6 июня 2016Литература
272

«Старик, добро пожаловать, мы теперь в агрессивной империи»

Олег Кашин о новом романе музыканта Олега Нестерова

текст: Олег Кашин
Detailed_picture© Ripol Classic

Начало шестидесятых, прогрессивный «комсомольский» КГБ Шелепина и Семичастного нанимает на службу троих молодых людей, трех друзей, словно срисованных из «Звездного билета» или «Заставы Ильича». Кажется, таких героев у нас не было вообще никогда — чтобы одновременно и оттепельная богема, и чекисты, хотя, конечно, они не вполне чекисты, а так, наемная троица копирайтеров, единственная чекистская функция которых — сочинять анекдоты.

Что все политические анекдоты сочинялись в глубинах КГБ, или ЦРУ, или и там, и там — эта легенда бородатее любого анекдота, но если ее рассказывать подробно — как трех парней вызвали в КГБ, как они потом, сидя в пирожковой, выбирали советского исторического героя для пробной серии (выбрали, как нетрудно догадаться, Чапаева) и как потом радовались, услышав свое произведение где-то в очереди, — получится легкий развлекательный сериальный сценарий наподобие «Оттепели». У Нестерова в первом романе «Юбка» был почти такой же сюжет, только вместо КГБ было геббельсовское ведомство, а вместо анекдотов — рок-н-ролл, но принцип абсолютно тот же: молодые эстеты по тайному заданию тоталитарной власти создают новый, невиданный ранее масскульт, призванный укрепить власть и упростить управление массами. «Юбка» и была легким сериальным сценарием: хоть Нестеров и патентованный германофил, и все помнят его первый хит «Карл-Маркс-Штадт» на мотив советских «Ландышей», книга получилась похожей на советское (прибалтийских студий) кино о загранице — как бы ни старался Алоиз Бренч, в кадр все равно въедет внедорожник «Нива», поскольку настоящих джипов на студии нет. У Нестерова «Нивой» были поездки героев в Кенигсберг на могилу Канта — упоминание о самой доступной современному россиянину достопримечательности старой Германии доказывало не хорошую погруженность автора в немецкий материал, а только то, что автор бывал в Калининграде. Декорации «Юбки» были слишком картонными, и текст казался необязательным, хоть и вполне милым, приложением к диску с довоенной немецкой поп-музыкой, вклеенному в обложку.

И вот спустя десять лет человек садится за новую «Юбку» на несопоставимо более знакомом материале. Нельзя сказать, что он как-то более тщательно изучал этот материал, нет — мы же не изучаем русский язык, мы просто на нем говорим. Советская шестидесятническая культура для поколения Нестерова, каким бы вестернизированным и космополитичным оно ни было, остается тем воздухом, которым это поколение дышит, а воздухом невозможно управлять, он всегда будет сильнее, и это его свойство срабатывает в «Небесном Стокгольме» сразу же, доказывая прежде всего самому автору, что невозможно говорить о советских шестидесятых, имея в виду только музыку, одежду и кино: политика и даже политэкономия возникают в сюжете сами собой сначала в виде фоновых разговоров, а потом — в виде нового сюжета, уничтожающего первоначальный и опрокидывающего веселый замысел про анекдотчиков из КГБ в неуправляемую стихию советской истории. Группу сочинителей анекдотов распускают где-то к середине книги, но это уже не имеет значения: сериал «Оттепель» к этому моменту уже превратился в полноценный шестидесятнический идеологический роман, что-то вроде «Тли» или «Чего же ты хочешь», но, разумеется, с обратным знаком, и герои, до того спокойно пьянствовавшие и ходившие по выставкам и по концертам, вдруг начинают выступать с самыми пространными монологами о том, как им обустроить Россию, — вряд ли Нестеров хотел написать «Тридцатую любовь Марины», но от быта к манифесту его роман, пусть не нарочно, едет по тем же рельсам, что и у Сорокина.

«Небесный Стокгольм» — оттуда же, из этих монологов. Это Небесный Иерусалим (разумеется, герои читают и цитируют и Бердяева тоже) с поправкой на скандинавский социализм, скандинавское кино, скандинавскую архитектуру и скандинавское турне Хрущева за несколько недель до октябрьского пленума — легенда о том, что, насмотревшись на шведское и норвежское изобилие, Никита Сергеевич решил устроить в СССР радикальную демократизацию, едва ли доказуема, но очень популярна среди мемуаристов, включая Анастаса Микояна и сына Хрущева Сергея. Исторические развилки и упущенные шансы — да, это всегда самое интересное.

