими режиссерами, — конечно, мы будем это делать.
— В нулевых, когда еще было «Кино без границ», у тебя были некие, как мы сейчас понимаем, утопические устремления культуртрегера — например, вера в возможность популяризации в России азиатского кино и Джонни То в частности. Утратил ли ты сейчас эти иллюзии?
— Я бы, кстати, не сказал, что это были иллюзии. Именно ставка на азиатское кино способствовала очень мощному росту компании.
— Ты имеешь в виду «Кукол» Китано? Я помню, в Москве в течение полугода невозможно было попасть на фильм, стояли очереди.
— И «Темные воды». «Один пропущенный звонок» собрал, между прочим, полмиллиона долларов, а куплен был за несопоставимо меньшую сумму. «Затоичи» — суперхит. «Олдбой»... В общем, азиатские фильмы принесли нам несколько миллионов долларов кассовых сборов. Потом многие бросились их покупать, но мы были первыми — мы выпустили в прокат южнокорейский шпионский боевик «Шири». Я помню, мы с Антоном Мазуровым ходили тогда по кинотеатрам — нам было интересно, кто ходит на наши фильмы, — и люди, когда узнавали в кассе, что фильм корейский, несколько озадачивались и спрашивали: «Это Южная или Северная Корея?» Но постепенно азиатское кино в массовом сознании превратилось в корейское кино — на всех пресс-конференциях по поводу моего ремейка «Горячих новостей» Джонни То обязательно кто-то спрашивал: «Почему вы решили сделать ремейк корейского фильма?» Так что мы создали в России мощный бренд корейского кино, мы создали бренд Такеши Китано, которого тут никто не знал. Потом, к сожалению, эта мода прошла. Потому что мы работали с другой публикой — она только открыла для себя кино на большом экране, и ей было интересно все. А сейчас мы имеем дело с публикой, которая выросла на голливудском кино, она впитала этого кино достаточно много для того, чтобы не хотеть ничего другого, кроме разве что российских фильмов. И мы не собираемся отказываться от азиатского кино, хотя, возможно, оно будет работать больше на онлайн-платформе. Я верю в цикличность массового интереса, и, кто знает, может, сейчас Такеши Китано или Пак Чен Вук снимет очередной шедевр и все вернется.
А если говорить о популяризации национальных кинематографий, то сейчас мы активно работаем с латиноамериканским кино. Летом выпускаем мексиканское «Происшествие» — фильм для любителей эстетики Линча.
— О каких масштабах проката вообще идет речь в случае артхаусного сегмента?
— «Форс-мажор», как большая картина, — экранов 35. Новосибирск, Екатеринбург, Нижний Новгород, Пермь, Сургут. Иногда нас просят прислать фильм в небольшие города, хотя бы в формате Blu-ray, чтобы показать в киноклубе. Работаем с Алма-Атой, наши фильмы идут в Минске. А насчет фильма Роя Андерсона нам уже сейчас кинотеатры пишут — там, наверное, будет экранов 50. Мы в ближайшее время будем работать с картинами масштабными, зрительскими — можно и 50—100 экранов давать.
— А вы ощущаете дефицит экранов, о котором стали говорить еще несколько лет назад?
— Да. Арт-кинотеатров точно очень мало. В Москве, например, арт-залов меньше, чем в Гетеборге, где я сейчас живу, — а там населения всего 600 тысяч, в 20 раз меньше, чем в Москве. Конечно, кинотеатров не хватает. Но нам не хватает и зрителей в городах-миллионниках! 200—300 зрителей на весь Екатеринбург, например, — что это такое.
— Можно ли сейчас просто покупать и прокатывать арт-фильмы?
— Нет, конечно, нельзя. Сегодня основная проблема артхаусного сегмента — это просевший телевизионный рынок, который нас всегда поддерживал. Сейчас совсем другое телевидение и совсем другие начальники. Когда мы начинали, телевидением руководили визионеры. На РЕН ТВ был Лесневский. На СТС — Роднянский. И Эрнст был визионером другого типа, нежели сейчас (смеется). И на НТВ были такие же люди; это ведь НТВ придумало термин «кино не для всех» — с которым я, кстати, борюсь. Тогда телеканалам хотелось чего-то необычного, они считали, что должны не только зарабатывать рейтинги, но и создавать себе имидж, привлекать какую-то интересную, уникальную аудиторию. Это давало некую стабильность в бизнесе, ты знал, что, по крайней мере, продашь кино на эти каналы. Плюс развивался сегмент платного телевидения, а у платного телевидения гораздо шире и диапазон возможностей, и потребности в контенте. Сейчас, конечно, все стало гораздо сложнее. По ценам на права телепоказа мы откатились на уровень 2000 года. Но есть и хорошие новости: например, успех эксперимента с форматом «Открытый показ» на ТНТ, который дает надежду на то, что хорошее кино на телеэкране может быть востребованным. Плюс раньше в России существовал видеорынок, и видеокассеты приносили мне хорошие деньги, они могли просто окупить стоимость закупки фильма. Потом появились DVD, и все это по-прежнему работало.
Сейчас этот рынок умирает. Чтобы развивался рынок VOD, все-таки нужен платежеспособный спрос. А сейчас очень легко уйти в сторонку и скачать бесплатно. В общем, параллельные способы дистрибуции переживают сегодня еще больший кризис. Тем не менее мы запускаем свою платформу дистрибуции arthouse.ru, и первые транзакции уже пошли. Пока там основной контент — это фильмы из библиотеки «Кино без границ», начинаем выкладывать и фильмы других правообладателей. Конечно, все еще будет дорабатываться, пока там голый скелет, платформа, но мы считаем, что у нее большое будущее.
— А на чем ты основываешься в своих прогнозах будущего VOD?
— Мы достаточно плотно общаемся с американскими коллегами, в том числе и с компанией Magnolia, которая делает очень серьезную ставку на VOD: для них театральный прокат уже часто является просто рекламой для продвижения VOD-контента. Независимому фильму VOD может сегодня приносить полтора-два миллиона долларов, особенно в случае date-to-date releasing. Наша цель — консолидировать аудиторию, которая разбросана по разным городам, на одной платформе. И предложить уникальный контент. Не обязательно новый.
Нас сейчас очень интересуют библиотеки, классика. То, что, наверное, даже не появлялось раньше на цифровых носителях. Сейчас, например, мы думаем о том, чтобы выложить фильмографию Джафара Панахи.
Но VOD-платформа — это, как я уже сказал, скелет. Вокруг нее будет выстраиваться все остальное — и образовательный сегмент, и сегмент социальных сетей. В общем, мы хотим создать такой большой субкультурный онлайн-клуб. Есть теория, что в онлайне выживают два-три сильных игрока, остальные уходят, не выдерживая конкуренции, — это происходит как с такси, так и с онлайн-видео. Так вот, мы хотим быть таким сильным игроком в сегменте авторского кино. У Netflix и iTunes никогда не будет такого охвата авторского кино, какой может быть у специализированной платформы. И наша цель — собрать туда всю целевую аудиторию на всем пространстве, на котором у нас есть прокатные права.
— То есть вы будете выходить в сферу медиа?
— Да, потому что просто взять и выложить фильм онлайн — этим занимаются все.
Понравился материал? Помоги сайту!