Кому нужны кинозвезды?

В конце августа COLTA.RU и кинофестиваль «Край света» провели в Южно-Сахалинске два круглых стола. Мы предлагаем вашему вниманию стенограмму первого из них, посвященного кризису института кинозвезд. Участвуют: актриса Виктория Толстоганова, художник кино, жена Алексея Балабанова Надежда Васильева, режиссер Александр Велединский, кинокритик и актерский агент Дмитрий Савельев, генпродюсер фестиваля Алексей Агранович, кинокритики Ольга Шервуд, Владимир Захаров, Владимир Лященко, Василий Степанов, редакционный директор журнала «Сеанс» Константин Шавловский, заместитель главного редактора COLTA.RU Михаил Ратгауз, шеф-редактор раздела «Кино» COLTA.RU Василий Корецкий.

Михаил Ратгауз: Сегодня мы попытаемся поговорить о такой вещи, о которой в русском пространстве разговор только начинается, в то время как в пространстве международном, особенно связанном с крупным кинобизнесом, он уже идет последние лет пять: это вопрос о том, как изменилось место кинозвезды в кино. Кто такая кинозвезда, всем как бы понятно. Но я бы хотел напомнить, что под это широкое понятие подпадают два типа актеров. Первый выходит за пределы профессии, второй остается в ее границах. Возможно, это нам пригодится, потому что речь идет еще и о двух типах потребности в звезде. Эти два типа я бы грубо назвал «звезда как персона» и «звезда как виртуоз». Звезда как персона (вещь, изобретенная в 1920-е) выращивает из актера существо, большее, чем он сам, и, конечно, большее, чем жизнь. Маркетинговые механизмы, разработанные примерно через 20 лет после Люмьеров, работали на создание вокруг актера образа, который подавлял его самого. Эта персона звезды была основана на принципе ее базовой неизменности. Изменения, как правило, означали ее крах (как это произошло с Дитрих и Гарбо). Эта персона концентрировала в себе определенные потребности времени и отливала их в паттерн, в ролевую модель, объект для подражания. Примеры звезд такого типа очевидны, это самые яркие из светил: Дитрих, Монро, Джеймс Дин, Орлова. И так вплоть до Ренаты Литвиновой. Второй тип актеров-звезд устроен по-другому: они предлагают нам не свою неизменность, а свою изменчивость. Такие актеры любят кардинальные перевоплощения, для которых требуется отточенное мастерство. Мы смотрим на эти достижения так же, как на спортивные, и восхищаемся их качеством. То есть мы смотрим на актеров так же, как на них смотрели в античности или в XVIII веке: как на сверхмарионеток. Мы не ждем от них ролевых моделей, они — часть зрелища. Это актеры-виртуозы, которые тоже записаны в звезды, хотя вокруг них нет излучения. Таковы Мерил Стрип, Роберт Де Ниро или, скажем, Евгений Леонов. Так вот — ближе к делу: в последнее время потребность и в образцах для подражания, и в мастерах своего дела сильно сократилась. Поскольку актер в кино вписан в бизнес-цепочку и его персона или его мастерство должны извлекать деньги из кошельков, проще всего это показать на бокс-офисе. Журнал Forbes в этом году опубликовал заметку «Смерть кинозвезды?», из которой видно, что в бокс-офисе прошлого года среди 10 наиболее успешных фильмов было только три, где играли самые высокооплачиваемые актеры Америки, из так называемого A-list: Роберт Дауни-младший, Уилл Смит и Дензел Вашингтон. Зато на третьем месте по сборам был фильм «Голодные игры», в котором играли новички, молодые профессионалы, не обладающие ни виртуозностью, ни харизмой. Еще раньше, в 2009 году, тот же Forbes решил посчитать, сколько актеры возвращают студиям денег в соотношении с их гонорарами. Выяснилось, что в мужском забеге не оказалось ни одного человека из A-list. А первую строчку занял Шайя Лабаф из «Трансформеров», актер, которого практически нет. Женский список возглавила Наоми Уоттс, которой A-list только снится. Где-то сильно ниже в списке была все-таки Мерил Стрип. И это явный признак того, что звезда в обеих ее ипостасях перестала быть причиной для покупки билета. Я предлагаю обсудить, почему ни потребность в ролевых моделях, ни потребность в мастерстве звезды больше не приводит людей в кинотеатр. Что вы думаете? Начнем, пожалуй, с Мити Савельева, который работает агентом известных русских актеров и должен знать ситуацию как никто.

