В садах своих возможностей

Людмила Петрушевская, наша великая абсурдистка и сюрреалистка, наши воскресшие обэриуты и неслучившиеся Грабал с Мрожеком, написала книгу «Нас украли» — нечто до того традиционное, что оторопь берет. Мексиканский сериал как он есть: двое, не то чтобы близнецы и даже вовсе не братья, просто появившиеся на свет в одном советском роддоме в один и тот же день и побратавшиеся в первые минуты жизни, — так вот, эти двое, подмененные, перепутанные, разлученные и давно воссоединившиеся, в конце концов являются к своему не то чтобы общему папаше, а поскольку папаша богат и дело происходит в каком-то маленьком офшорном раю уже в наши дни, надо полагать, все у этих двоих закончится хорошо.

В этот сюжет у Петрушевской вплетены истории родителей каждого из неблизнецов, а еще бабушки-дедушки, соседки по общежитской комнате, роддомовская санитарка, бывшие одноклассники с нынешними сожительницами, водитель папы из офшора, и жена водителя, и родня водителя, и дама с коляской на скамеечке — плотность этого мира такова, что готова представительствовать за все человечество. Размах взят эпический: мир Петрушевской не знает деления на события важные и второстепенные, персонажей главных и всех прочих; каждый дан в масштабе судьбы, и космический свет равно обтекает всех. По большому счету, близнецы здесь тоже одни из прочих и отнюдь не главные. Этот человеческий клубок можно было бы начать распутывать из любой точки — итог в финале был бы тем же.

Важнее близнецов — этих, демонстративно лишенных характеров и лиц, — сам принцип всеобщего родства. Человек человеку почти близнец просто потому, что набор коллизий, в которые можно угодить, в мире Петрушевской относительно невелик, что же до мексиканских злодейств с подмененными младенцами, эти злодейства так откровенно избыточны, надо полагать, всего лишь из сострадания к читателю — чтобы на экзистенциальном сквозняке не продуло сразу. Но не нужно никаких специальных манипуляций с роддомовскими бирками и кроватками: вот бабушка Нина Георгиевна, вот мама Тамара Геннадьевна, вот дочка Маша — все трое проживают одну и ту же судьбу мидовской княжны, обреченной на замужество с парнем из народа; вот в общежитии МГУ Алина, вот Фаина — у обеих директриса роддома крадет ребенка, чтобы доложить на «Жигули» или на кооператив.

© Издательство «Э», 2017

Спрессовываются не только жизненные обстоятельства, но и времена: время бабушек ничем по существу не отличается от времени матерей и времени внучек. Не сегодня замечено, что время в большой прозе Петрушевской течет по законам идиллии: оно размеренно и циклично, не знает качественной разницы между «прежде» и «теперь» и, что самое любопытное, никак не отзывается на сдвиг от советского к постсоветскому. Действительно, основные события повести «Нас украли» приходятся на 1980-е — 1990-е, но в масштабе эпоса и судьбы этот исторический перелом не значит ничего. О нет, разумеется, это не то брежневское «всегда», каким по большей части живет современная русская проза, веселые перестроечные авантюры творят новые типажи и сюжетные повороты (откуда бы иначе взяться рядовому сотруднику посольства в том самом офшорном раю), но большой ритм у Петрушевской определяется не этим — здесь все движется не от генсека к президенту, а от матери к младенцу или от очередного сироты, пусть и великовозрастного, к обретению семьи.

Монолитности времени отвечает дискретность пространства: в мире-мифе Петрушевской точкой, где человек выясняет отношения с бытием и небытием, остаются общежитская койка, раскладушка на чужой кухне, хибара под дырявой крышей где-то во Владимирской области и щель под хозяйской гостиной на офшорной вилле, где, скорчившись в три погибели, кухарка по прозвищу Кустодиев подслушивает все страшные тайны. За пределами этих точек нет ничего осязаемого, только бескрайняя Москва, бескрайняя Россия, чужая африканская Хантия, где советские дипломаты куют нефть и дружбу, и такая же непроницаемая западная земля Монтегаско, куда счастливчики переселяются проживать награбленное.

