Разговор c оставшимся
Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20245152«Когда османы не приспосабливались к западным нормам, их обзывали варварами; когда же они копировали Запад, их считали обманщиками и никчемными людьми».
Божидар Езерник. «Дикая Европа». Стр. 270
Книга известного словенского антрополога и культуролога Божидара Езерника — цепочка разнообразных очерков, объединенных одним: как Балканы представлялись глазам западных путешественников на протяжении последних веков, с XVI столетия. Одна деталь сразу же бросится в глаза отечественному читателю, интересующемуся ментальной географией и связанными с ней сюжетами, — в число «западных» путешественников целиком войдут и русские авторы, писавшие о Балканах в XIX — начале XX века: среди тех, чьи голоса звучат в книге, будут и российские консулы, и известный славист со славянофильскими симпатиями Гильфердинг, чьи замечания с особенной любовью цитирует автор, ценя в них наблюдательность и способность освободиться от расхожих взглядов — отметить нечто, не только выбивающееся из ожиданий, но и противоречащее идейным симпатиям автора. Есть в книге цитаты и из Троцкого в бытность того корреспондентом во времена Балканских войн 1912—1913 гг., и из Амфитеатрова, теперь уже подзабытого, а в первые десятилетия XX века — одного из самых популярных русских журналистов и беллетристов, оставившего целую серию очерков, посвященных балканским сюжетам. Если русской культуре последних двух веков свойственно остро переживать вопрос о своей принадлежности к «Западу» или отъединенности от него, то в оптике балканской взгляд русских авторов является частью «западного», Езерник далеко не всегда даже оговаривает принадлежность автора к России — с его точки зрения, эта деталь является отнюдь не первостепенной, не сообщающей значимых различий с точки зрения того, что они рассказывали своим читателям, тогда как в отечественной оптике последний аспект способен оказаться весьма значимым — о чем, например, повествует недавно вышедшая книга Виктора Таки [1].
Пересказывать хотя бы основные из историй, рассказанных в сравнительно небольшой книжке, — дело не только неблагодарное, но и не имеющее смысла: ее ценность именно в тонкой работе, подборе и сопоставлении массы свидетельств, где важны не «основные линии» повествования, а как раз детали, оттенки — и неожиданные истории, освещающие хорошо знакомые сюжеты. Так, Езерник подробно рассказывает, как Мостарский мост, построенный в 1566 г. в Мостаре по проекту Мимара Хайреддина, ученика Мимара Синана, с течением времени в глазах западных путешественников оказался несоответствующим их восприятию Османской империи — последняя была царством варварства, восточной дикости и косности, а мост был прекрасен и изыскан — и в XIX веке его определяют как «римский», споря о том, какой именно из римских августов, Траян или Адриан, его воздвиг. Балканы стали восприниматься как территория варварства — и то, что не могло быть оценено подобным образом и в то же время не могло быть классифицировано как следствие новейших веяний цивилизации, подлежало помещению в классическое наследие (аналогичная судьба ожидала и «римский мост» в Скопье). Поскольку некоторые из путешественников были вполне учены, то «римская» версия подвергалась поправкам: к концу XIX века признавали, что мост был перестроен турками, во многом изменен, но основа должна была оставаться римской — дабы можно было вполне наслаждаться его совершенством. Равно как у местных христиан стала популярной иная версия — теперь уже мост строился в новые времена, но строился именно местными, что давало возможность присвоить его и сделать предметом гордости. Впрочем, историческое разбирательство и наведение порядка в памяти мост и погубили: в 1993 г. его уже все признавали турецким, и в итоге в ходе войны он был взорван, дабы навсегда вычеркнуть неудобную память о мусульманском прошлом Герцеговины. Память, способная вполне легко обращаться с историей, была побеждена достоверным историческим суждением — и в итоге прекрасный мост стал жертвой адекватного знания, вытеснившего гибкую память, позволявшую западным туристам наслаждаться классической древностью, глядя на шедевр XVI века.