Дмитрий Савельев: Мне ситуация кажется не настолько драматической. Если люди перестали ходить на актеров, но ходят на фильмы с этими актерами, то все не так уж страшно — ходят-то на фильмы с актерами, а не без них. Потом, я понимаю термин «звезда» немного иначе. Для меня звезда — человек, на которого смотрят с вожделением, с массовым вожделением. Поэтому Евгений Леонов для меня не звезда, он всего лишь грандиозный русский артист. И нет ничего удивительного в том, что звездным кино пришлось поступиться. Это результат перераспределения общекультурной ситуации, когда кино перестало играть ту роль, которую когда-то играло. Ровно по той же причине сегодня невозможен массовый журнал о кино. Журнал «Сеанс» возможен, а журнал «Empire» невозможен, и журнал «Premiere» невозможен. Возможна «Афиша», которая предлагает кино в линейке других развлечений, как и «TimeOut». Кино вписано в более широкое пространство шоу-бизнеса, телевизионного вала с его возможностью произвести так называемую звезду за короткий период и на короткий срок. Поэтому и звезда в кино тоже перестала привлекать к себе тот объем национального интереса. Это вполне естественный процесс.

Звезда — человек, на которого смотрят с массовым вожделением.

Виктория Толстоганова: Я как зритель никогда бы не пошла на фильм только потому, что там играет какая-то звезда. Если там играет звезда, которую я не люблю или которую считаю нехорошим актером, то я с радостью для себя это отмечаю и уверенно не иду на это кино. Для меня звезды в последнее время — это повод для того, чтобы не пойти на плохое кино. Тем не менее если какая-то звезда играет в хорошем фильме — то это счастливое сочетание. Но мне кажется, что вообще звезда — даже если это прекрасная актриса вроде Мерил Стрип — никак не определяет качество кино. Есть хорошее кино, в котором нет звезд. Это вообще не связанные вещи. И еще мне кажется, что звезда недаром названа звездой — в нашей стране это означает быстрое восхождение и быстрое падение. Это счастье, когда актеру удалось сыграть прекрасную роль, которая получилась, и таким образом он становится для нас чем-то значимым и не более того. Все измеряется ролями.

Ратгауз: Но ты же понимаешь, что эта ситуация сильно изменилась. В Советском Союзе она была другой. Скажем, Янковский концентрировал в себе те черты, которые были нужны концу 1970-х. Он воплощал ожидания. А сейчас это совсем не так. Я даже начал вспоминать, о какой актерской работе мы говорили в последние пару лет больше всего в широком кругу. И понял, что больше всего говорили о Безрукове в «Высоцком», что само по себе является крайней точкой отсутствия интереса к актеру как таковому. Потому что говорили о том, насколько удался киборг.

Константин Шавловский: Мне кажется, что нам нужно разделить процессы, происходящие в России и за ее пределами. Такого мощного института кинозвезд, который существует с 20-х годов в Голливуде, у нас не существовало даже во времена Советского Союза. В 2006 году, когда мы участвовали в ребрендинге и реконструкции «Кинотавра», мы общались с прокатчиками, продюсерами, и в процессе этого разговора выяснилось, что, например, участие того или иного российского актера влияет на принятие зрителем решения о походе в кинотеатр в последнюю очередь. Но для российского артиста институт звезд крайне важен, поскольку он обеспечивает дополнительные источники дохода. Звезда может провести корпоративный вечер, съездить в регионы, где-то выступить, к ней проявляют повышенное внимание таблоиды, следовательно, актер может сняться в рекламе. На фильм с Гошей Куценко человек может и не пойти, а вот на спектакль с Гошей Куценко пойдут. И это становится источником жизнеобеспечения артиста.