Население Небесного Стокгольма — это и музыкант Гарин, сыгравший на им же изготовленном вибрафоне «Подмосковные вечера» для новой радиостанции «Маяк», и первый в СССР электрогитарист Мухин, собравший свой инструмент из четырех раскуроченных марьинорощинских таксофонов (стоит вспомнить, что первый сольный диск Мухина уже в наше время выпустил на своем лейбле «Снегири» как раз Олег Нестеров), и обязательный для этого жанра Шпаликов, и Высоцкий, случайно возникающий в роли соседа по коммуналке (они действительно были соседями) одного из создателей КВН Михаила Яковлева, и сам Яковлев, и другие первые кавээнщики во главе с Альбертом Аксельродом, первым ведущим главного шестидесятнического телешоу, и балерины, танцующие в «Весне священной», и Солженицын, и даже Юрий Лотман. Случайных имен здесь нет, и даже когда кто-то из героев произносит длинный, на несколько страниц, монолог об Арсении Авраамове, радикальном композиторе из двадцатых годов, игравшем свои симфонии на трубах московских и бакинских заводов и требовавшем у Луначарского сжечь все рояли в СССР, — Авраамов выглядит вполне уместным рядом со Шпаликовым и Окуджавой и даже с экономистами Либерманом и Канторовичем, которые на трубах, конечно, не играли, но по отношению к советской экономике были не менее радикальны, чем Авраамов по отношению к музыке. Монологи героев Нестерова иногда звучат так: «Не Госплан будет спускать задания, опираясь на прошлогодний план. Все развернется назад, теперь потребитель будет говорить, что и сколько ему нужно, предприятия сверстают планы и отправят их наверх, в Госплан, который станет не директивным органом, а регистрирующим. Схема начнет действовать не сверху вниз, а снизу вверх» — это в какой-то мере комично, но разве можно понять советские шестидесятые, игнорируя госплановскую тему, и разве можно говорить на эту тему другим языком?

Чем масштабнее надежды, тем страшнее их крушение. Рушится все и сразу. Аксельрода по пятому пункту переводят за кадр, заменяя славянином Масляковым, вместе с которым кавээновскую импровизацию заменяет заранее согласованная постановка; Канторовича прячут в психушку; восторженные вгиковские студентки превращаются в депрессивных мосфильмовских теток, ведущих учет зарезанным фильмам; встречи власти с интеллигенцией перемещаются из кремлевского зала, где когда-то Хрущев орал на Вознесенского, на Пушкинскую площадь 5 декабря 1965 года, где милиция, как в наше время, мрачно винтит митингующих, бубня в мегафон, что они мешают движению пешеходов. Анекдотную группу распускают, и двое из трех превращаются в обычных чекистов, а третий уезжает в Тарту к Лотману, как бы эмигрируя, но напутствуемый бывшим начальником (в книге его зовут Филиппыч — вероятно, это Филипп Бобков), настаивающим, что бывших чекистов не бывает. Электрогитарист Мухин прибивается к цыганскому театру. Балерины из «Весны священной» спят с кураторами из ЦК в обмен на престижные гастроли. От скандинавских надежд не остается ничего, и только вставная челюсть Нового Арбата, подсмотренная архитектором Посохиным как раз в Стокгольме, становится реальностью, украшенной, впрочем, монументальной мозаикой кинотеатра «Октябрь» с мертвецами из советского пропагандистского лубка.

Разговоры героев после пражских событий 1968-го, кажется (но кажется зря — Нестеров использует реальные цитаты из Элема Климова), списаны с наших дискуссий об участии и неучастии и о том, что лучше — улучшать систему изнутри или тихо учить санскрит. «Старик (конечно, «старик», как же иначе. — О.К.), добро пожаловать — мы теперь в агрессивной империи» — и дальше: «Сейчас у нас единственная проблема — выжить. Выжить как цивилизации на одной шестой части суши. Сохранить культуру. Для тех, кто придет дальше». Все, что осталось от амбициозных задач, и все, что осталось от Небесного Стокгольма на пятьдесят лет вперед, или на сто, или навсегда.

Олег Нестеров. Небесный Стокгольм. — М., Рипол-классик, 2016.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Разговор c оставшимсяВ разлуке
Разговор c оставшимся 

Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен

28 ноября 20244980
Столицы новой диаспоры: ТбилисиВ разлуке
Столицы новой диаспоры: Тбилиси 

Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым

22 ноября 20246536
Space is the place, space is the placeВ разлуке
Space is the place, space is the place 

Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах

14 октября 202413114
Разговор с невозвращенцем В разлуке
Разговор с невозвращенцем  

Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается

20 августа 202419592
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”»В разлуке
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”» 

Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым

6 июля 202423664
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границыВ разлуке
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границы 

Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова

7 июня 202428967
Письмо человеку ИксВ разлуке
Письмо человеку Икс 

Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»

21 мая 202429622