Выскобленные глаза христианских святых на фресках местные жители объясняли путешественникам турецким надругательством — и лишь в ответе на вопрос одного из любопытных приезжих, отчего изувечивание святых ликов производилось столь высоко, неудобно и избирательно, священник попутно признавал, что за этим стоит вера в целебность краски: соскобленные глаза помогают от глазных болезней и т.д., отчего по той же логике симпатической магии страдали фаланги пальцев и другие части тела святых. Стандартный рассказ, возлагающий вину на «турок», определяется встречей с «европейцем»: ему надобно дать ответ, одновременно винящий врагов, соответствующий ожиданиям говорящего и избавляющий отвечающего от ощущения «нецивилизованности» своих соплеменников. Примечательно, что один путешественник уже после 1989 г. зафиксировал подобный же ответ на тот же вопрос — только теперь «надругательство» возлагалось на новых врагов: во всем были виноваты «коммунисты».
Есть в русском переводе книги Езерника и непредумышленное подтверждение его рассуждений: на вклейке помещены две открытки начала прошлого века, одна из которых изображает «турецкого имама» в Боснии и Герцеговине, а вторая — «интерьер Святой Софии» в Константинополе. Особенность в том, что изображения на двух открытках совершенно идентичны, различаются лишь подписи: в глазах западного зрителя, которому предназначались открытки, интерьер Айя-Софии был способен символизировать внутреннее пространство всякой большой мечети, а читающий толстую книгу старик-мусульманин в традиционном одеянии — имама. А в русском переводе подписи под открытками оказались перепутаны, тем самым окончательно подтверждая «универсальность изображения», могущего служить иллюстрацией некоего «Востока вообще».
Сложно выстроенное повествование о столкновениях взглядов, о том, как не только описывали Балканы путешественники, но и как разные люди, жившие там, объясняли свою жизнь и реалии «европейцам», стремясь предстать в их глазах такими, какими они себя хотели увидеть, — оборачивается в финале прямой речью, реквиемом по утраченной сложности: национализм восторжествовал на Балканах и упростил их — местные города стали «экономными подражаниями» западным, пожертвовав всем прошлым разнообразием, прошлое старательно укладывалось в «национальные истории», столь скучные оттого, что за разнообразием имен и мест знаешь общую канву и интерес лишь в том, что именно опустил и как именно обошел сложные места автор, чтобы в итоге получить известное еще до того, как он сел за письменный стол, повествование. И в итоге эти Балканы стали гораздо менее интересны и путешественникам — ведь, будучи другими, они были хотя бы своеобычными «варварами», а так — лишь неудачной, очень низкого качества имитацией того, что в надлежащем исполнении существует на «Западе». Возможно, впрочем, что здесь сыграло свою роль увлечение избранным материалом: ведь быть интересным предметом описания отнюдь не означает вести желанную жизнь, которая может быть куда более скучной и неинтересной для путешественника. Другое дело, что, став «экономным подражанием», этот мир лишился собственного смысла и для своих обитателей, но в этом Балканы отнюдь не оригинальны.
[1] Таки В. Царь и султан: Османская империя глазами россиян. — М.: Новое литературное обозрение, 2017 (серия Historia Rossica).
Б. Езерник. Дикая Европа. Балканы глазами западных путешественников / Пер. со словенского Л.А. Кирилиной. — М.: Лингвистика, 2017. 358 с.
Запрещенный рождественский хит и другие праздничные песни в специальном тесте и плейлисте COLTA.RU
11 марта 2022
14:52COLTA.RU заблокирована в России
3 марта 2022
17:48«Дождь» временно прекращает вещание
17:18Союз журналистов Карелии пожаловался на Роскомнадзор в Генпрокуратуру
16:32Сергей Абашин вышел из Ассоциации этнологов и антропологов России
15:36Генпрокуратура назвала экстремизмом участие в антивоенных митингах
Все новостиМария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20245152Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым
22 ноября 20246700Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах
14 октября 202413254Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
20 августа 202419716Социолог Анна Лемиаль поговорила с поэтом Павлом Арсеньевым о поломках в коммуникации между «уехавшими» и «оставшимися», о кризисе речи и о том, зачем людям нужно слово «релокация»
9 августа 202420389Быть в России? Жить в эмиграции? Журналист Владимир Шведов нашел для себя третий путь
15 июля 202423031Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым
6 июля 202423788Философ, не покидавшая Россию с начала войны, поделилась с редакцией своим дневником за эти годы. На условиях анонимности
18 июня 202428966Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова
7 июня 202429083Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»
21 мая 202429733