Я бы хотел еще привести один казусный пример. Год назад в российский прокат вышел фильм «Три метра над уровнем неба. Я тебя люблю». Он стал прокатным хитом в двух странах — в Испании, откуда он родом, и в России. Причем российский прокатчик получил эту картину в пакете с другими фильмами, он не собирался ее приобретать; это был сиквел фильма «Три метра над уровнем неба». Совершенно неожиданно прокатчику начали звонить кинотеатры и говорить: «У вас есть картина про какое-то небо и метры, вы не могли бы нам ее дать?» Оказывается, зрители начали приходить в кинотеатры — и в регионах, и в Москве — и говорить: «Знаете, вот мы слышали, что эта картина вышла, не могли бы вы узнать, будет ли она в российском прокате?» Это совершенно обычная романтическая мелодрама, где играет артист Марио Касас. Как выяснилось впоследствии, у этого артиста огромный фан-клуб среди российских девушек 14+. Фильм заработал в прокате, кажется, 3 миллиона долларов, хотя стоил прокатчику 10 тысяч. Это была сверхприбыльная история, которой никто не ожидал. Подобное в 90-е годы происходило с «Санта-Барбарой», когда сюда приезжали актеры сериала, они могли собрать стадионы.

Так что, я думаю, есть какие-то штуки, которые просто совпадают со зрительскими ожиданиями; как работает этот спрос — я не знаю. Мне кажется, недавно мы в российском кино так же получили феномен артиста Козловского, когда люди пошли, очевидно, не на экранизацию романа Минаева, а конкретно на Козловского в главной роли. Я прямо слышал от разных людей, что да, мы пойдем посмотреть на Козловского.

И еще одно маленькое наблюдение. Появилась такая тенденция: на крупных фестивалях награды за лучшие мужскую и женскую роли вдруг дают непрофессиональным актерам — как это, к примеру, произошло с «Охотником» Бакурадзе.

У нас артисты очень серьезно падают в цене, если они хотят сниматься у конкретного режиссера.

Ратгауз: Интересно, какие именно примеры ты привел. Одна история про тинейджеров, а вторая хоть и из 90-х, но сейчас очень актуальна — про телезвезд. Первая напоминает нам про тот известный факт, что кинозритель резко помолодел. По опросам 2011 года, большая часть людей, которые ходят в кинотеатры сейчас, — подростки в возрасте 15—18 лет. Насчет телезвезд — тоже интересно. На большом сайте «Рускино» есть пользовательские актерские рейтинги. Знаете, кто самый популярный русский актер? Григорий Антипенко, герой сериала «Не родись красивой». На первом месте среди дам — Нелли Уварова оттуда же. И это не русское искривление. Я смотрел статистику продаж мировых глянцевых журналов прошлого года, на обложках которых были разные селебы. Лучше всего продавались обложки с телезвездами и звездами реалити-шоу. У «Vanity Fair» лучше всех за год продался телевизионный номер.

Александр Велединский: Небольшое дополнение. Ведь еще есть такой феномен — новые люди в кино, новые звезды. Несколько лет назад мы все были свидетелями того, что в кино пошли на артистов. Зрители «Самых лучших фильмов», «Яиц судьбы» и т.п. пошли на реально артистов — если этих людей можно называть артистами. Понятно, что это телевизионная тусовка, которая в какой-то мере победила кино, понятно, что первый уик-энд запредельный, второй — падение сборов в четыре-восемь раз. Но тем не менее!

Шавловский: Это не всегда работает. Первый фильм с Настей Заворотнюк провалился уже на первом уик-энде. И те фильмы, о которых ты говоришь, — там были провалы...

Велединский: И еще — говоря о звезде, я говорю о профессионализме. Я как профессионал буду делать выбор в пользу известного актера: ему не надо ничего объяснять, в большинстве случаев мы с ним говорим уже на одном языке. Как с Костей (Хабенским. — Ред.) — зачем мне было искать неизвестного артиста и по 20 дублей с ним снимать, если есть Хабенский и ему это интересно, он горит?

Ратгауз: Но, кстати, ведь в Америке при кастинге звезды существенную роль играет гонорар. Поэтому самые ушлые режиссеры старой закалки перешли на малобюджетных новичков. Как Джордж Лукас, который позвал на «Аватар» Сэма Уортингтона. Лукас понимает, что он экономит на этом деньги, ничего не теряя. Очень много денег. Потому что Брэд Питт стоит 20 миллионов за роль.