Выдохните спокойно, дорогой читатель, особенно если вы — пугливый критик или, не дай бог, член Букеровского комитета: ничего, что тринадцать лет назад заставило вас брезгливо морщиться и приговорить к нечтению роман «Номер один, или В садах других возможностей», в новой книге Петрушевской нет. Никто здесь не спустится в нижний мир, не станет изобретать игровую компьютерную реальность, речь не будет разъята на молекулы, а типажи покажутся вам до того узнаваемыми, что можете смело клеить на них ярлык «реализм». Ясное дело, никакой это не реализм, и если вы смотрите на мир чуть шире, чем пугливый критик, вас вряд ли оскорбит тот факт, что типажи у Петрушевской предельно условны, как роли в компьютерной игре, что никаких характеров здесь нет — действие движется не характерами, а коллизиями, как в игровой реальности, и что дефицит психологических мотивировок с лихвой окупается метафизическим избытком: любой персонаж в любую минуту может соскочить в нижний мир, в смерть или в абсолютное сиротство, и это тот единственный масштаб, которым его в этой прозе стоит мерить.

По большому счету, перед нами вариант того же мира, что и в «Номере один», только данный не в разъятии, как тринадцать лет назад, а в укрупнении, тоже явно нарушающем границы примитивного правдоподобия. На этот раз взята такая точка обобщения, что уже не очень важно, кто там, в роддомовской палате, — Маша и Алина или плотва Клава с молью Ниной (см. «Дикие животные сказки»); с той высоты, с какой мы смотрим на них в «Нас украли», все калушата, все подудонились, всех жалко.

Остается главный вопрос: где она, эта точка, с которой мир с его калушатами-близнецами виден так? В мифе Людмилы Петрушевской ответ дан давно — это перспектива матери, единственной, кто спасает от небытия и дает смысл круговращению времени. Само собой, в финале эпоса-сериала необъятная Кустодиев обнаружит, что беременна, и все снова окажется не напрасным: у мира и у слов есть смысл, и теперь кухарка Кустодиев будет питать не только прожорливое господское семейство, но и новую жизнь. Торжествует «матрипархат», как и было сказано в «Номере один»: «русск. женщ. родивш. ребенка, она всю жизнь положит на него <…>, и разве она доп-стит что нет поликлин, и б-ц, и ни зубик вырвать ни аппендицит вырез-ть».

Новое в этом апофеозе «матрипархата» только одно: великая мать, главный персонаж мира Петрушевской, теперь включает и матерей, и бабушек, поднимающих чужих детей, спасающих не только от смерти, но и от сиротства. Последовательное движение в рамках собственной поэтики заводит далеко за пределы литературы: перед нами книга, за которую автор отвечает просто жизнью — ежедневным многолетним собиранием денег на детский дом в городе Порхове, до которого, так уж вышло, в нашей стране никому нет дела, кроме писательницы Людмилы Петрушевской. Повесть «Нас украли» и есть завершение истории о том, как прожить жизнь в русской литературе: начинать с абсурдистских пьес и звериных сказок и закончить спасением детей, без которого пьесы и сказки, выходит, были не совсем правдой. Совсем как на концертах Л.С., где обычно начинается все с шансона, со «Старушки не спеша», а заканчивается порховскими детьми, и «старушка» оборачивается матерью-родиной — единственной, которую еще не стыдно так называть.

И напоследок об автопортрете в этой повести о близнецах. Как «Менины» для Веласкеса, она значит для автора слишком многое, чтобы его присутствие могло нас удивить. Книжного двойника автора зовут Ланочка, само собой, она художница — из тех, кто в советские годы оформлял типовые детские сады (Ланочка помимо зверюшек умудрялась вписать в интерьер ангелов из Сикстинской капеллы, чем регулярно вызывала неудовольствие художественного начальства). У Ланочки есть еще один дар — она мгновенно подхватывает любую интонацию, мелодию любого языка и тут же выдает нечто, что не отличить от цыганского проклятия или приветствия народа Монтегаско (ср. хотя бы с песенным репертуаром автора «Нас украли»). Наконец, Ланочка, совершенно бессмысленная для движения сюжета, окажется в финале той единственной всеобщей бабушкой, которая всех помирит и всем, включая полицию Монтегаско, все объяснит — в той мере, в какой каждому нужно знать правду. Совсем как «ваша Л.С.».

Людмила Петрушевская. Нас украли. История преступлений. — М., Издательство «Э», 2017

Понравился материал? Помоги сайту!