Велединский: У нас артисты очень серьезно падают в цене, если они хотят сниматься в данной конкретной картине или у данного режиссера. Чтобы стать звездой, нужно сняться в паре дерьмовых фильмов и в одном действительно хорошем, и тогда о тебе начинают говорить.

Шавловский: Мне кажется, что в былые времена в Голливуде на создание звезды работала не только и не столько индустрия кино, но и глянцевые журналы, работала мода, работал визаж. Люди одевались как Грета Гарбо, как Мэрилин Монро. Так же работала могучая киноиндустрия Франции — все мы помним, как в Советском Союзе ходили с прической а-ля Брижит Бардо, Катрин Денев и так далее. В Советском Союзе это тоже было, вспомните, что творилось после выхода «Человека-амфибии», как Владимир Коренев в одночасье стал знаменитым. Или Олег Стриженов. Это были звезды, более-менее приближенные к европейским, американским. А потом аудитория начала резко омолаживаться, и случился феномен фильма «Сумерки», когда вдруг в одночасье Роберт Паттинсон и Кристен Стюарт стали мегазвездами среди 14-летних. И тогда продюсеры просто посчитали: если производственный бюджет фильма гигантский, зачем увеличивать его на 50 процентов за счет актерских гонораров? Какой смысл, если люди и так пошли? Потом попытались создать вторую такую пару в «Голодных играх». Как правильно говорят Лукас и Спилберг, кино превращается в аттракцион, а классическое в нашем понимании кино уйдет в телевидение. Как ушли туда Дэвид Финчер или Гас ван Сент, которые снимают сериалы.

Отсутствие общего героя означает невозможность договориться о том, что такое добро и зло.

Владимир Захаров: Я думаю, что пока людям интересно смотреть фильмы не только про роботов и зверей, будут и какие-то знаменитые актеры, которые становятся звездами. Хороший пример — с «Голодными играми», где Дженнифер Лоуренс в главной роли собрала большую кассу, потом она получила «Оскар» за другой фильм, теперь она звезда, снималась в рекламе и прочее.

Еще в ситуации со звездами и сборами есть одна тонкость. Михаил приводил статистику того, сколько зарабатывает каждый вложенный в звезду доллар. Но там имелись в виду только кассовые сборы — а на самом деле часто фильм получает финансирование под звезду, заключаются предварительные дистрибуционные сделки под звезду, и там уже совсем другие цифры. То есть все эти голливудские гонорары обусловлены не совсем кассовыми сборами, это просто часть условий индустрии. Том Круз получает свои десятки миллионов и еще продюсерский процент, потому что он приводит деньги и дистрибуционную сделку. То есть мы имеем дело со звездой как с business property.

Другой пример — фильм Цзя Чжанкэ «Прикосновение греха», который мы только что посмотрели на фестивале. Цзя Чжанкэ всегда использовал непрофессиональных актеров, свою жену, своих друзей, и снимал полудокументальные фильмы. Все было хорошо, пока он не заключил сделку с Shanghai Film Group, и теперь у него в фильме — кинозвезды. Молодой человек с пистолетом, который в «Прикосновении греха» в черной шапочке ездит на мотоцикле, — это большая китайская звезда Ван Баоцян. И вчера на Q&A молодой человек, который задавал Цзя Чжанкэ вопросы по-китайски, спрашивал именно про этого актера — то есть он известен и за пределами Китая.

Шавловский: У меня как раз вопрос к Володе. На этом фестивале есть корейский акцент, есть программа «Корейские подозреваемые», и Алексей (Алексей Медведев, программный директор фестиваля «Край света». — Ред.) все время говорит о том, что корейская индустрия уникальна, там доля национального кино в прокате 60 процентов. А как обстоят дела в Корее с институтом звезд? Отличается он от голливудской индустрии, российской?

Захаров: В Корее, на самом деле, большой институт кинозвезд, но популярность звезды там измеряется рекламными контрактами, а не сборами фильмов. Звезды рекламируют косметику, телевизоры, холодильники, этого там очень много. При этом на популярность фильмов, в которых они снимаются, звезды влияют незначительно. Весной этого года корейцы проводили опрос двух с половиной тысяч кинозрителей, спрашивали, чем они руководствуются, выбирая, на какой фильм идти. Результат: 74 процента идут на интересную историю, на втором месте — жанр, на третьем месте — мнение людей в интернете, а потом только — актеры. Но все равно, мы видим, что какую-то долю зрителей приводит и звезда — для небольшого независимого фильма это важно. Ким Ки Док использует звезд в своих продюсерских проектах, которые снимают его ученики, у Хон Сан Су снимаются даже телевизионные звезды.

Шавловский: А каково соотношение телевизионных звезд и кинозвезд в традиционном понимании в корейском кино?

Захаров: В этом смысле в Корее телевидение и киноиндустрия сильно пересекаются. Еще в конце 90-х телевизионные звезды пошли в кино, и это совпало с ростом индустрии, они стали кинозвездами. Ли Бён Хон, который сейчас работает в Голливуде («G.I. Joe», «Ред-2»), — в прошлом звезда телесериалов. Есть какие-то звезды, которые сейчас снимаются только в кино, например Цой Мин Сик, но таких актеров единицы.

Пока людям интересно смотреть фильмы не только про роботов и зверей, будут и какие-то знаменитые актеры.

Василий Корецкий: Я хочу внести одну ремарку в разговор о телезвездах. Мы говорим о телевизионных звездах и о кинозвездах, но нужно понимать, что это два довольно сильно различающихся рынка. Телерынок очень сильно фрагментирован. Каждый сериал заточен под определенную аудиторию. Поэтому, когда мы говорим о телевизионной звезде, мы должны понимать, что это звезда среди очень узкой группы. Поскольку и в кино тоже, на самом деле, происходит очень сильное разделение на ниши, то этот кризис института звезд связан с тем, что не только в кино, а вообще в масскультуре исчезает массовый общественный консенсус по поводу того, что хорошо, что плохо, что мы все слушаем, что мы все смотрим. Ведь то, что мы сейчас замечаем в кино, уже случилось в поп-музыке. Нынешние поп-звезды — это фигуры, которые были созданы в 1980-е.

Ратгауз: А Джастин Бибер?

Корецкий: Его аудитория — подростковая. Это та же самая ниша, поколенческая. А что происходит в кино с кинозвездами? В Голливуде женщина-звезда после 35 лет вынуждена уходить из кино, потому что она не может так ловко сниматься в экшен-сценах. А ведь актер — возрастная профессия! Идет естественная убыль актерского состава из кино, он уходит в сериалы. Мы уже говорили здесь о том, что кино молодеет, и там работает феномен «бойз-бенда»: появились свежие лица, они отработали свой сезон, выросли, состарились и либо канули в небытие, либо ушли на телевидение.

Шавловский: Получается, что среди подростковой аудитории этот консенсус существует, у них есть некая универсальная доминанта: красивый мальчик в белой рубашке на мотоцикле...

Корецкий: Конечно, потому что именно этим людям и нужны ролевые модели!

Ратгауз: Да, кино очень сильно стратифицировано и начало растекаться на много отдельных потоков для определенных аудиторий. И это расслоение основного потока на страты — одна из причин того, что звезда начала исчезать. И общество, тоже разрозненное и стратифицированное, как сказал уже Вася Корецкий, не может договориться об общих ценностях, которые раньше персонифицировались в каких-то фигурах. Поэтому звезда в ее прежнем виде не нужна, ничего воплощать консенсусно она не может. Очень хороший пример — Хабенский, который относится как раз к числу актеров-персон, какими были Янковский и Даль. Но что он нам рассказывает? Что он в себе концентрирует, чьи ожидания? Мне кажется, на эти вопросы нет ответов. Александр, вы как думаете, есть какие-то группы, которые могут себя идентифицировать с Хабенским?

Велединский: Я абсолютно убежден, что идентифицируют. Было три показа нашей картины — и люди говорят все: кино про меня. Мне звонит известная актриса и говорит: «Я посмотрела твой фильм. Служкин — это я!». Я думаю, что Косте удалось воплотить архетип, понятный в нашей стране, внятный, и вызвать сочувствие. Мне кажется, Костя и персона, и в то же время виртуоз. По крайней мере, плохих ролей я у него не помню.

Алексей Агранович: Я хочу вернуться к вопросу, кому нужны звезды. Есть еще и другая сфера, в которой звезда играет огромную роль, — спорт. Звездность, скажем, футболиста определяется его достижениями в профессии. Месси, Роналдо — их знает весь мир. И не потому, что они носят особые марки трусов или особым гелем мажутся, а потому, что дают уникальные результаты. В российском футболе тоже есть свои звезды: Кержаков, Аршавин. Уникальность их достижений имеет субкультурное значение, и оно не конвертируемо нигде, кроме этой узкой сферы, но тем не менее есть и такие звезды. В чем самая главная проблема сегодняшнего института кинозвезд? В переоценке их достижений. Сейчас снимают очень много, каждый фильм должен вернуть вложения, в результате достижения актеров-звезд намеренно преувеличиваются инвесторами. Появляется огромное количество людей, называющихся звездами, но уникальность переживания, которое они дают аудитории, имеет субкультурный характер. Это нишевый, маленький, несерьезный результат. И так как этот успех несерьезен, то долго он и не живет. Поэтому вопрос «кому нужны звезды» имеет два ответа. С одной стороны, они нужны тем, кто в них инвестирует, — как гарантия возврата средств, и это ответ, который дает нам рынок. С другой стороны, они нужны потребителю, зрителю, потому что они способны дать уникальное переживание, произвести уникальное впечатление. А вот что это за переживание и почему сегодняшние звезды именно такие — на этот вопрос уже отвечает весь наш предыдущий разговор.

Звезду должны рвать на клочки. А рвали одного Бодрова.

Василий Степанов: Мне кажется, что сегодня имеет смысл говорить о звездах именно как о маргинальных звездах-фриках. Их чем дальше, тем больше... Хоакин Феникс отрастил бороду, сказал, что уходит из кино, и стал читать рэп, а потом выпустил об этом фильм «Я все еще здесь» — и о нем начали говорить. Хотя я не уверен, что на фильмы с Фениксом так вот ходят; ходят на фильмы, которые известные режиссеры с ним снимают. Или сериальные примеры: есть такой актер — Мэтт Леблан, снимавшийся в сериале «Друзья», у него была куча поклонниц, потом он куда-то исчез, а в прошлом году всплыл в сериале «Эпизоды» и получил «Золотой глобус», сыграв самого себя. То есть звезда постоянно должна сама себя как-то обрабатывать, и только в таком состоянии она может существовать в современном мире. Потому что индустрии, которая поддерживает звезд в этом их качестве, уже не существует.

Владимир Лященко: Очень интересно, как меняется звезда с точки зрения зрителя. В сериале же не появляются новые кинозвезды, в сериале ты не становишься звездой, которая получает возможность идти в кино. В сериалы уходят очень хорошие, но известные узкому кругу актеры, и, если это удачный сериал, тут они становятся звездами. На большое кино это не влияет. Хью Лори, который вообще не был известен американцам, стал героем в «Докторе Хаусе». Брайан Крэнстон, играющий в большом кино заметные роли, но для более узкого круга (например, в «Драйве»), — он не звезда кино, но при этом в сериале «Breaking Bad» он — большая звезда. И этот список можно продолжать. Чарли Шин — кто помнил его до того, как он вернулся в сериал «Два с половиной человека»? Какой из этих примеров можно сделать вывод? В условиях сегментированности носителем ролевой модели является не актер, не актер-звезда — она выстраивается сценаристами, создателями сериала, разные ролевые модели для разных зрителей. Звезда же является скорее транслятором этой схемы. То есть она не сама по себе, а именно попав в это пространство, выстроенное под нее, в том числе в сериале, становится звездой сегодня.

Надежда Васильева: Для меня звезда — это дива, а дива у нас одна — Рената Литвинова, у которой есть все составляющие дивы. То есть что такое дива: у нее должны быть дом, экстравагантное поведение, марка одежды, экономка, ассистентка, которую она все время бьет. Вот у нас из всех она и есть звезда. А остальные — хорошие, энергичные артисты либо никакие артисты. Звезду должны рвать на клочки. Я помню Смоктуновского, мы ходили по городу, и его никто не рвал, к нему подходили и вежливо спрашивали автограф. Машкова никто не рвал, и Миронова никто не рвет. А рвали одного Бодрова, с которым нельзя было вообще никуда выйти. Для него специально в Нижнем Новгороде закрыли музей, чтобы Леша (Алексей Балабанов. — Ред.) мог ему показать «Венеру» кустодиевскую, которую сам видел в молодости, когда там учился. Мы посмотрели «Венеру» — а выйти уже не могли, потом нашу машину останавливали на постах ГАИ и рвали его на части, буквально отрывали куски одежды. Но он не был звездой, потому что у него не было других составляющих.

Мы живем в мире, который стремится переломать все вертикали.

Ольга Шервуд: Мы вот полтора часа сидим, и никто не сказал слово «роль». Нет ролей — поэтому артистам негде себя проявить. Тот набор звезд, который мы имеем сейчас... они почти все получили свои роли в кинематографе старших мастеров. А ролей нет, потому что нет честных фильмов. И пока не будет содержательного кино в массовом масштабе — такого, как Сашин фильм («Географ глобус пропил». — Ред.), — не будет и новых звезд.

Савельев: В поддержку того, что сказала Оля: сейчас все убеждены, что Данила Козловский расписан до 17-го года день за днем, в итоге вот он закончил съемки в «Академии вампиров» и в принципе с августа мог бы уже сниматься. Но нет предложения, которое было бы интересным!

Ратгауз: Под конец я еще хочу сказать такую вещь. От того факта, что на место кинозвезд пришли телезвезды, можно раздраженно отмахнуться, но стоит подумать, почему это произошло. Чем актер в сериале отличается от кинозвезды? Тем, что в сериале — грубо выражусь, неполиткорректно — это домашнее животное, с которым ты какое-то время живешь. Это уютное, не поднимающееся над тобой, находящееся в твоей плоскости лицо. И мне кажется, что это связано напрямую с тем известным фактом, о котором мы еще не говорили: все иерархии порушены. Мы живем в мире, который благодаря интернету стремится переломать все вертикали. И поэтому не нужны ни паттерны, ни виртуозы, да и само мастерство сильно потеряло в цене. Ценится не совершенство, а несовершенство. Это уже произошло в музыке, когда появились простые способы записывать музыку дома. И как есть звезды home video с комьюнити в сотни тысяч человек, так и более крупные формы, фильмы можно будет снимать, не вставая с дивана. Да это уже происходит. Время устроено так, что внушает человеку: настоящими героями являются он сам и ему подобные — как раз телезвезды и звезды реалити-шоу. Что означает, что мы хороним очень важную вещь — производство мечты. Потому что все эти большие актеры, все эти настоящие кинозвезды воплощали вертикаль не только потому, что они были огромными на экране, c ноздрей размером в два человека. Они формировали пространство невозможного. Современность стремится к тому, чтобы воспроизводить себя. И это печально, потому что это очень душный, сугубо реалистический, замкнутый в себе мир. И в этом смысле то, что сделали Расторгуев с Костомаровым в фильмах «Я тебя люблю» и «Я тебя не люблю», — прямое отражение полного цикла, в котором люди сами себе звезды. И это отсутствие потребности во взгляде наверх и, наоборот, потребность смотреть на уровне глаз, даже ниже уровня глаз — это новая черта современности. Мы все за демократизацию, за то, чтобы каждый имел свои пять минут славы. И каждый их имеет, и ему не нужна конкуренция. В этом смысле мы переживаем настоящий закат богов. Но! Надо сказать, что исторический маятник может качнуться и в противоположную сторону. И есть уже смутное ощущение этого движения назад: снизу — снова вверх. Так сказать, к звездам.

Шавловский: Миша, ты абсолютно прав, но мне кажется, что та реальность, которую ты описал, не исключает потребности во взгляде вверх. И фестиваль, участниками которого мы все являемся, — это же тоже в каком-то смысле эксперимент, это как раз попытка опровергнуть то, что ты говоришь. Реакция людей, которые приходят сюда и смотрят фильмы Саши Велединского, или Бори Хлебникова, или Виталия Манского, говорит о том, что в человеческой природе невозможно уничтожить желание смотреть вверх и говорить с высоко поднятой головой. Просто изменились, наверное, какие-то реалии. Я не верю в то, что у людей пропала необходимость в каком-то разговоре с чем-то, что выше, сильнее и красивее их. Просто это заложено в человеческой природе, это существовало во все времена, какими бы страшными они ни были.

Понравился материал? Помоги сайту!